Неточные совпадения
— Дурак! Это
ты от зависти
говоришь,
что не нравится! Думаешь, у
тебя в саду, на Канатной улице, лучше было сделано?
—
Ты сам ничего не знаешь, — заговорила она торопливо, со слезами в голосе, и милые глаза ее красиво разгорелись. — Лавочница — распутная, а я — такая,
что ли? Я еще маленькая, меня нельзя трогать и щипать, и все…
ты бы вот прочитал роман «Камчадалка», часть вторая, да и
говорил бы!
— Видал? — улыбаясь, спросила бабушка. — А я вначале опозналась, думала — собака, гляжу — ан клыки-то волчьи, да и шея тоже! Испугалась даже: ну,
говорю, коли
ты волк, так иди прочь! Хорошо,
что летом волки смиренны…
— Что-о?
Ты с кем
говоришь?
— Да разве можно при нем так
говорить, дурак
ты длинноволосый!
Что же я для него, после этих слов? Я женщина беременная.
—
Что это
ты говоришь? — подозрительно спрашивала его жена.
—
Ты с ума сошел!
Что ты ему
говоришь?
— А мне сказали,
что ты болен, отвезен в больницу, — видишь, как неверно
говорят?
— Чудак
ты, —
говорит он, —
чего же
тебе сказать? Я все видел. Спроси: монастыри видел? Видел. А трактиры? Тоже видел. Видел господскую жизнь и мужицкую. Жил сыто, жил и голодно…
— Ч-чудак! Камень,
говорит, а? А
ты и камень сумей пожалеть, камень тоже своему месту служит, камнем улицы мостят. Всякий материал жалеть надо, зря ничего не лежит.
Что есть песок? А и на нем растут былинки…
— Видишь — никто не знает, ни старый, ни малый! Я
тебе говорю: и богатство само по себе — ни к
чему! Все требует какого-нибудь приложения…
— Кто
ты есть? —
говорил он, играя пальцами, приподняв брови. — Не больше как мальчишка, сирота, тринадцати годов от роду, а я — старше
тебя вчетверо почти и хвалю
тебя, одобряю за то,
что ты ко всему стоишь не боком, а лицом! Так и стой всегда, это хорошо!
— Думаешь — это я по своей воле и охоте навалился на
тебя? Я — не дурак, я ведь знал,
что ты меня побьешь, я человек слабый, пьющий. Это мне хозяин велел: «Дай,
говорит, ему выволочку да постарайся, чтобы он у себя в лавке побольше напортил во время драки, все-таки — убыток им!» А сам я — не стал бы, вон
ты как мне рожу-то изукрасил…
Только
ты не
говори им,
что мы виделись, а просто приходи в воскресенье на Фоминой и — шабаш!
— Да
ты что это
говоришь? — возмущалась супруга.
— Всю работу вовеки не сделаешь, — спокойно
говорил он. О книгах отзывался пренебрежительно: — Напечатать все можно, я
тебе что хошь выдумаю, это — пустяки…
— А
что тебе мои просьбы и советы? Если дочь родная не послушала. Я кричу ей: «Не можешь
ты родную мать свою бросить,
что ты?» А она: «Удавлюсь»,
говорит. В Казань уехала, учиться в акушерки хочет. Ну, хорошо… Хорошо… А как же я? А я — вот так… К
чему мне прижаться?.. А — к прохожему…
— Ну, конешно, хорошо! Хоша
ты не столь поешь, сколько рассказываешь, однако — мастер,
что и
говорить! Иного — никто не скажет…
— Вообще, брат, люди — сволочь! Вот
ты там с мужиками
говоришь, то да се… я понимаю, очень много неправильного, подлого — верно, брат… Воры всё! А
ты думаешь, твоя речь доходит? Ни перчинки! Да. Они — Петр, Осип — жулье! Они мне всё
говорят — и как
ты про меня выражаешься, и всё…
Что, брат?
— Ну да! А
ты —
что думал? Он больше всех
говорит, болтун. Он, брат, хитрая штука… Нет, Пешко́в, слова не доходят. Правда? А на кой черт она? Это все равно как снег осенью — упал на грязь и растаял. Грязи стало больше.
Ты — лучше молчи…
Неточные совпадения
Хлестаков. Стой,
говори прежде одна.
Что тебе нужно?
Анна Андреевна. Цветное!.. Право,
говоришь — лишь бы только наперекор. Оно
тебе будет гораздо лучше, потому
что я хочу надеть палевое; я очень люблю палевое.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли,
что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери?
Что? а?
что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай
тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы
тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы,
говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах
ты, рожа!
Анна Андреевна. Где ж, где ж они? Ах, боже мой!.. (Отворяя дверь.)Муж! Антоша! Антон! (
Говорит скоро.)А все
ты, а всё за
тобой. И пошла копаться: «Я булавочку, я косынку». (Подбегает к окну и кричит.)Антон, куда, куда?
Что, приехал? ревизор? с усами! с какими усами?
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к
тебе в дом целый полк на постой. А если
что, велит запереть двери. «Я
тебя, —
говорит, — не буду, —
говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это,
говорит, запрещено законом, а вот
ты у меня, любезный, поешь селедки!»