Неточные совпадения
— Перестань, перестань, уже я похлопочу, вместе
с тобой поеду, —
продолжал утешать сына отец.
Граф Алексей Андреевич
продолжал, между тем, задумчиво сидеть у письменного стола в своем мрачном кабинете. Тени сумерек ложились в нем гуще, нежели в зале, но граф, по-видимому, не замечал этого, или же ему нравился начинавший окружать его мрак, так гармонировавший
с настроением его духа.
— Убей меня Бог, коли я не прав, за реку отправил молодца изверг, —
продолжал разговаривать сам
с собою Зарудин. — Время-то вон уже какое позднее…
«Мне не удастся
с ним пробыть наедине ни минуты, не только что переговорить. Боже мой, зачем он его привез именно сегодня! Бедная Катя, что я скажу ей завтра? Объяснить, что так вышло, что он приехал не один. А она там мучается, как мучается.
Продолжить еще эту для нее нестерпимую муку неизвестности? Нет, надо что-нибудь придумать!» — мелькали в голове молодой девушки отрывочные мысли.
— Ох, хитришь, Николай,
с отцом не откровенен, не хорошо… — раздражительно
продолжал Павел Кириллович.
Николай Павлович,
продолжая идти
с ней рядом, не вымолвил ни слова. На его лице скользила лишь по временам все та же полупрезрительная улыбка.
— Не трудно догадаться… Но от чего ты плачешь… разве от счастья? — уже
с ядовитой насмешкой
продолжала та.
Не о ниспослании именно такого средства она горячо молилась еще так недавно. Бог, видимо, услышал эту молитву. Он не внял лишь другой. Он не вырвал из ее сердца любви к Зарудину и разлука
с ним все
продолжала терзать это бедное сердце, что, впрочем, она не выказывала ни перед кем, упорно
продолжая избегать даже произносить его имя, и в чем она старалась не сознаваться даже самой себе.
Ему за последнее время казалось, что он совершенно свыкся
с мыслью, что Талечка, как он
продолжал мысленно называть ее, потеряна для него навсегда.
«Нет, это уж я клевещу на нее. Что бы сказал Кудрин, угадав эту мою мысль? Он все еще
продолжает благоговеть перед ней… считает ее „не от мира сего“. Этим он объясняет отказ ее от личного счастья
с ним, Зарудиным, и принесение себя в жертву народной пользе, как он называет ее брак
с всесильным временщиком…»
— Эту, брат, песню я от тебя слыхал не раз и меня ты ею не удивишь, что ты там ни говори, я сердечно рад, видя тебя хотя по-прежнему
с шалою, но все же целой головой. Быть может, я
продолжаю еще твердо надеяться, что эта твоя контузия принесет тебе пользу, послужит уроком и вернет тебя в твое нормальное состояние.
— Я
с ним и по делу-то говорить не люблю, потому не лежит мое к нему сердце… И тебя-то, отец родной, я предупредить хотела… —
продолжала она.
—
С чего волнуетесь? Не ожидал. Не любите… — передразнила она его, злобно сверкнув глазами в его сторону и
продолжая быстро шагать по комнате. — Как
с чего? Я-то куда денусь? Две волчицы в одной берлоге не уживаются.
— Чего сметь-то… правду-то тебе в глаза сказать, завсегда скажу, не закажешь… — невозмутимо
продолжала старуха, не трогаясь
с места. — Ударить думаешь, так бей, убей, пожалуй, как вон и ее убила.
— Выпей-ка лучше, это помогает! —
продолжала Минкина, наливая в стакан Егора Егоровича рому, который имела обыкновение пить
с чаем.
Он начал
с Николаем Павловичем путь
с востока на запад и тихо малыми шагами
продолжал водить его, и говорил громко и внятно о жизни и смерти; потом остановился, потрепал его по плечу и воскликнул...
Павел Кириллович не хотел принять во внимание, что его полное достоинств и самовосхваления письмо могло прямо не понравиться графу и остаться без всяких последствий. Он упрямо
продолжал думать, что граф Алексей Андреевич обязан был оценить то унижение, которое испытывал он, Зарудин, обращаясь
с просьбой к нему, Аракчееву.
Николай Павлович провел бессонную ночь. Он и боялся, и вместе
с какою-то внутреннею жгучею болью желал встретиться еще хоть раз
с Натальей Федоровной…
с «Талечкой», как мысленно
продолжал называть он ее.
«А если рассказать ему все по душе, —
продолжал размышлять Талицкий, глядя на спящего Евгения Николаевича, — попросить по-дружески помощи, поддержки… Он добрый малый, не откажет, даст денег расплатиться
с петербургскими долгами, и тогда можно зажить новою жизнью; служить, выслужиться… не прибегая к преступлению, не проливая крови».
— Кажется, воспитание было дано отличное, —
продолжал, между тем, граф, как бы говоря сам
с собою, — и все было сделано, чтобы образовать человека, как следует быть дворянину, но ничто не пошло в прок. Вам и не скучно без занятия? — спросил он, обращаясь уже прямо к Шуйскому.
Проект манифеста был приготовлен Сперанским к вечеру 12 декабря. Государь, одобрив его
с некоторыми исправлениями,
продолжал сохранять дело втайне до ожидаемого приезда великого князя Михаила Павловича и потому переписку манифеста поручил личному надзору князя А. Н. Голицына.
Когда все члены, при начале чтения государем манифеста, по невольному движению встали, то и сам Николай Павлович встал
с места и
продолжал чтение стоя.
«Я ласкал ее, —
продолжал рассуждать сам
с собой граф, — но только тогда, когда у меня было свободное время, было желание, разве я мог разделять страсть этой огненной по натуре женщины, не естественно ли, что она изменяла мне?»
Ольга Николаевна медленно встала
с дивана и подошла к креслу, на котором
продолжала сидеть, не шевелясь и глядя куда-то в пространство, Хрущева.
Ошеломленный неожиданностью, Орлицкий
с силой отшатнулся от постели, но руки Татьяны Борисовны точно окостенели и она всем туловищем повисла на шее Орлицкого,
продолжая целовать его
с бешеной страстью.
В столовой уже сидели Зарудин и Кудрин. До позднего вечера проговорили они, передавая друг другу новости: Наталья Федоровна — петербургские, а остальные — московские, и на разные лады обсуждали случай
с дочерью Хвостовой, Марьей Валерьяновной, и встречу
с полковницей Хвостовой, которая, как
продолжал уверять Николай Павлович, была не кто иная, как Екатерина Петровна Бахметьева.
Сознание, что такая встреча может случиться, тяжелое предчувствие, что она должна случиться, отравляло, повторяем, каждую минуту ее безотрадного существования в качестве приживалки у Ираиды Степановны и в доме Хвостовой и
продолжало отравлять и тогда, когда она в этом последнем доме стала равноправной
с Ольгою Николаевною хозяйкой.
Поселяне
продолжали настаивать принять над ними начальство и вместе
с их выборными отправиться в Царское Село, «к царю налицо».
— Если есть в вас капля человеколюбия, —
продолжал государь, — то раскайтесь в ваших поступках, я приеду и, быть может, помирюсь
с вами, а между тем отслужите панихиду по убиенным и отговейте неделю, тогда я увижу…
— Одно только ослепление ваше, —
продолжал государь, — убеждает меня забыть столь важное преступление, которое заслуживало бы того, чтобы стереть таких злодеев
с лица земли. Имеющие георгиевские кресты — выходите вперед.
— Мы
с тобой теперь не только по далекому прошлому, но и по-настоящему родственнички — в этом склепе полеживает и моя супружница Марья Валерьяновна, урожденная Хвостова… Царство ей небесное… —
с гадкой усмешкой
продолжал Зыбин-Талицкий.