Слушая чтеца, думы и воспоминания ползут, цепляются одно за другое и переносят меня на необъятный простор безбрежных золотых нив… И все, кто слушает, видит воочию все то, что слито
поэтом и неповторимым чтецом в мелодию созвучий.
Неточные совпадения
Славные в ней были люди, среди них имелись
и крупные известности, как, например, Н. П. Киреев, его жена «гран-дам» Е. Н. Николаева-Кривская, актер-поэт Н.С. Стружкин, а нередко заезжали гастролеры из столиц. В числе последних была
и служившая в Тамбове инженю Наталья Агафоновна Лебедева с мужем.
Здесь Вася читал стихотворения Огарева
и Рылеева. Бурлак смешил компанию рассказами о своей знаменитой губе, о которой
поэт Минаев напечатал в левой газете тех дней, «Московском телеграфе», такой экспромт...
Через несколько дней я получил программу на веленевой бумаге
и пригласительный почетный билет от богача
И. А. Кощелена, создателя «Русской мысли». Концерт был частный, билеты были распределены между знакомыми, цензуры никакой. Я ликовал. Еще бы, я, начинающий
поэт, еще так недавно беспаспортный бродяга,
и вдруг напечатано: «Стихотворение В. А. Гиляровского — прочтет А.
И. Южин».
Вечер, посвященный Акакию Церетели. Группа студентов при входе в зал подносит букет из роз своему товарищу, студентке, переводчице
поэта,
и два депутата, в красных черкесках, провожают ее до кресла.
Ужин после заседания носил кавказский характер, с неизбежным «Мраволжамирир». Этой грузинской застольной песнью, чередовавшейся с чтением актерами стихов Акакия Церетели в русском переводе
и с речами, чествовали старика-поэта до утра.
— Какой я
поэт! У меня только два стихотворения. Это да «Кузьма Орел»
и несколько шуток.
— Но разве мало прекрасных стихов без объяснений в любви? А гражданские мотивы? Томас Гуд, Некрасов. О, сколько
поэтов! Песни о труде, о поруганной личности, наконец, бурные призывы, как у Лопе де Вега
и у нашего московского
поэта Пальмина, ни разу не упомянувшего слово «любовь»
и давшего бессмертный «Реквием».
В Струкову был, конечно, платонически
и безнадежно, влюблен Вася, чего она не замечала. Уже десятки лет спустя я ее встретил в Москве, где она жила после смерти своего мужа Свободина (Козиенко), умершего на сцене Александрийского театра в 1892 году. От него у нее был сын Миша Свободин, талантливый молодой
поэт, московский студент, застрелившийся неожиданно для всех. Я его встречал по ночам в игорных залах Художественного кружка. Он втянулся в игру,
и, как говорили, проигрыш был причиной его гибели.
Я только рыцарь
и поэт,
Потомок северного скальда…
Тогда в его глазах на один миг сверкают черные алмазы.
И опять туман серого моря,
и опять то же искание ответа. Это Гамлет, преображенный в
поэта, или
поэт, преображенный в Гамлета. Вот на миг он что-то видит не видящим нас взором
и говорит о том, что видит. Да, он видит… видит… Он видит, что
И Вольский…
и Гамлет…
и поэт Блок — все перемешалось в моем представлении… Потом исчез Вольский… Потом Блок
и Гамлет слились воедино…
Утомленный, бледный, опустился
поэт на жесткое кресло, но вскоре оживился. Я успел пробиться
и встать за его креслом. Нас около Блока было немного. Глаза у Блока еще усталые, но уже совсем другие, не такие, как за минуту назад, во время чтения, смотрели внимательно.
С необыкновенной силой раскрывается в стихах Пушкина столкновение творческой свободы
поэта и утилитарных требований человеческой массы, черни, которая была у него, может быть, более всего чернью дворян, чиновников, придворных, а не трудящихся масс.
Неточные совпадения
Когда чтец кончил, председатель поблагодарил его
и прочел присланные ему стихи
поэта Мента на этот юбилей
и несколько слов в благодарность стихотворцу. Потом Катавасов своим громким, крикливым голосом прочел свою записку об ученых трудах юбиляра.
Левин доказывал, что ошибка Вагнера
и всех его последователей в том, что музыка хочет переходить в область чужого искусства, что так же ошибается поэзия, когда описывает черты лиц, что должна делать живопись,
и, как пример такой ошибки, он привел скульптора, который вздумал высекать из мрамора тени поэтических образов, восстающие вокруг фигуры
поэта на пьедестале.
Он скептик
и матерьялист, как все почти медики, а вместе с этим
поэт,
и не на шутку, —
поэт на деле всегда
и часто на словах, хотя в жизнь свою не написал двух стихов.
С тех пор как
поэты пишут
и женщины их читают (за что им глубочайшая благодарность), их столько раз называли ангелами, что они в самом деле, в простоте душевной, поверили этому комплименту, забывая, что те же
поэты за деньги величали Нерона полубогом…
— Вот он вас проведет в присутствие! — сказал Иван Антонович, кивнув головою,
и один из священнодействующих, тут же находившихся, приносивший с таким усердием жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях
и давно лезла оттуда подкладка, за что
и получил в свое время коллежского регистратора, прислужился нашим приятелям, как некогда Виргилий прислужился Данту, [Древнеримский
поэт Вергилий (70–19 гг. до н. э.) в поэме Данте Алигьери (1265–1321) «Божественная комедия» через Ад
и Чистилище провожает автора до Рая.]
и провел их в комнату присутствия, где стояли одни только широкие кресла
и в них перед столом, за зерцалом [Зерцало — трехгранная пирамида с указами Петра I, стоявшая на столе во всех присутственных местах.]
и двумя толстыми книгами, сидел один, как солнце, председатель.