Неточные совпадения
Догматы говорят о пережитом
и увиденном, догматы — факты мистического
порядка.
Мир знания
и веры условно даны как разные
порядки, но они могут быть сведены к единству.
То, что я скажу, по внешности покажется парадоксальным, но по существу неопровержимо: наука
и религия говорят одно
и то же о чуде, согласны в том, что в пределах
порядка природы чудо невозможно
и чуда никогда не было.
Для религиозной веры не страшно, когда наука говорит, что по законам природы чудо невозможно, допущение чудесного нелепо; вера
и сама это хорошо знает, ей
и не надо чуда, совершающегося в
порядке природы
и во исполнение ее законов.
И весь мир, весь природный
порядок есть замкнутое помещение, в котором закономерно действуют данные в нем силы.
Чудо воскресения не противоречит закономерности природы
и даже предполагает эту закономерность; чудо воскресения есть победа над смертоносным
порядком природы, преодоление смерти не имманентными силами природы, а трансцендентными божественными силами.
Победа чудесного над
порядком природы есть победа разума
и смысла.
Вера лишь расширяет сферу знания
и говорит о восприятии вещей высшего
порядка, но столь же реальных, как
и вещи низшего
порядка.
Гнет позитивизма
и теории социальной среды, давящий кошмар необходимости, бессмысленное подчинение личности целям рода, насилие
и надругательство над вечными упованиями индивидуальности во имя фикции блага грядущих поколений, суетная жажда устроения общей жизни перед лицом смерти
и тления каждого человека, всего человечества
и всего мира, вера в возможность окончательного социального устроения человечества
и в верховное могущество науки — все это было ложным, давящим живое человеческое лицо объективизмом, рабством у природного
порядка, ложным универсализмом.
В природном
порядке, в жизни человеческого рода все подчинено закону тления; каждое поколение съедается поколением последующим, унавоживает своими трупами почву для цветения молодой жизни; каждое человеческое лицо превращается в средство для новых человеческих лиц, которых ждет та же участь; каждое лицо рождает будущее
и умирает в акте рождения, распадается в плохой бесконечности.
А что если наука изучает лишь болезненное состояние мира, если в ее ведении лишь природный
порядок, который есть результат греха
и мирового недуга, если наука только патология?
Наука говорит правду о «природе», верно открывает «закономерность» в ней, но она ничего не знает
и не может знать о происхождении самого
порядка природы, о сущности бытия
и той трагедии, которая происходит в глубинах бытия, это уже в ведении не патологии, а физиологии — учения о здоровой сущности мира, в ведении метафизики, мистики
и религии.
Соблазн этот с роковой неизбежностью ведет к отрицанию Творца
и отнесению источника зла к бессмысленному
порядку природы, к внешней стихии, ни за что не отвечающей.
Весь природный
порядок, пространственный, временный, материальный, закономерный, который явился результатом греха, соблазненности наущениями духа зла, есть наполовину подделка бытия, ложь
и призрак, так как в нем царит смерть, рабство
и страдание.
В высшем смысле свободна лишь человеческая природа, соединенная с божеской, обоженная; отпавшая от божеской
и обожествившая себя — она порабощена необходимости естественного
порядка и обессилена.
Порядок природы, которым мы скованы по рукам
и ногам, не может быть отменен для каждого из нас; он отменяется лишь путем вселенской истории, лишь завершенным искуплением.
И все бессилие христианина перед страшным призраком необходимости, вся его слабость перед законным
порядком природы не может поколебать этой веры.
Смысл христианской эпохи истории был в подвиге самоотречения, в вольном отказе от самоутверждения в
порядке природы,
и христианские святые
и подвижники выполняли эту космическую по своему значению задачу.
Святые аскеты должны были бросить вызов естественному
порядку природы, должны были совершить свой индивидуальный опыт победы над источником зла, опыт активного, а не пассивного страдания, чтоб история мира могла продолжиться
и завершиться.
И прежде всего раскроется тайна нового брака, мистического соединения, которого нет в
порядке природы, не соединяющей две плоти в одну, а рождающей плоть третью.
Насилие
и принуждение в делах веры
и совести есть подчинение
порядку природы
и отрицание
порядка благодати.
В религиозной жизни все должно начинаться изнутри, от рождения к новой жизни, от свободы, любви
и благодати жизни церковной, а не извне, не от природного
порядка.
Лишь в таинственном
порядке бытия осуществляется церковное общение живых
и умерших
и совершаются все таинства Церкви Христовой.
В
порядке природном, видимом, принудительном хлеб
и вино не превращаются в тело
и кровь Христову.
Смешение церкви с косным бытом
и внешней иерархией
и есть нерелигиозное смешение
порядка благодатного, основанного на свободе, с
порядком природным, основанным на принуждении.
Священное предание, как
и вся жизнь церкви, дано лишь в мистическом восприятии, а мистическое восприятие тем
и отличается от чувственного, от восприятия
порядка природы, что оно свободно, а не принудительно, в нем есть избрание любви.
Церковная жизнь есть жизнь в
порядке свободы
и благодати, лишь мирская жизнь есть жизнь в
порядке необходимости
и закона.
Но эти два
порядка не разделены отвлеченно, они конкретно проникают один в другой,
и в этом заключается драма христианской истории.
И христианская история есть вместе с тем вечный соблазн проникновения
и внедрения
порядка законнической необходимости в
порядок благодатной свободы, соблазн смешения.
Христианство было принято природным, языческим человечеством, по крови
и плоти своей жившим в натуральном
порядке и нуждавшимся в законе.
Мир не мог еще существовать без принуждения
и закона, он не родился еще для благодатной жизни в
порядке свободы
и любви.
Государство —
порядок принуждения
и закона — остается в сфере Ветхого Завета человечества, завета еврейского
и языческого.
Взаимопроникновение
и смешение благодатного
и свободного
порядка церкви с принудительным
и законническим
порядком государства в истории есть не только победа благодати
и свободы над принуждением
и законом, но
и вечная угроза возобладания принуждения
и закона над свободой
и благодатью.
Церковь станет царством, царством Божьим
и на земле, как
и на небе, когда мировая душа окончательно соединится с Логосом, соединится Невеста с Женихом, т. е. преобразится весь принудительный
порядок природы в
порядок свободно-благодатный.
Языческое государство совершило свою религиозную миссию,
и теперь оно прежде всего должно осознать себя не христианским, а языческим, не Градом Божьим, а необходимым
порядком закона
и природного принуждения.
Субъективная мистика переживаний оставляет нетронутым весь натуральный
порядок; в
порядке природы,
порядке объективном, ничто чудесное
и благодатное не ограничивает абсолютного царства рациональности.
Преосуществление есть победа над
порядком природы,
и тайна его не может быть рационально постигнута.
Все теософическое учение о переселении душ есть последовательная форма эволюционизма,
и притом эволюционизма натуралистического, не ведающего преодоления
порядка природы чудом
и благодатью.
Если б не было Христа, то царил бы
порядок природы, в котором все множественно
и повторяемо, в котором личности нет.
И потому
порядок природы может быть побежден
и преображен.
В теософии так же не побеждается
порядок природной необходимости, как
и в обыкновенном натуралистическом рационализме, в теософии натурализм только расширяется до бесконечности, захватывает новые области.
Неточные совпадения
Да сказать Держиморде, чтобы не слишком давал воли кулакам своим; он, для
порядка, всем ставит фонари под глазами —
и правому
и виноватому.
Если бы, то есть, чем-нибудь не уважили его, а то мы уж
порядок всегда исполняем: что следует на платья супружнице его
и дочке — мы против этого не стоим.
Я, кажется, всхрапнул
порядком. Откуда они набрали таких тюфяков
и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить время. Я люблю радушие,
и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да
и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Аммос Федорович (строит всех полукружием).Ради бога, господа, скорее в кружок, да побольше
порядку! Бог с ним:
и во дворец ездит,
и государственный совет распекает! Стройтесь на военную ногу, непременно на военную ногу! Вы, Петр Иванович, забегите с этой стороны, а вы, Петр Иванович, станьте вот тут.
Чуть дело не разладилось. // Да Климка Лавин выручил: // «А вы бурмистром сделайте // Меня! Я удовольствую //
И старика,
и вас. // Бог приберет Последыша // Скоренько, а у вотчины // Останутся луга. // Так будем мы начальствовать, // Такие мы строжайшие //
Порядки заведем, // Что надорвет животики // Вся вотчина… Увидите!»