Неточные совпадения
Этот вопрос задает Ставрогин Кириллову. Совсем такой же вопрос задает себе герой «Сна смешного
человека». В жизни приходится скрывать свою тайную
сущность, непрерывно носить маску. Но сладко
человеку вдруг сбросить душную маску, сбросить покровы и раскрыться вовсю.
Человек жалок и беспомощен, когда подходит к жизни с одним только умом, с кодексом его понятий, суждений и умозаключений. Так был бы беспомощен скрипач, который вышел бы играть хотя бы и с самым прекрасным смычком, но без скрипки.
Сущность жизни познается каким-то особенным путем, внеразумным. Есть способность к этому познанию, — и ум, как смычок, извлечет из него полные, живые, могущественные мелодии.
В этом гармоническом чувствовании мирового ритма, в этом признании божественной
сущности судьбы коренится та любовь к року, — amor fati, — о которой в позднейших своих работах с таким восторгом говорит Ницше: «Моя формула для величия
человека есть amor fati: не хотеть ничего другого ни впереди, ни позади, ни во всю вечность. Не только переносить необходимость, но и не скрывать ее, — любить ее… Являешься необходимым, являешься частицею рока, принадлежащим к целому, существуешь в целом»…
Божественная
сущность жизни вовсе не скрывала от человеческого взора ее аморального, сурового и отнюдь не идиллического отношения к
человеку: жизнь была полна ужасов, страданий и самой обидной зависимости.
В
сущности, никакой противоположности между публикой и хором не было; ибо все представляло лишь один большой, величественный хор пляшущих и поющих сатиров или
людей, представителями которых являлись эти сатиры».
Под его чарами
человек «возводит голое явление, создание Маии, на степень единственной и высшей реальности, ставя его на место сокровеннейшей и истинной
сущности вещей».
Но не было
человека, который бы так решительно, с такою страстною насмешкою осмеял эту «сокровеннейшую и истинную
сущность вещей», как позднее именно сам Ницше.
«Религия Диониса — религия мистическая, — говорит Вячеслав Иванов, — и душа мистики есть обожествление
человека, через благодатное ли приближение божества к человеческой душе, доходящее до полного их слияния, или через внутреннее прозрение на истинную и непреходящую
сущность «я».
Человек не творит своего мироотношения свободно, из своей
сущности, а старается пройти мимо самого себя, выскочить, говоря словами Ницше, «из собственной шкуры».
Смотрю, едет ко мне исправник; а исправник-то был мне человек знакомый, Степан Сергеич Кузовкин, хороший человек, то есть, в
сущности человек не хороший.
Сочинение это произвело, как и надо ожидать, страшное действие… Инспектор-учитель показал его директору; тот — жене; жена велела выгнать Павла из гимназии. Директор, очень добрый в
сущности человек, поручил это исполнить зятю. Тот, собрав совет учителей и бледный, с дрожащими руками, прочел ареопагу [Ареопаг — высший уголовный суд в древних Афинах, в котором заседали высшие сановники.] злокачественное сочинение; учителя, которые были помоложе, потупили головы, а отец Никита произнес, хохоча себе под нос:
Маслобоев был всегда славный малый, но всегда себе на уме и развит как-то не по силам; хитрый, пронырливый, пролаз и крючок еще с самой школы, но в
сущности человек не без сердца; погибший человек.
Неточные совпадения
В
сущности, понимавшие, по мнению Вронского, «как должно» никак не понимали этого, а держали себя вообще, как держат себя благовоспитанные
люди относительно всех сложных и неразрешимых вопросов, со всех сторон окружающих жизнь, — держали себя прилично, избегая намеков и неприятных вопросов. Они делали вид, что вполне понимают значение и смысл положения, признают и даже одобряют его, но считают неуместным и лишним объяснять всё это.
— То есть не совсем о бугорках. Притом она ничего бы и не поняла. Но я про то говорю: если убедить
человека логически, что, в
сущности, ему не о чем плакать, то он и перестанет плакать. Это ясно. А ваше убеждение, что не перестанет?
— Клевета? Эка важность! Вот вздумал каким словом испугать! Какую клевету ни взведи на
человека, он, в
сущности, заслуживает в двадцать раз хуже того.
Тут он вспомнил, что Митрофанов тоже сначала казался ему
человеком нормальным, здравомыслящим, но, в
сущности, ведь он тоже изменил своему долгу; в другую сторону, а — изменил, это — так.
Говорил Макаров медленно и как бы нехотя. Самгин искоса взглянул на его резко очерченный профиль. Не так давно этот
человек только спрашивал, допрашивал, а теперь вот решается объяснять, поучать. И красота его, в
сущности, неприятна, пошловата.