Неточные совпадения
— Увы! Я сама очень хорошо вижу! А этот! Где же он и
что он
думает!
«Будь
что будет! Я поброжу по улицам до утра, а там спрошу дорогу в город, на Ямскую…» —
думал он.
—
Что повесил голову, камрад, — дружески ласковым тоном заговорил Баур. — И впрямь
подумал,
что его привезли под гнев светлейшего… На посещение красоток вечерней порой у нас его светлость не гневается: сам грешит и людям прощает…
— Не перестарок же я какой-нибудь,
что вы хотите сбыть меня с рук, maman, — заметила она. — Князь, кажется, к тому же, совершенно растаял от прелестей Зинаиды, — язвительно заметила она. — Ему она как раз под пару, покорная овечка, да и вам, maman, сбыть ее с рук
чем скорее, тем,
думаю, лучше…
Графиня Анна Ивановна удивленно вскинула глаза на свою дочь, так как, вместе с другими свидетелями ухаживания князя на балах и вечерах за ее дочерью,
думала,
что последняя не прочь сделаться из флейлин статс-дамой и переехать в Петербург уже княгиней Святозаровой.
— Я поговорю с ней… и
думаю,
что это уладится, — сказала она восхищенному князю.
— Честь и дочь — мои главные сокровища, — сказал Иван Дементьевич, обращаясь к молодому Потемкину. — Ты поступил непорядочно, хотя я убежден,
что не умышленно… Ты говорил ей о любви и нарушил ее сердечный покой и за это ты должен быть наказан. Как?.. Чтобы меня и мою дочь обвинили в пособничестве к ловле богатой невесты для сына моего друга… Одна эта мысль ужасает меня!
Что подумает обо мне ее сиятельство! Она может потребовать от меня отчета… Ты понимаешь это, Гриц, сознаешь ты свою опрометчивость?
— С этого-то ты и захотел в монахи? — снова углом рта улыбнулся архиерей. — Отречься задумал от жизни, еще не жив…
Думаешь молиться-то легче,
чем учиться или служить… Нет, брат, нелегко это, коли по-настоящему, а не по-настоящему совсем не надо, потому грех еще больший… больший… Бога ты не обманешь… Ты, чай, в службу записан?..
Можно было
подумать,
что он переродился, но, увы, не в пользу жены, — ее он как бы даже не замечал.
— Теперь я все понимаю! — продолжала коварная женщина. — Иван Дементьевич своим самолюбием и своей гордостью погубил две жизни… Он разлучил вас с Зиной и разбил вашу университетскую карьеру… В это время князь сделал предложение… Вы, быть может, не знаете,
что сначала она отказала… Она, наверное, ждала… вас… Но, так как вы скрывались от нее, она с отчаяния послушалась совета моей матери… Она, конечно,
подумала,
что вы никогда не любили ее.
— Значат, он
думает,
что я его не люблю…
—
Подумай,
что может произойти, если между отчаянно влюбленным Потемкиным и твоим мужем произойдет стычка.
—
Подумай об этом, милая Зина, — продолжала графиня. — Дело идет о жизни и смерти почти юноши, одно твое слово может спасти или погубить его… Признаюсь тебе,
что я дала ему слово,
что уговорю тебя на это свидание… Это мой долг, а то бы он еще вчера наделал глупостей, которые могли кончиться смертью его или князя.
— Говори мне все,
что ты
думаешь…
— За мою скромность… я ручаюсь вам честью нашего мундира… Притом, я не имею удовольствия вас знать… не знаю и не хочу знать вашего имени… — сказал молодой человек,
думая,
что сидевшую перед ним барыню возмутила откровенность с ним Потемкина.
Более того ее гнала от мужа одна мысль,
что он может
подумать,
что она хочет оправдаться перед ним. Она, напротив, не хотела, чтобы он хотя на минуту усомнился в ее виновности.
— Если вы
думали,
что я опозорила ваше имя, зачем вы не убили и меня?
— А я, напротив,
думаю,
что подданный должен ответствовать своему государю на том языке, на котором вернее может мысли свои объяснить: русский же язык я учу с малолетства…
Он то начинал в подробности рассказывать Степану историю своей женитьбы, своей любви к жене и к первому ребенку, ее холодность, ее отчужденность от него, то старался выпытать от него,
что он сам знает и
думает по поводу его семейного разлада.
— Я
думаю,
что ваше сиятельство можете ошибиться.
— Ты
чего это у меня тут смутьянишь… тебя честь честью приняли, как гостя, а ты так-то за гостеприимство платишь…
Думаешь, задаток дал, так у меня и дом купил, так возьми его назад, коли деньги твои в шкатулке в прах не обратились, ты, может, и впрямь оборотень…
— В самую рожу…
Что же бы вы
думали? Взял деньги, обтерся… и по сей час ко мне ходит… Вот каковы они, люди…
Прежде всего пришло известие,
что наследство после графа получили его племянники, так как графини Клодины не оказалось у матери, которая и не
думала хворать.
—
Что же вы
думаете делать с вашими деньгами? — не отвечая на вопрос, как бы вскользь, желая переменить разговор, сказала она.
— Обидели… а вы не обижайтесь, мало ли
что в горячности скажешь, не
подумав, иной раз такую околесицу понесешь,
что хоть святых выноси, и отталкивать я вас не отталкивала, зачем добрыми людьми пренебрегать, добрые люди всегда пригодятся…
— Я к тому, мой друг, — она первый раз назвала его так нежно, —
что хранить дома капитал опасно… Мы с вами так сошлись,
что я
думаю,
что имею право спросить… подать дружеский совет…
Мы
думаем,
что на этот вопрос приходится ответить отрицательно.
— Какие тут мои права… Все, полагаю, от тебя зависит, я напротив, очень рад,
что ты так скоро согласилась… Я
думал…
—
Что ты
думал?..
Что я пойду против воли его светлости…
«Однако у него губа не дура, язык не лопатка, понимает
что сладко», —
подумала она уже довольно непочтительно о светлейшем.
Уезжая от него, он просто
думал,
что князь сам себя обманывает, не видя пропасти, в которую готовится упасть.
«Какое счастье,
что мальчик умер! —
думал князь. — Иначе бы я не выдержал и во всем покаялся бы жене… Но каково бы было его снова теперь приучать к иной доле».
Князь, уже теперь совершенно убежденный,
что это был его сын, не
думал об охранении прав и богатств своего первенца — Васи.
— Ну, может быть, я не так выразилась, словом, я хочу знать,
что вы
думаете о любви?
— То,
что думал Эзоп о языке,
что есть худшего… — отвечал Василий Романович.
— Я действую в этом случае по методу Бомарше: он всегда спешил смеяться, чтобы не заплакать… Я
думаю,
что все-таки следует прикрывать легким газом печальную действительность…
— Не
думаете ли вы,
что это те же турецкие суда, которые стояли у Очакова и не пустили меня к Кинбурну! — смеясь, сказала она.
Я слышу и все сие с молчанием и у себя на уме
думаю: был бы мой князь здоров, то все будет благополучно, если бы где и вырвалось
что неприятное.
Я
думаю,
что всего лучше было, если бы можно было сделать предприятие на Очаков, либо на Бендеры, чтобы оборону обратить в наступление.
Прошу ободриться и
подумать,
что бодрый дух и неудачу поправить может.
Григорий Александрович сам очень хорошо видел,
что, не
подумав, без расчета, выпустил слово, но отменить его значило показать пустую похвальбу.
И
что бы вы, матушка,
думали?
И они побежали смотреть,
что делает Галчиха, чтобы вывести из ее наружности, настроения духа, как
думает поступить.
— О
чем, матушка, думать-то… Покойного не вернешь… Надо и без него жизнь доживать…
— Слушай и не перебивай, я тебе, как на духу, во всем откроюсь, тогда ты сама скажешь,
что мне остаток своих дней не о мирском, а о небесном
думать надо…
«Вот в
чем счастье! —
думала она. — Мало быть довольной самой, надо еще быть окруженной довольными людьми…»
— Вы
думаете? — рассеянно спросила княгиня, досадуя,
что разговор, начатый ею, принимает другое направление.
«О
чем я всекрайне сожалею и
что меня же столько беспокоит, есть твоя болезнь и
что ты мне пишешь,
что не в силах себя чувствуешь оной выдержать. Я Бога прошу, чтобы он отвратил от тебя сию скорбь, а меня избавил от такого удара, о котором и
думать не могу без крайнего огорчения».
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Вот тебе на! (Вслух).Господа, я
думаю,
что письмо длинно. Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я
думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)
Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий.
Что, Анна Андреевна? а?
Думала ли ты что-нибудь об этом? Экой богатый приз, канальство! Ну, признайся откровенно: тебе и во сне не виделось — просто из какой-нибудь городничихи и вдруг; фу-ты, канальство! с каким дьяволом породнилась!
«Ах, боже мой!» —
думаю себе и так обрадовалась,
что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, —
думаю себе, — слава богу!» И говорю ему: «Я так восхищена,
что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! —
думаю себе.
Хлестаков. Сделайте милость, садитесь. Я теперь вижу совершенно откровенность вашего нрава и радушие, а то, признаюсь, я уж
думал,
что вы пришли с тем, чтобы меня… (Добчинскому.)Садитесь.