Неточные совпадения
Тонкость линий как бы стушевывается общим неземным, полувоздушным обликом, кажущимся таким далеким от
жизни, а между
тем полным ею.
Савин сидел, как окаменелый. В приказании пристава кучеру последний раз слух Николая Герасимовича резнуло слово «участок». Затем на него напал какой-то столбняк от промелькнувшей мысли, что он арестован, что его везут как арестованного в
тот самый участок, к которому он по всему складу его
жизни не мог не чувствовать отвращения, даже почти презрения.
Он горел желанием поступить в военную службу и, быть может, не вмешайся в его судьбу две дамские прихоти, сперва его бабушки, поклонницы «Московских ведомостей», а затем его матери, хранившей в своем сердце воспоминание о танцах с миловидными и чистенькими лицеистами, по
той дороге, которую определил ему отец, при корпусном воспитании, его
жизнь сложилась бы иначе и несомненные способности и духовные силы, таившиеся в этом пылком юноше, получили бы другое направление.
Не прошло и четверти века с
того времени, к которому относится наш правдивый рассказ, а между
тем жизнь Петербурга начала семидесятых годов сравнительно с настоящей представляется почти фантастической.
К худу это или к добру — решать этот вопрос здесь не место и не время, скажем лишь, что в
то близкое, но кажущееся таким далеким от нас время жить было легче и веселее, хотя нельзя отрицать, что
жизнь эта не могла назваться серьезной, а
тем более полезной.
Не
то было, повторяем, каких-нибудь двадцать, двадцать пять лет
тому назад, —
жизнь кипела ключом, била через край и разливалась широкой волной по всему Петербургу, юноши, со школьной скамьи уже так или иначе хлебнувшие этой одуряющей влаги, бросались сломя голову в жизненный водоворот.
Этот образ
жизни требовал к
тому же денег без меры.
Они тяготятся
тем образом
жизни, который им выпал на долю, ведут эту
жизнь с отвращением и лишь настолько, насколько это неизбежно, чтобы иметь скудный кусок насущного хлеба.
Любовь к новой подруге
жизни, конечно, оттеснила на второй план любовь к первой дочери, явившейся, кроме
того, живым напоминанием измены его законной жены.
Село и усадьба, несмотря на
то, что господа пребывали в ней только половину года, жили одною
жизнью, радовались одною радостью и печалились одною печалью.
Она знала его
жизнь во всех мельчайших подробностях, конечно, впрочем,
ту часть ее, которую он не скрывал от матери в письмах, начиная от любви семилетнего Коли к француженке-бонне и некоторых из петербургских похождений последнего пребывания его в этом городе.
Вадим Григорьевич Мардарьев, отставной прапорщик, был одним из
тех лиц без определенных занятий, которых порождает столичная
жизнь, как сырость мокриц.
Софье Александровне Мардарьевой было лет за тридцать, но трудовая
жизнь положила на нее отпечаток
той суровой сдержанности, которая старит женщину более, нежели лета.
Жизнь в Серединском была довольно оживленная.
То и дело собирались соседи, по вечерам устраивались танцы, игра в карты, а по первой пороше начались охоты, продолжавшиеся по несколько дней.
А все это потому, что с именем Петербурга соединяется, или, лучше сказать, поглощает его имя Маргариты Гранпа, которое для него составляет все, альфу и омегу его
жизни, без которой самая
жизнь представляется ему совершенно ненужной,
жизнь,
та самая
жизнь, полная удовольствий, разгула, кутежей,
та жизнь в царстве женщин, которой он еще с год
тому назад отдавался с таким искренним восторгом, с таким неустанным наслаждением.
Кашины — это достопримечательность Флоренции, прелестный парк, тянувшийся более чем на три версты вдоль быстрого и красивого Арно и заканчивающийся весьма оригинальным памятником индийскому принцу, который сам себе воздвиг его при
жизни, завещав его и близлежащую виллу городу Флоренции с
тем, чтобы его похоронили там же, что и исполнено.
Во все эти тонкости и подробности флорентийской
жизни посвятил Николая Герасимовича барон Федор Федорович Рангель, служивший ему усердным чичероне,
тем более, что баронесса Юлия Сергеевна вскоре после приезда Савина во Флоренцию прихворнула и потому сидела дома.
Если где человек действительно оживает,
то это в Неаполе. Его климат, очаровательная местность, веселость и игривость всего окружающего придают человеку какую-то особенную бодрость, энергию, словом,
жизнь.
— А потому, что брак не дает ничего
тем, кто в него вступает, а отнимает у двух существ их свободу и превращает, в случае разочарования,
жизнь в каторгу.
— Если любят друг друга, так и пусть любят, пока любится… Если это любовь вечная,
то она и продолжится всю
жизнь, если же она пройдет, не будет
тех цепей, которые приковывают одного человека к другому, да еще и нелюбимому… Вот я, например, я никогда не женюсь.
— Все это я хорошо знаю, графиня, но я в принципе против брака, не дающего, как вы сами знаете, никаких гарантий на счастье… Мое предложение любимой девушке я мог бы сделать на более прочных основаниях любви и логики… Я человек свободный, с независимым и даже, если хотите, хорошим состоянием, имею около сорока тысяч франков дохода… что позволит мне жить безбедно вместе с
той, которая меня полюбит и согласится сделаться подругой моей
жизни.
Казалось, на горизонте их счастливой
жизни не было ни малейшего облачка, как вдруг, как часто это бывает и в природе, резкий порыв ветра сразу нагнал тучи, которые с неимоверной быстротой облегли небосклон, и с за минуту перед
тем ясного, лазурного неба вдруг послышались раскаты грома.
— Что касается миллионов барона,
то я к ним отношусь очень хладнокровно. Я не из
тех женщин, которые смотрят на деньги, как на главный двигатель их
жизни. Да и барон, хотя и миллионер, но не из
тех людей, которые тратят свои миллионы на женщину, с которой живут. Многого я ему не стою, и я не стараюсь его обирать, так как это не в моем характере. С годами, с опытностью, может быть, это разовьется и во мне, как у других женщин, но пока эти алчные чувства, вероятно, спят во мне… Они чужды мне…
Если внимательно вглядеться, из-за чего так безобразно, злостно и бесчестно разрушается семейная
жизнь,
то увидишь, что в громадном большинстве случаев это происходит из-за сезонной шляпки, из-за модного платья, выезда на бал, вообще, из-за мелочей и пустяков.
Несмотря на
то, что они после свадьбы стали жить на широкую ногу, — Михаил Дмитриевич нашел прекрасную квартиру на Сергиевской и роскошно меблировал ее, —
жизнь они вели сравнительно уединенную и, не считая театров и концертов, которые усердно посещали, круг их знакомых был очень ограничен.
В их
жизни не наступило еще
того, почти неизбежного в супружестве времени, когда муж и жена, оставаясь с глазу на глаз, должны или браниться, или молчать.
Не
то ли происходит с мраком
жизни, когда в нее лишь на мгновенье вносят яркий светоч.
Таким образом, к
тому времени, когда в бокалах заискрилось шампанское, все, сидевшие за столом, искренне и от души поздравили Николая Герасимовича и выпили, как за его здоровье, так и за здоровье отсутствующей, его будущей подруги
жизни, Маргариты Николаевны Строевой.
— Ничего… Уж такая я вся искалеченная… Довел муженек… Окончательно изломал меня и физически и нравственно… Думала, будет хоть какой-нибудь просвет в этой
тьме, но последний удар окончательно доконал меня… Все в
жизни кончено, поскорей бы смерть… Если бы не боялась греха, давно бы на себя наложила руки… — слабым, страдальческим голосом говорила молодая женщина.
— Что, дорогая моя, что, ненаглядная… Ты любишь… В этом великом слове заключается все… Я окружу тебя всевозможным комфортом, я дам тебе все радости
жизни — я дам тебе счастье, не говоря уже о
том, что я сам весь, все мое состояние принадлежит тебе… Я люблю тебя, люблю безумно, страстно… Ты моя, и я никому не отдам моего счастья.
Темные тучи стали появляться на ясном небосклоне их
жизни. Началось с
того, что Маргарита Николаевна получила письмо, которое по прочтении тотчас же уничтожила.
Если бы мы не боялись опережать события,
то мы сказали бы, что эта ошибка имела на его последующую
жизнь еще более роковое влияние,
тем более, что в настоящее время это было поправимо.
В
то время, когда Савин и Маргарита Николаевна Строева благодушествовали в Рудневе, Настя, или, как мы ее будем называть теперь, вследствие ее полубарского положения, Настасья Лукьяновна Червякова вела деятельную
жизнь в Серединском.
Де Грене начал с
того, что стал ей рассказывать все похождения Николая Герасимовича за границей и
жизнь в Париже.
С развитием этого, охватывавшего его все более и более чувства, ему сделалась противна его прошлая
жизнь, и ему казалось, что прелесть
жизни началась с
той минуты, когда он впервые увидал светлый, чистый образ Мадлен де Межен.
— Если вы отказываетесь драться с моим приятелем, посягавшим, как вы говорите, на вашу
жизнь,
то надеюсь не откажетесь драться со мной, так как я считаю ваш отказ для меня личным оскорблением… — сказал граф Лардерель.
После этой дуэли любовь к нему молодой женщины стала безгранична — она не знала, чем его отблагодарить за его отношение к ней, за
то, что он, защищая ее, два раза рисковал своей
жизнью.
Для поддержки роскошной
жизни, в которую Николай Герасимович втянулся с
тех пор, как жил с Мадлен, ему пришлось войти в долги и решиться продать даже одно из имений в России. Он надеялся на эти деньги отыграться и снова поправить свои дела.
Правда, что имений у него оставалось еще целых два, около трех тысяч десятин земли, представляющих значительную стоимость, по меньшей мере в триста рублей. Но имения эти были заложены не только в земельных банках, но и вторым закладом, так что, ликвидируй он в
то время свои дела, у него осталось бы немного и, во всяком случае, недостаточно для поддержки этой роскошной бесшабашной
жизни, которую он вел.
Что после этого могу я сказать? Мне кажется, что всякое наказание, к какому будет приговорен подсудимый здесь, во Франции, для него будет благодеянием. Всякий человек прежде всего дорожит
жизнью, и чем больше срок тюремного заключения назначен будет судом подсудимому,
тем дальше оттянется для него роковая минута. А потому прошу суд назначить ему наказание в высшей мере, указанной в законе, за оскорбление действием служащих при исполнении служебных обязанностей.
Оба они не думали о будущем, не думали о
том, что эта «новая
жизнь» будет продолжаться лишь до
тех пор, пока истратится последний франк от печальных остатков их состояния.