Неточные совпадения
— А
спроси его, — сказал Райский, — зачем он тут стоит и кого так пристально высматривает и выжидает? Генерала! А нас с тобой не видит, так что любой прохожий может вытащить
у нас платок из кармана. Ужели ты считал делом твои бумаги? Не будем распространяться об этом, а скажу тебе, что я, право, больше делаю, когда мажу свои картины, бренчу на рояле и даже когда поклоняюсь красоте…
— Это тоже — Дон-Жуан? —
спросил тихонько Аянов
у Райского.
— Знаю, знаю зачем! — вдруг догадался он, — бумаги разбирать — merci, [благодарю (фр.).] а к Святой опять обошел меня, а Илье дали! Qu’il aille se promener! [Пусть убирается! (фр.)] Ты не была в Летнем саду? —
спросил он
у дочери. — Виноват, я не поспел…
А
спросили ли вы себя хоть раз о том: сколько есть на свете людей,
у которых ничего нет и которым все надо?
— А вы сами, cousin, что делаете с этими несчастными: ведь
у вас есть тоже мужики и эти… бабы? —
спросила она с любопытством.
— Что это
у Марфеньки глазки красны? не плакала ли во сне? — заботливо
спрашивала она
у няни. — Не солнышко ли нажгло? Закрыты ли
у тебя занавески? Смотри ведь, ты, разиня! Я ужо посмотрю.
И сам Яков только служил за столом, лениво обмахивал веткой мух, лениво и задумчиво менял тарелки и не охотник был говорить. Когда и барыня
спросит его, так он еле ответит, как будто ему было бог знает как тяжело жить на свете, будто гнет какой-нибудь лежал на душе, хотя ничего этого
у него не было. Барыня назначила его дворецким за то только, что он смирен, пьет умеренно, то есть мертвецки не напивается, и не курит; притом он усерден к церкви.
— И повести можно: конечно,
у вас есть талант. Но ведь это впоследствии, когда талант выработается. А звание… звание, я
спрашиваю?
Профессор
спросил Райского, где он учился, подтвердил, что
у него талант, и разразился сильной бранью, узнав, что Райский только раз десять был в академии и с бюстов не рисует.
— Все это так просто, cousin, что я даже не сумею рассказать:
спросите у всякой замужней женщины. Вот хоть
у Catherine…
— Ну, теперь я вижу, что
у вас не было детства: это кое-что объясняет мне… Учили вас чему-нибудь? —
спросил он.
— Все собрались, тут пели, играли другие, а его нет; maman два раза
спрашивала, что ж я, сыграю ли сонату? Я отговаривалась, как могла, наконец она приказала играть: j’avais le coeur gros [на сердце
у меня было тяжело (фр.).] — и села за фортепиано. Я думаю, я была бледна; но только я сыграла интродукцию, как вижу в зеркале — Ельнин стоит сзади меня… Мне потом сказали, что будто я вспыхнула: я думаю, это неправда, — стыдливо прибавила она. — Я просто рада была, потому что он понимал музыку…
А его резали ножом, голова
у него горела. Он вскочил и ходил с своей картиной в голове по комнате, бросаясь почти в исступлении во все углы, не помня себя, не зная, что он делает. Он вышел к хозяйке,
спросил, ходил ли доктор, которому он поручил ее.
— Что, он часто бывает
у вас? —
спросил Райский, заметив и эту сухость тона.
«
Спросить, влюблены ли вы в меня — глупо, так глупо, — думал он, — что лучше уеду, ничего не узнав, а ни за что не
спрошу… Вот, поди ж ты: „выше мира и страстей“, а хитрит, вертится и ускользает, как любая кокетка! Но я узнаю! брякну неожиданно, что
у меня бродит в душе…»
— Гусенка не видала? —
спросила она
у девочки грудным звонким голосом.
— А разве
у меня есть брильянты и серебро!.. —
спросил он.
— Что кончено? — вдруг
спросила бабушка. — Ты приняла? Кто тебе позволил? Коли
у самой стыда нет, так бабушка не допустит на чужой счет жить. Извольте, Борис Павлович, принять книги, счеты, реестры и все крепости на имение. Я вам не приказчица досталась.
— Будешь задумчив, как навяжется такая супруга, как Марина Антиповна! Помнишь Антипа? ну, так его дочка! А золото-мужик, большие
у меня дела делает: хлеб продает, деньги получает, — честный, распорядительный, да вот где-нибудь да подстережет судьба!
У всякого свой крест! А ты что это затеял, или в самом деле с ума сошел? —
спросила бабушка, помолчав.
Он пошел поскорее, вспомнив, что
у него была цель прогулки, и поглядел вокруг, кого бы
спросить, где живет учитель Леонтий Козлов. И никого на улице: ни признака жизни. Наконец он решился войти в один из деревянных домиков.
Что было с ней потом, никто не знает. Известно только, что отец
у ней умер, что она куда-то уезжала из Москвы и воротилась больная, худая, жила
у бедной тетки, потом, когда поправилась, написала к Леонтью,
спрашивала, помнит ли он ее и свои старые намерения.
— Грибы, братец, любите? —
спросила Марфенька, —
у нас множество.
— Где же
у ней все? —
спросил Райский.
— Что такое? —
спрашивал Райский
у людей.
— Жена спит, а я не знаю где: надо
у Авдотьи
спросить…
—
У вас нет охоты пристать к которому-нибудь разряду? — улыбаясь,
спросил Райский.
— Да, ничего… Что это за книга? —
спросил он и хотел взять книгу
у ней из-под руки.
—
У вас была моя библиотека в руках? —
спросил он.
— Вот она сейчас и догадалась!
Спрашивают тебя: везде поспеешь! — сказала бабушка. — Язык-то стал
у тебя востер: сама я не умею, что ли, сказать?
— С вами ни за что и не поеду, вы не посидите ни минуты покойно в лодке… Что это шевелится
у вас в бумаге? — вдруг
спросила она. — Посмотрите, бабушка… ах, не змея ли?
— Зачем оно
у вас: разве он здесь? —
спрашивала она в тревоге.
— Да, вздумал отца корить:
у старика слабость — пьет. А он его усовещивать, отца-то! Деньги
у него отобрал! Вот и пожурил; и что ж,
спросите их: благодарны мне же!
— Вы столичный житель, там живете
у источника, так сказать… не то что мы, деревенские… Я хотел
спросить: теперь турки издревле притесняют христиан, жгут, режут, а женщин того…
— Да не вертись по сторонам в церкви, не таскай за собой молодых ребят… Что, Иван Иваныч: ты, бывало,
у ней безвыходно жил! Как теперь: все еще ходишь? — строго
спросил он
у какого-то юноши.
Он с удовольствием приметил, что она перестала бояться его, доверялась ему, не запиралась от него на ключ, не уходила из сада, видя, что он, пробыв с ней несколько минут, уходил сам; просила смело
у него книг и даже приходила за ними сама к нему в комнату, а он, давая требуемую книгу, не удерживал ее, не напрашивался в «руководители мысли», не
спрашивал о прочитанном, а она сама иногда говорила ему о своем впечатлении.
Они послеобеденные часы нередко просиживали вдвоем
у бабушки — и Вера не скучала, слушая его, даже иногда улыбалась его шуткам. А иногда случалось, что она, вдруг не дослушав конца страницы, не кончив разговора, слегка извинялась и уходила — неизвестно куда, и возвращалась через час, через два или вовсе не возвращалась к нему — он не
спрашивал.
— Это не опыт, а пытка! — говорил он в такие мрачные дни и боязливо
спрашивал себя, к чему ведет вся эта тактика и откуда она
у него проистекает?
Он опять подкарауливал в себе подозрительные взгляды, которые бросал на Веру, раз или два он
спрашивал у Марины, дома ли барышня, и однажды, не заставши ее в доме, полдня просидел
у обрыва и, не дождавшись, пошел к ней и
спросил, где она была, стараясь сделать вопрос небрежно.
— Где Вера? —
спросил Райский
у бабушки.
— Молока
у мужиков
спросит или после придет,
у Марины чего-нибудь
спросит поесть.
— Как можно
спросить: прогневаются! — иронически заметила Татьяна Марковна, — на три дня запрутся
у себя. Бабушка не смей рта разинуть!
На другой день опять она ушла с утра и вернулась вечером. Райский просто не знал, что делать от тоски и неизвестности. Он караулил ее в саду, в поле, ходил по деревне,
спрашивал даже
у мужиков, не видали ли ее, заглядывал к ним в избы, забыв об уговоре не следить за ней.
— Suis-je bien comme-ça? [Ну как, хороша я? (фр.)] — шепотом
спросила Крицкая
у Веры.
— Что это так трезвонили сегодня
у Спаса? —
спросил он, — праздник, что ли, завтра?
— Не были ли вы сегодня
у всенощной? —
спросил опять холодно Марк.
— Вот Борюшка говорит, что увезла. Посмотри-ка
у себя и
у Василисы
спроси: все ли ключи дома, не захватили ли как-нибудь с той вертушкой, Мариной, от которой-нибудь кладовой — поди скорей! Да что ты таишься, Борис Павлович, говори, какие ключи увезла она: видел, что ли, ты их?
— Кто навязывал:
спроси ее? Если б они
у меня были запуганные или забитые, какие-нибудь несчастные, а ты видишь, что они живут
у меня, как птички, делают, что хотят…
— Скажите, бабушка, что это за попадья и что за связь
у них с Верой? —
спросил Райский.
— Нет, нет, — говорил он, наслаждаясь этой сценой, — как можно губить мать семейства!.. Ведь
у вас есть дети — а где ваши дети? —
спросил он, оглядываясь вокруг. — Что вы мне не покажете их?
— Кто это с тобой? Чьи лошади, кто правит ими? —
спрашивал тихо Райский
у Веры.