Неточные совпадения
В детстве я был большой рева. Дедушка
дал мне пузырек и
сказал...
Папа никогда не
давал ложных медицинских свидетельств. Однажды, — это было, впрочем, много позже, когда мы со старшим братом Мишею уже были студентами, — перед концом рождественских каникул к брату зашел его товарищ-студент и
сказал, что хочет попросить папу
дать ему свидетельство о болезни, чтоб еще недельку-другую пожить в Туле. Миша лукаво
сказал...
— И как она тебя любит! Она прямо
сказала, что любит тебя больше, чем всех своих братьев и сестер. Только вот что она тебе велела передать. Когда
дама говорит кавалеру «мерси», он тоже должен ей говорить «мерси», а не «не стоит благодарности».
— Витя,
давай Машу испугаем!. Мы пошлем к ней
сказать, что ты себе разбил голову.
Маша через Юлю пожелала ознакомиться со стихами, но мне хотелось подразнить любопытство Маши, я не
давал.
Сказал только, что стихи начинаются так: «Дни счастливы».
У меня было три копейки на завтрашний завтрак в гимназии, — нам каждый день выдавали на это по три копейки. Пошел домой, достал из своего стола копейку и
дал старику. И уж не посмел заикнуться о своем и Маши Плещеевой здравии. Старик равнодушно
сказал...
Я передал дальше. Через пять минут монета опять пришла ко мне. Гимназисты от скуки забавлялись тем, что не
давали этим трем копейкам достигнуть своего Назначения. Я в это время собирал на что-то деньги и опускал их в копилку. Зажал монету в руке и стал ждать,
скажет ли мой сосед: «Что ж не передаешь дальше?» Никто ничего не заметил. Я спустил деньгу в карман, а дома бросил в копилку.
И вот папа предложил мне читать с ним по вечерам немецкую книгу и
сказал, что когда мы ее всю прочтем, он мне
даст три рубля.
Наперед
скажу: предприятие, как все наши коммерческие начинания,
дало жестокие убытки.
Дамы остались в зале нас выбирать, а мы ушли вместе с папой в его кабинет, Вошла к нам из залы Люба Конопацкая. Немножко стесняясь, она
сказала...
Тридцать — в месяц!.. У меня до сих пор деньги бывали только подарочные на именины (по рублю, по два) да еще — что сэкономишь с трех копеек, что нам выдавались каждый день на завтрак. И вдруг — тридцать в месяц! За деньги я уроков никогда еще не
давал, боялся, — сумею ли, — но преодолел свою робость и
сказал, что согласен. Горбатов написал мне рекомендательное письмо я
сказал, чтобы я с ним пошел к генералу сегодня же, в субботу, вечером.
И генерал, наверно, не
даст мне дальше говорить и
скажет...
Я хотел возразить, что все это было вовсе не так, но папа не
давал мне ничего
сказать.
Ночь морозная дышала
Тихой, крепкой красотой,
Даль туманная блистала
Под задумчивой луной.
И по улицам пустынным
Долго-долго я бродил…
Счастье, счастье! Чем,
скажи мне,
Чем тебя я заслужил?
Эта грустная улыбка,
Этот тихий разговор.
Этот вздох груди высокой,
Этот дивный долгий взор, —
И кому же?.. О, за что же?
Чем я это заслужил?
Долго ночью этой чудной
Я домой не приходил.
Я был очень доволен своею статью. Собрал к себе товарищей и прочел. Много спорили. Был, между прочим, и Печерников. На следующий день он мне
сказал в университете, что передал содержание моего реферата своему сожителю по комнате, студенту-леснику Кузнецову, — тот на него напал так, что не
дал спать до трех часов ночи.
— Да, но ведь все-таки стакана-то не
дал… — наконец
сказал я.
На Ветлуге рассказ Короленко быстро стал известен, и пароходы останавливались у описанного перевоза, чтоб
дать возможность пассажирам посмотреть на прославившегося Тюлина. Он знает, что его пропечатали. Когда ему прочли рассказ Короленко, он помолчал, поглядел в сторону и, подумав,
сказал...
Я
дал Вере Николаевне прочесть это. Ее, мне показалось, все эти восхваления очень мало тронули. Она
сказала с недоумением...
Та глубокая печаль, печаль о не своем горе, которая была начертана на этом лице, была так гармонически слита с ее личною, собственною ее печалью, до такой степени эти две печали сливались в одну, не
давая возможности проникнуть в ее сердце, даже в сон ее чему-нибудь такому, что бы могло нарушить гармонию самопожертвования, которое она олицетворяла, — что при одном взгляде на нее всякое страдание теряло свои пугающие стороны, делалось делом простым, легким, успокаивающим и, главное, живым, что вместо слов: „как страшно!“ заставляло
сказать: „как хорошо! как славно!“»
Знал я другую писательскую жену. Прочтет ей муж свой рассказ, она
скажет: «Недурно. Но Ванечка Бунин написал бы лучше». Или: «Вот бы эту тему Антону Павловичу!» А писатель был талантливый, со своим лицом. И он вправе был бы
сказать жене: «Суди меня, как меня, и оставь в покое Чехова и Бунина». Для Александры Михайловны Леонид Андреев был именно родным, милым Леонидом Андреевым, ей не нужен он был ни меньшим, ни большим, но важно было, чтобы он наилучше
дал то, что может
дать.
— На какую часть организма? — Глаза его озорно блеснули. — Это я вам могу
сказать только на ухо: тут
дамы!
Но как раз «Записки врача»
дали мне такую славу, которой без них я никогда бы не имел и которой никогда не имели многие писатели, гораздо более меня, одаренные. Знал я несколько таких. Их высоко ценили любители литературы. Но широкой публике они были совершенно неизвестны. В вагоне
скажет случайному спутнику свою фамилию, а тот...
Референт обвинял вас в незнании основных правил и приемов медицины, радовался, что вы бросили практику, убедившись в своей бездарности, называл вас не только невеждой, но и шарлатаном; Да и лгуном, потому что медики, выходят знающие, если учатся. Им и операции
дают делать, и материала масса под рукой, А вы не хотели учиться, на лекции не ходили, оттого ничего не знаете. Да и не умны, потому что прачке, которой было вредно ее ремесло, вы должны были
сказать: „Брось работу, не будь прачкой“ и т. п.
Забегая вперед,
скажу, что предприятие наше
дало результаты самые блестящие: до самой революции оно быстро росло и укреплялось, писатель повалил к нам валом, в конце концов он получал за свою книгу до 28 % с номинала.
Городецкий пожелал объясниться с нами. Я ему назначил час, когда буду дома. Он пришел очень взволнованный и был крайне поражен, что встретил его я один. Он, видимо, ждал, что придет на собрание верховного трибунала инквизиторов и будет
давать перед ним объяснения. Он
сказал длинную речь, где высказал такую точку зрения.
Неточные совпадения
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато, смотри, чтоб лошади хорошие были! Ямщикам
скажи, что я буду
давать по целковому; чтобы так, как фельдъегеря, катили и песни бы пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
Да
сказать Держиморде, чтобы не слишком
давал воли кулакам своим; он, для порядка, всем ставит фонари под глазами — и правому и виноватому.
Хлестаков (голосом вовсе не решительным и не громким, очень близким к просьбе).Вниз, в буфет… Там
скажи… чтобы мне
дали пообедать.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь
скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и
давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Вот теперь трактирщик
сказал, что не
дам вам есть, пока не заплатите за прежнее; ну, а коли не заплатим?