Неточные совпадения
— Да, это я, и мне хочется знать, с
какой стати вы
даете такой дурной пример публике, ведя себя точно сумасшедшие. Хорошо еще, что не все зрители в зале заметили ваше странное поведение и ваш бешеный выход, иначе, клянусь вам, вы
были бы завтра сплетней всего Петербурга. В чем дело, объясните, пожалуйста! Что-нибудь очень важное и таинственное?..
— Я, — отвечал Свиридов. — Дело очень просто: в течение целого часа князь,
как я заметил, не спускал глаз с ложи, где сидела одна
дама, причем его взгляды
были чересчур выразительны.
8 ноября 1740 года Эрнст Бирон
давал ужин, на котором в числе приглашенных
был и фельдмаршал Миних. Хозяин
был сердит и рассеян, что не могли не заметить гости, так
как, обыкновенно довольно разговорчивый, он в этот вечер, видимо, не находил темы для беседы.
— Я чувствую, — сказала она маркизу, — еще до сих пор подхваченной себя каким-то вихрем… Что скажут теперь наши добрые друзья англичане? — с живостью перебила она себя. —
Есть еще один человек, на которого мне
было бы интересно взглянуть, — это австрийский посланник Ботта. Я полагаю, что не ошибусь, если скажу вам, что он
будет в некотором затруднении; однако же он не прав, потому что найдет меня
как нельзя более расположенной
дать ему 30 тысяч подкрепления.
Ося молчал, ошеломленный. Правда, он знал, что имя матери не произносилось в присутствии отца, помнил,
как последний строго и жестко осадил его, когда тот осмелился однажды обратиться к нему с расспросами о матери, но он
был еще настолько ребенком, что не раздумывал над причиной этого. Станислава Феликсовна и теперь не
дала ему времени на размышление. Она откинула его густые волосы со лба. Точно тень скользнула по ее лицу.
«И понеже сие торжество через несколько дней продолжено
быть имеет, то хотя до оного каждой персоне
как мужской, так и
дамам, по одному новому платью себе сделать надобно».
Государыня страстно любила празднества. При дворе бывали постоянно банкеты, куртаги, балы, маскарады, комедии французская и русская, итальянская опера и прочее. Все они делились на разные категории. Каждый раз определялось, в
каком именно
быть костюме: в робах, шлафорах или самарах — для
дам, в цветном или богатом платье — для мужчин.
В 1744 году Елизавета Петровна вздумала приказать, чтобы на некоторых придворных маскарадах все мужчины являлись без масок, в огромных юбках и фижмах, одетые и причесанные,
как одевались
дамы на куртагах. Такие метаморфозы не нравились мужчинам, которые бывали оттого в дурном расположении духа. С другой стороны,
дамы казались жалкими мальчиками. Кто
был постарее, тех безобразили толстые и короткие ноги.
Кокетство
было тогда в большом ходу при дворе, и все
дамы только и думали о том,
как бы перещеголять одна другую.
Летом жизнь несколько оживлялась. Приезжал гостить,
как мы знали, сын Ивана Осиповича Лысенко — Ося. Наведывался и сам Иван Осипович. Наконец, неукоснительно каждое лето наезжал брат Вассы Семеновны — Сергей Семенович. Последнему сестра, несмотря на его протесты,
давала всегда подробный и ясный отчет по управлению соседним, доставшимся ему от родителей имением. Так
было первые годы после ее вдовства, но затем все это круто изменилось.
— Князь, князь приедет… Мама ведь устроила так, чтобы нам
дали знать из Лугового, когда князь сделает нам визит, сейчас нарочный оттуда
был… Сказал, что сегодня… Мама приказала мне одеться получше, но вместе с тем и попроще,
как будто я в домашнем платье… За этим я и позвала тебя.
Торжественностью богослужения отличалась только одна придворная церковь. Императрица Елизавета Петровна очень любила церковное пение и сама певала со своим хором. К страстной и пасхальной неделе она выписывала из Москвы громогласнейших диаконов, и почтмейстер, барон Черкасов, чтобы
как можно лучше исполнить державную волю, не
давал никому лошадей по московскому тракту, пока не проедут диакона. Православие Елизаветы Петровны
было искренно, и наружные проявления религиозности
были в обычае и ее придворных.
Дело в том, что с небольшим год тому назад Сергей Семенович, вернувшись в один далеко для него не прекрасный день со службы, застал в гостиной жены еще сравнительно не старую, кокетливо одетую красивую
даму и молодого, лет двадцати четырех или пяти, человека поразительной красоты. С первого беглого взгляда можно
было догадаться, что это мать и сын. Так разительно
было их сходство, особенно выражение глаз, черных
как уголь, смелых, блестящих.
Положение графа
было ужасно. Он должен
был улыбаться, отшучиваться, когда на сердце у него клокотала бессильная злоба против безумно любимой им девушки. Только теперь, когда он увидел снова девушку, обладание которой он так недавно считал делом решенным, граф понял, до
каких размеров успела вырасти страсть к ней в его сердце. Он любезно
дал слово исполнить требование каждой из
дам, но только при условии полного tet-a-tet.
Дамы жеманно стали отказываться от своего требования. Разговор перешел на другие темы.
«Зачем ей делать это?
Какую пользу принесет ей этот скандал? У нее много завистников, которые готовы перетолковать все не в ее пользу и охотно поверят ему, что она сама
дала ключ от калитки и оставила дверь в сад отпертой. Нет, это не то! Просто ей самой приятно провести с ним часок-другой наедине, ей льстит его восторженное ей поклонение, несмотря на то что он знает все… Наконец, его страсть к ней так велика, что должна
быть заразительна».
— Не
будем говорить об этом. У меня
есть к вам другая, более важная просьба. Я решился просить вас приехать ко мне, хотя,
как видите, я в силах
был бы заехать к вам. Простите меня. Это произошло потому, что я
дал себе обет не переступать порога моего дома иначе,
как для того, чтобы уехать из Петербурга навсегда.
Тут-то Петр и оказал великую помощь своему народу, сокращая срок учения, заставляя немедленно проходить практическую школу, не оставляя долго русских людей в страдальческом положении учеников, употребляя неимоверные усилия, чтобы относительно внешних, по крайней мере, средств не только уравнять свой народ с образованными соседями, но и
дать ему превосходство над ними, что и
было сделано устройством войска и флота, блестящими победами и внешними приобретениями, так
как именно это вдруг
дало русскому народу почетное место в Европе, подняло его дух, избавило от вредного принижения при виде опередивших его в цивилизации народов.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (
Ест.)Боже мой,
какой суп! (Продолжает
есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай,
какая курица!
Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато, смотри, чтоб лошади хорошие
были! Ямщикам скажи, что я
буду давать по целковому; чтобы так,
как фельдъегеря, катили и песни бы
пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл…
как сам Шалашников! // Да тот
был прост; накинется // Со всей воинской силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни
дать ни взять раздувшийся // В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по миру, // Не отойдя сосет!
Пришел дьячок уволенный, // Тощой,
как спичка серная, // И лясы распустил, // Что счастие не в пажитях, // Не в соболях, не в золоте, // Не в дорогих камнях. // «А в чем же?» // — В благодушестве! // Пределы
есть владениям // Господ, вельмож, царей земных, // А мудрого владение — // Весь вертоград Христов! // Коль обогреет солнышко // Да пропущу косушечку, // Так вот и счастлив я! — // «А где возьмешь косушечку?» // — Да вы же
дать сулилися…
— У нас забота
есть. // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от еды. // Ты
дай нам слово крепкое // На нашу речь мужицкую // Без смеху и без хитрости, // По правде и по разуму, //
Как должно отвечать, // Тогда свою заботушку // Поведаем тебе…