Неточные совпадения
— Ну, Иван Иваныч, не сердитесь, — сказала Анна Васильевна, —
если опять забуду да свою трефовую даму побью. Она мне
даже сегодня во сне приснилась. И как это я ее забыла! Кладу девятку на чужого валета, а дама на руках…
— Но ведь я… совершенство, cousin? Вы мне третьего дня сказали и
даже собрались доказать,
если б я только захотела слушать…
А
если нет ничего, так лежит, неподвижно по целым дням, но лежит, как будто трудную работу делает: фантазия мчит его дальше Оссиана, Тасса и
даже Кука — или бьет лихорадкой какого-нибудь встречного ощущения, мгновенного впечатления, и он встанет усталый, бледный, и долго не придет в нормальное положение.
Хотя она была не скупа, но обращалась с деньгами с бережливостью; перед издержкой задумывалась, была беспокойна,
даже сердита немного; но, выдав раз деньги, тотчас же забывала о них, и
даже не любила записывать; а
если записывала, так только для того, по ее словам, чтоб потом не забыть, куда деньги дела, и не испугаться. Пуще всего она не любила платить вдруг много, большие куши.
Там царствует бесконечно разнообразный расчет: расчет роскоши, расчет честолюбия, расчет зависти, редко — самолюбия и никогда — сердца, то есть чувства. Красавицы приносят все в жертву расчету: самую страсть,
если постигает их страсть,
даже темперамент, когда потребует того роль, выгода положения.
Но
если увидите его завтра,
даже почуете надежду увидеть, вы будете свежее этого цветка, и будете счастливы, и он счастлив этим блестящим взглядом — не только он, но и чужой, кто вас увидит в этих лучах красоты…
— Так. Вы мне дадите право входить без доклада к себе, и то не всегда: вот сегодня рассердились, будете гонять меня по городу с поручениями — это привилегия кузеней,
даже советоваться со мной,
если у меня есть вкус, как одеться; удостоите искреннего отзыва о ваших родных, знакомых, и, наконец, дойдет до оскорбления… до того, что поверите мне сердечный секрет, когда влюбитесь…
—
Если вы, cousin, дорожите немного моей дружбой, — заговорила она, и голос у ней
даже немного изменился, как будто дрожал, — и
если вам что-нибудь значит быть здесь… видеть меня… то… не произносите имени!
Никакой тайны нет,
если она приняла эту догадку неравнодушно, так, вероятно, затем, чтоб истребить и в нем
даже тень подозрения.
— Ничего, бабушка. Я
даже забывал, есть ли оно, нет ли. А
если припоминал, так вот эти самые комнаты, потому что в них живет единственная женщина в мире, которая любит меня и которую я люблю… Зато только ее одну и больше никого… Да вот теперь полюблю сестер, — весело оборотился он, взяв руку Марфеньки и целуя ее, — все полюблю здесь — до последнего котенка!
— Здешнего изделия: чем богаты, тем и рады! — сказал, кланяясь, Марк. — Вам угодно, чтоб я согласился с верностью вашего очерка:
если б я
даже был стыдлив, обидчив, как вы,
если б и не хотел согласиться, то принужден бы был сделать это. Поэтому поздравляю вас: наружно очерк верен — почти совершенно…
— Правда, в неделю раза два-три: это не часто и не могло бы надоесть: напротив, —
если б делалось без намерения, а так само собой. Но это все делается с умыслом: в каждом вашем взгляде и шаге я вижу одно — неотступное желание не давать мне покоя, посягать на каждый мой взгляд, слово,
даже на мои мысли… По какому праву, позвольте вас спросить?
— Вы
даже не понимаете, я вижу, как это оскорбительно! Осмелились бы вы глядеть на меня этими «жадными» глазами,
если б около меня был зоркий муж, заботливый отец, строгий брат? Нет, вы не гонялись бы за мной, не дулись бы на меня по целым дням без причины, не подсматривали бы, как шпион, и не посягали бы на мой покой и свободу! Скажите, чем я подала вам повод смотреть на меня иначе, нежели как бы смотрели вы на всякую другую, хорошо защищенную женщину?
Он забыл только, что вся ее просьба к нему была — ничего этого не делать, не показывать и что ей ничего от него не нужно. А ему все казалось, что
если б она узнала его, то сама избрала бы его в руководители не только ума и совести, но
даже сердца.
— Да неужели дружба такое корыстное чувство и друг только ценится потому, что сделал то или другое? Разве нельзя так любить друг друга, за характер, за ум?
Если б я любила кого-нибудь, я бы
даже избегала одолжать его или одолжаться…
— Пуще всего — без гордости, без пренебрежения! — с живостью прибавил он, — это все противоречия, которые только раздражают страсть, а я пришел к тебе с надеждой, что
если ты не можешь разделить моей сумасшедшей мечты, так по крайней мере не откажешь мне в простом дружеском участии,
даже поможешь мне. Но я с ужасом замечаю, что ты зла, Вера…
— Как кому? Марфеньке советовал любить, не спросясь бабушки: сам посуди, хорошо ли это? Я
даже не ожидала от тебя!
Если ты сам вышел из повиновения у меня, зачем же смущать бедную девушку?
— Ну, а попадья что? Скажите мне про нее: за что любит ее Вера,
если у ней, как вы говорите,
даже характера нет?
— Да, «ключи», — вдруг ухватилась за слово бабушка и
даже изменилась в лице, — эта аллегория — что она значит? Ты проговорился про какой-то ключ от сердца: что это такое, Борис Павлыч, — ты не мути моего покоя, скажи, как на духу,
если знаешь что-нибудь?
— Я заметил то же, что и вы, — говорил он, — не больше. Ну скажет ли она мне,
если от всех вас таится? Я
даже, видите, не знал, куда она ездит, что это за попадья такая — спрашивал, спрашивал — ни слова! Вы же мне рассказали.
«Влюблена! в экстазе!» Это казалось ей страшнее всякой оспы, кори, лихорадки и
даже горячки. И в кого бы это было? Дай Бог, чтоб в Ивана Ивановича! Она умерла бы покойно,
если б Вера вышла за него замуж.
Во мне есть немного этого чистого огня, и
если он не остался до конца чистым, то виноваты… многие… и
даже сами женщины…
Но
если б
даже она и возвратила ему его слово и он поверил бабушке все свои догадки и подозрения насчет Веры, повело ли бы это к желаемому исходу?
— Мы высказались… отдаю решение в ваши руки! — проговорил глухо Марк, отойдя на другую сторону беседки и следя оттуда пристально за нею. — Я вас не обману
даже теперь, в эту решительную минуту, когда у меня голова идет кругом… Нет, не могу — слышите, Вера, бессрочной любви не обещаю, потому что не верю ей и не требую ее и от вас, венчаться с вами не пойду. Но люблю вас теперь больше всего на свете!.. И
если вы после всего этого, что говорю вам, — кинетесь ко мне… значит, вы любите меня и хотите быть моей…
Она пошла к отцу Василию, прося решить ее сомнения. Она слыхала, что добрые «батюшки»
даже разрешают от обета совсем по немощи, или заменяют его другим. «Каким?» — спрашивала она себя на случай,
если отец Василий допустит замен.
Из глаз его выглядывало уныние, в ее разговорах сквозило смущение за Веру и участие к нему самому. Они говорили,
даже о простых предметах, как-то натянуто, но к обеду взаимная симпатия превозмогла, они оправились и глядели прямо друг другу в глаза, доверяя взаимным чувствам и характерам. Они
даже будто сблизились между собой, и в минуты молчания высказывали один другому глазами то, что могли бы сказать о происшедшем словами,
если б это было нужно.
Никто не может сказать — что я не буду один из этих немногих… Во мне слишком богата фантазия. Искры ее, как вы сами говорите, разбросаны в портретах, сверкают
даже в моих скудных музыкальных опытах!.. И
если не сверкнули в создании поэмы, романа, драмы или комедии, так это потому…»
— А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству; [Доктринерство — узкая, упрямая защита какого-либо учения (доктрины),
даже если наука и жизнь противоречат ему.] мы увидали, что и умники наши, так называемые передовые люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные общества лопаются единственно оттого, что оказывается недостаток в честных людях, когда самая свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке.
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает
даже на чай и сахар.
Если ж и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Если же нет, то можно опять запечатать; впрочем, можно
даже и так отдать письмо, распечатанное.
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин?
даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится,
если мне угождают от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Стало быть,
если допустить глуповцев рассуждать, то, пожалуй, они дойдут и до таких вопросов, как, например, действительно ли существует такое предопределение, которое делает для них обязательным претерпение
даже такого бедствия, как, например, краткое, но совершенно бессмысленное градоправительство Брудастого (см. выше рассказ"Органчик")?
Но, с другой стороны,
если с просвещением фаталистически сопряжены экзекуции, то не требует ли благоразумие, чтоб
даже и в таком, очевидно, полезном деле допускались краткие часы для отдохновения?