Сальватор. Книга II

Александр Дюма, 1863

Вниманию читателя, возможно, уже знакомого с героями и событиями романа «Могикане Парижа», предлагается продолжение – роман «Сальватор». В этой книге Дюма ярко и мастерски, в жанре «физиологического очерка», рисует портрет политической жизни Франции 1827 года. Король бессилен и равнодушен. Министры цепляются за власть. Полиция повсюду засылает своих провокаторов, затевает уголовные процессы против политических противников режима. Все эти события происходили на глазах Дюма в 1827—1830 годах. Впоследствии в своих «Мемуарах» он писал: «Я видел тех, которые совершали революцию 1830 года, и они видели меня в своих рядах… Люди, совершившие революцию 1830 года, олицетворяли собой пылкую юность героического пролетариата; они не только разжигали пожар, но и тушили пламя своей кровью».

Глава XL

В которой у Жана Торо и Туссена Лувертюра появляется возможность сколотить состояние, но они ею не воспользуются

Господин де Вальженез уже приготовился обороняться: взяв по бутылке в каждую руку, он выжидал момента, когда Жан Торо приблизится к нему настолько, что он сможет разбить эти бутылки об его голову.

Жан Торо нагнулся, схватил табурет за ножку и сделал шаг в направлении господина де Вальженеза.

— Да что он такого сделал? — спросил Туссен.

— А ты взгляни под стол, — сказал Жан Торо.

Туссен взял лампу и посмотрел.

— Ай! — сказал он, увидев потемневший от белого вина кирпич, — это кровь?!

— Кровь? — сказал Жан Торо. — Если бы это была кровь, то было бы не так обидно: поешь хлеба, и кровь восстановится. Но вино-то делается только из винограда! А в этом году все виноградники побило заморозками!

— Как? Он вылил на пол вино? — вскричал возмущенной Туссен.

— Вот именно!

— Ну, в таком случае он, как ты сказал, — негодяй! Врежь ему!

— Я только и ждал твоего разрешения, Туссен, — сказал Жан Торо, вытирая рукавом вспотевший от гнева лоб.

— Слушайте, если вы приблизитесь ко мне еще на шаг, я размозжу вам голову, — сказал Вальженез.

— Ах, вам недостаточно того, что вы проливаете вино! Вы еще хотите разбить бутылки? — сказал Жан Торо. — Ведь вы собираетесь разбить бутылки, а не мою голову, я вас предупреждаю!

— Ну, врежь же ему, Жан! — крикнул Туссен. — Ну чего ты ждешь?

— Я одумался, — сказал Жан Торо. — И надеюсь, что господин граф тоже одумается.

А затем добавил совершенно спокойным тоном:

— Не так ли, мсье де Вальженез? Вы ведь оставите в покое бутылки, а?

Господин де Вальженез нахмурил брови. В душе его шла страшная борьба между гордостью и разумом.

— Ну, — спросил Жан Торо, — оставим бутылки в покое? Или не оставим?

— О, Жан, — завопил Туссен, — я тебя не узнаю!

— Поставьте бутылки на место! Ну! — продолжал Жан Торо. — Раз, два… Берегитесь, на счет три я ударю вас по башке!

Лоредан опустил руки и аккуратно поставил бутылки на полку камина.

— Вот так-то! А теперь давайте сядем на место.

Лоредан подумал, вероятно, что единственный способ утихомирить этого дикого зверя заключался в том, чтобы не сердить его. И поэтому молча, как и в первый раз, исполнил второй приказ.

Затем, поскольку в голове его родился уже новый план, он решил воспользоваться одним средством, которое давало ему больше шансов, чем простая грубая сила.

— Друг мой Туссен, — сказал Жан Торо, — отнеси-ка эти две бутылки в шкаф и запри его на ключ. Их не следовало оттуда доставать.

Туссен сделал так, как его просили.

— А теперь, господин граф, — снова произнес Жан Торо, — признайтесь мне в одной вещи…

— В чем же? — спросил граф.

— Вы ведь хотели напоить нас до такой степени, чтобы мы потеряли соображение, и воспользоваться нашим опьянением для того, чтобы сбежать, не так ли?

— Ведь вы же воспользовались своей силой для того, чтобы схватить меня, — довольно логично ответил граф.

— Силой — да. Но мы не прибегали к хитрости. Мы ведь с вами не пили вначале для того, чтобы потом вас обмануть. Когда люди вместе пьют, этого делать никак нельзя!

— Признаю, что я был неправ, — сказал Вальженез.

— Вылить на пол вино! — вставил слово Туссен. — Божий дар!

— Поскольку господин граф признал свою ошибку, — сказал Жан Торо, — не будем об этом больше говорить.

— Тогда о чем же мы будем говорить? — грустно произнес угольщик. — Дело в том, что когда я не разговариваю и не пью, меня тянет в сон.

— Поспи, если тебя так тянет. Я-то спать ни капельки не хочу.

— В таком случае, — сказал Лоредан, — я могу найти тему для разговора.

— Вы очень любезны, господин граф, — ворчливо произнес Жан Торо.

— Вы показались мне приятными людьми… Может быть, немного более живыми, чем надо, — продолжал Лоредан. — Но в основе своей добрыми.

— Как же это вы догадались? — спросил Жан Торо, пожимая плечами.

— Мне нравятся такие молодцы, как вы, — продолжал граф.

— У вас хороший вкус! — сказал плотник все тем же тоном.

Туссен слушал этот разговор, сгорая от нетерпения узнать, куда же клонит пленник.

— Так вот, — снова заговорил тот, — если вы хотите…

И он замолчал.

— Если мы хотим?.. — повторил Жан Торо.

— Так вот, если вы хотите, — сказал Вальженез, — я мог бы дать вам денег.

— Черт побери! — сказал Туссен, навострив уши. — Денег? Давайте поговорим на эту тему.

— Помолчи, Туссен! — сказал Жан Торо. — Здесь говорю я, а ты — молчи!

Затем, обращаясь к Лоредану, спросил:

— Не хотите ли развить вашу мысль, молодой хозяин?

— Мысль моя очень проста, и я буду говорить без обиняков.

— Валяйте! — сказал Туссен.

— Я ведь тебе уже сказал, чтобы ты умолк, — снова ворчливо сказал Жан.

— Вы зарабатываете на жизнь своими руками, не так ли? — спросил граф.

— Конечно! Все, кроме лодырей, так и делают! — ответил Жан Торо.

— И сколько же вы зарабатываете в лучшие дни?

— День на день не приходится. Бывают и простои, — сказал Туссен. — Где-то по три франка в день.

— Да заткнись же, Туссен!

— Почему это я должен заткнуться? Господин граф спросил меня, сколько я зарабатываю, и я ему ответил.

— Три франка в день, — повторил граф, делая вид, что не замечает спора двух приятелей. — Это значит, по девяносто франков в месяц и по тысяче франков в год.

— И что же дальше? — спросил Жан Торо. — Это нам прекрасно известно.

— А то, что я предлагаю вам за один только вечер заработать столько же, сколько вы заработаете за двадцать пять лет.

— Двадцать пять тысяч франков? — воскликнул Туссен. — Вы шутите! Двадцать пять тысяч франков за один вечер — этого быть не может!

— Сами видите, — продолжал Вальженез, — что с такими деньгами вам есть на что жить, не работая. Потому что, положив свои двадцать пять тысяч под проценты, будете иметь по тысяче двести пятьдесят ливров ренты.

— И не работать! — повторил Туссен. — Слышишь, Жан? Не работать!

— А что же это я буду делать, если не буду работать? — наивно спросил Жан Торо.

— Вы будете делать то, что вам захочется: можете ходить на охоту… на рыбалку, если охота вам не нравится. Можете купить землю и работать на ней. Вы сможете делать все, что делают богатые люди, то, что делаю я сам.

— О, да! — с горечью произнес Жан Торо. — Я буду похищать шестнадцатилетних девушек у их женихов и у их родных! Вот развлечение для тех, кто не работает! Вот чем вы занимаетесь, господин граф!

— Ну, тогда вы будете делать то, что вам нравится. Но я предлагаю вам обоим пятьдесят тысяч франков: по двадцать пять тысяч на каждого.

— Двадцать пять тысяч франков! — снова повторил Туссен с горящими от вожделения глазами.

— Помолчи, Туссен! — суровым голосом сказал плотник.

— Двадцать пять тысяч франков, друг мой Жан, — повторил с нежностью в голосе угольщик.

— Ты получишь двадцать пять тумаков, если не замолчишь, Туссен.

— Пятьдесят тысяч франков на двоих. Деньги вы получите сегодня же вечером.

— Это целое состояние, Жан! Целое состояние! — пробормотал угольщик.

— Да умолкнешь ли ты, несчастный! — сказал Жан Торо, угрожающе замахиваясь на приятеля.

— Но ты хотя бы спроси у него, как мы можем заработать эти двадцать пять тысяч франков.

— Ладно, — сказал Жан Торо.

И, поворачиваясь к пленнику, спросил:

— Итак, господин граф, вы оказываете нам честь предложить каждому по двадцать пять тысяч франков? А не скажете ли мне, какую работу мы должны выполнить для того, чтобы заработать такую сумму?

— Я предлагаю вам такую сумму за мою свободу. Все очень просто.

— Ты слышал, Жан Торо? — спросил угольщик, толкая приятеля локтем в бок.

— Туссен, Туссен! — пробормотал Жан Торо, пронизывая своего приятеля взглядом.

— Молчу, молчу… Но ведь двадцать пять тысяч франков…

Плотник повернулся к графу.

— А с чего это вы взяли, что мы держим вас в неволе, дворянчик? — спросил он.

— Да потому, — ответил Вальженез, — что кто-то, как мне кажется, вам за это заплатил.

Жан Торо занес свою лапищу над Лореданом. Но потом, сделав усилие над собой, медленно опустил руку.

— Заплатил! — сказал плотник. — Только люди, подобные вам, господин граф, люди, которые покупают или продают честь других, могут платить за это деньги. Да, именно так поступают богатые люди, те, кто не работает. Они платят за то зло, которое не могут творить сами… Слушайте хорошенько, господин граф: будь вы в десять раз богаче, имей вы возможность предложить мне вместо двадцати пяти тысяч франков миллион за то, чтобы я отпустил вас хотя бы на минуту раньше указанного мне срока, я отказался бы с презрением, которое никак не меньше радости, какую я получаю оттого, что вы — мой пленник.

— Я предлагаю вам сто тысяч франков вместо пятидесяти, — лаконично произнес господин де Вальженез.

— Жан! Жан! — вскричал Туссен. — Ты слышишь? По пятьдесят тысяч на брата!

— Туссен, — продолжал плотник. — Я считал тебя честным малым. Еще слово, и ты мне больше не друг!

— Но послушай, Жан, — вкрадчиво сказал Туссен. — Ведь то, что я тебе говорю, пойдет на пользу не только мне, но и тебе!

— Как это — мне?

— Конечно! И тебе… И Фифине, и твоему ребенку!

При словах «И Фифине, и твоему ребенку» глаза Жана Торо стали метать молнии.

Он тут же схватил Туссена за шиворот и, потряся его, словно лесоруб, трясущий дерево перед тем, как срубить, воскликнул:

— О! Да замолчишь ли ты когда-нибудь, несчастный!..

— А особенно будет счастлив твой ребенок, — продолжал Туссен, прекрасно знавший о том, что на эту тему он может говорить совершенно безнаказанно. — Ведь врач порекомендовал твоему ребенку жить в деревне.

Плотник вздрогнул и отпустил Туссена Лувертюра.

— У вас больная жена и хилый ребенок? — снова заговорил Вальженез. — Вы сможете восстановить их здоровье и все-таки колеблетесь?

— Нет же! Нет! — вскричал плотник. — Гром и молнии! Я не колеблюсь!

Туссен еле дышал. Господин де Вальженез затаил дыхание: было неясно, согласится ли Жан Торо или откажется от его предложения.

А тот посмотрел сначала на своего приятеля, а затем перевел взгляд на пленника.

— Так вы согласны? — спросил граф.

— Согласен? — с надеждой произнес Туссен.

Жан Торо торжественно поднял руку.

— Слушайте, — сказал он. — Клянусь Богом, который на небесах, который вознаграждает добрых людей и наказывает злых! Если кто-то из вас произнесет еще хотя бы одно слово на эту тему, я его задушу вот этими руками! А теперь попробуйте что-нибудь сказать, если у вас хватит смелости!

Жан Торо напрасно ждал ответа: двое других предпочли хранить молчание.