Неточные совпадения
Из Вавилона регалии на царство достаются православному царю вселенной, так как в Византии
было крушение
веры и царства.
Материализм
был предметом религиозной
веры, и противники его в известную эпоху трактовались как враги освобождения народа.
И наша историософическая мысль
будет протекать в атмосфере глубокого пессимизма в отношении к прошлому и особенно настоящему России и оптимистической
веры и надежды в отношении к будущему.
Киреевский, им выражена так: «Внутреннее сознание, что
есть в глубине души живое общее сосредоточие для всех отдельных сил разума, и одно достойное постигать высшую истину — такое сознание постоянно возвышает самый образ мышления человека: смиряя его рассудочное самомнение, оно не стесняет свободы естественных законов его мышления; напротив, укрепляет его самобытность и вместе с тем добровольно подчиняет его
вере».
Но сейчас нужно отметить, что в России
был двоякий исход философии: «у славянофилов в религию, в
веру, у западников в революцию, в социализм».
При таком философском миросозерцании трудно
было оправдать мессианскую
веру в русский народ, трудно
было обосновать философию истории и этику Герцена.
Но эту бесспорно верную мысль несправедливо противополагать, например, Хомякову, который прежде всего верил в божественные предметы и
был универсалистом в своей
вере.
Одно время К. Леонтьев верил, что на Востоке, в России, возможны еще культуры цветущей сложности, но это не связано у него
было с
верой в великую миссию русского народа.
Дорогие там лежат покойники, каждый камень над ними гласит о такой горячей минувшей жизни, о такой страстной
вере в свой подвиг, в свою истину, в свою борьбу и свою науку, что я знаю заранее, паду на землю и
буду целовать эти камни и плакать над ними — в то же время убежденный всем сердцем своим в том, что все это уже давно кладбище и никак не более».
Вот как выражает Белинский свою социальную утопию, свою новую
веру: «И настанет время, — я горячо верю этому, настанет время, когда никого не
будут жечь, никому не
будут рубить головы, когда преступник, как милости и спасения,
будет молить себе конца, и не
будет ему казни, но жизнь останется ему в казнь, как теперь смерть; когда не
будет бессмысленных форм и обрядов, не
будет договоров и условий на чувства, не
будет долга и обязанностей, и воля
будет уступать не воле, а одной любви; когда не
будет мужей и жен, а
будут любовники и любовницы, и когда любовница придет к любовнику и скажет: „я люблю другого“, любовник ответит: „я не могу
быть счастлив без тебя, я
буду страдать всю жизнь, но ступай к тому, кого ты любишь“, и не примет ее жертвы, если по великодушию она захочет остаться с ним, но, подобно Богу, скажет ей: хочу милости, а не жертв…
У Тютчева
было целое обоснованное теократическое учение, которое по грандиозности напоминает теократическое учение Вл. Соловьева. У многих русских поэтов
было чувство, что Россия идет к катастрофам. Еще у Лермонтова, который выражал почти славянофильскую
веру в будущее России,
было это чувство. У него
есть страшное стихотворение...
Им овладела социальная утопия, страстная
вера, что не
будет больше богатых и бедных, не
будет царей и подданных, люди
будут братья, и наконец, поднимется человек во весь свой рост.
Герцен оставался верен своему социальному идеалу, но
веры у него не
было, ему
был свойствен исторический пессимизм.
Он имел опыт, которого не имел Белинский, и ему не свойственна
была энтузиастическая
вера последнего.
Толстой совсем не
был последователен, он не умел осуществить своей
веры в жизни и сделал это лишь в конце жизни своим гениальным уходом.
Чтобы слиться с народом и его
верой, он одно время принуждал себя считать православным, соблюдал все предписания православной церкви, но не в силах
был смириться, взбунтовался и начал проповедовать свою
веру, свое христианство, свое Евангелие.
Я верю в истину и справедливость этого учения и торжественно признаю, что
вера без дел мертва
есть и что всякий истинный христианин должен бороться за правду, за право угнетенных и слабых и, если нужно, то за них пострадать: такова моя
вера» [См.: А. Воронский. «Желябов».
Христианство
есть не только
вера в Бога, но и
вера в человека, в возможность раскрытия божественного в человеке.
Но
были и такие, которым удавалось соединить совершенную свободу науки с искренней православной
верой.
Но суровость, не допускающая никакой игры избыточных сил,
была связана у него с оптимистической
верой в возможность окончательной победы над смертью, в возможность не только воскресения, но и воскрешения, т. е. активного участия человека в деле всеобщего восстановления жизни.
Вера для Чешковского
есть знание, принятое чувством.
Вера их совсем не
была догматической.
Неточные совпадения
Стародум. И не дивлюся: он должен привести в трепет добродетельную душу. Я еще той
веры, что человек не может
быть и развращен столько, чтоб мог спокойно смотреть на то, что видим.
В речи, сказанной по этому поводу, он довольно подробно развил перед обывателями вопрос о подспорьях вообще и о горчице, как о подспорье, в особенности; но оттого ли, что в словах его
было более личной
веры в правоту защищаемого дела, нежели действительной убедительности, или оттого, что он, по обычаю своему, не говорил, а кричал, — как бы то ни
было, результат его убеждений
был таков, что глуповцы испугались и опять всем обществом пали на колени.
Левин знал брата и ход его мыслей; он знал, что неверие его произошло не потому, что ему легче
было жить без
веры, но потому, что шаг за шагом современно-научные объяснения явлений мира вытеснили верования, и потому он знал, что теперешнее возвращение его не
было законное, совершившееся путем той же мысли, но
было только временное, корыстное, с безумною надеждой исцеления.
Организм, разрушение его, неистребимость материи, закон сохранения силы, развитие —
были те слова, которые заменили ему прежнюю
веру.
«Неужели это
вера? — подумал он, боясь верить своему счастью. — Боже мой, благодарю Тебя»! — проговорил он, проглатывая поднимавшиеся рыданья и вытирая обеими руками слезы, которыми полны
были его глаза.