В страшную минуту, решающую
судьбу народа, когда соединилась война с революцией, у русского народа нет своего слова, он говорит на чужом языке, произносит чужие слова — «интернационализм», «социализм» и т. д., искажая европейский смысл этих слов, выговаривая их на ломаном языке.
Неточные совпадения
В сущности, буржуазная революция означает национальную, всенародную революцию, момент в исторической
судьбе целого
народа, в его освобождении и развитии.
Когда происходит великий исторический переворот в жизни
народа, то всегда есть в нем некоторая объективная линия, соответствующая общенациональным, общегосударственным историческим задачам, линия истинно творческая, в которой целый
народ влечется инстинктом развития и тайным голосом своей
судьбы.
И то, как воспринимаются массами эти заклинательные слова о «буржуазии» и «буржуазности», внушает опасение не только за
судьбу России, русского государства, русского народного хозяйства, но — в тысячу раз важнее — за
судьбу души русского
народа, души женственной, податливой и хрупкой, не прошедшей суровой школы самодисциплины и самоуправления.
Это очень глубокий конфликт труда количественного с трудом качественным, это — трагическое для
судьбы России столкновение «
народа» с «культурой».
Дело идет о
судьбе великого
народа, и не только о внешней, политической и социальной его
судьбе, но и о
судьбе внутренней, о душе
народа, которая может быть загублена во имя призрачных благ.
Есть три основные страсти, которые могут быть пробуждены в
народе и могут стать двигателями его исторической
судьбы, это — страсть национально-классовая, страсть национальная и страсть религиозная.
Но выше корыстного блага людского должна быть поставлена правда духовной жизни, без которой нет человека, нет в нем образа Божьего, нет
народа с великой исторической
судьбой.
Русский
народ имеет свою единую, неделимую
судьбу, свой удел в мире, свою идею, которую он призван осуществлять, но которой может изменить, которую может предать в силу присущей ему человеческой свободы.
После того как пала старая русская монархия, революция вручила
судьбу русского государства воле
народа.
И вот
народ этот, когда особенно сгустилась тьма в нем и вокруг него и когда он душевно болен, призывается решать
судьбы русского государства, определять жизнь грядущих поколений.
Воля
народа должна решить
судьбу всего
народа,
судьбу России, и она не может быть в этот ответственный момент раздробленной, в ней должна быть цельность, озаренность идеей единой России.
Но идея народного единства сейчас померкла в русском
народе, и потому трудно ему решать
судьбу целого.
Народ в состоянии здоровья и вменяемости должен решать
судьбу России не по произволу своей воли, отдавшейся во власть мгновенных настроений, а по согласию своей воли с историческим существованием в великом прошлом и великом будущем.
Ответственность за несчастную
судьбу России, за все зло русской жизни привыкла интеллигенция возлагать на «них», на власть, противополагаемую
народу, но никогда на себя.
Трагично для
судьбы России и русского
народа, что православное религиозное воспитание, полученное
народом, недостаточно предохраняет от нигилизма и от буйства темных хаотических стихий.
Лишь в меру преодоления этой тьмы
народ призывается к активной исторической жизни, к определению
судеб государства.
Если в старой России, до революции, церковь была долгое время в рабстве у самодержавного государства и управлялась деспотически то Победоносцевым, то Григорием Распутиным, если после революционного переворота церковь бессильна справиться с безбожной народной стихией и не может иметь определяющего влияния на
судьбу России, то это означает не немощь той Церкви Христовой, которой не одолеют и врата адовы, а немощь церковного
народа, духовное падение
народа, слабость веры, утерю религиозной верности.
Повыситься из статских в действительные статские, а под конец, за долговременную и полезную службу и «неусыпные труды», как по службе, так и в картах, — в тайные советники, и бросить якорь в порте, в какой-нибудь нетленной комиссии или в комитете, с сохранением окладов, — а там, волнуйся себе человеческий океан, меняйся век, лети в пучину
судьба народов, царств, — все пролетит мимо его, пока апоплексический или другой удар не остановит течение его жизни.
Неточные совпадения
—
Народ не может не знать: сознание своих
судеб всегда есть в
народе, и в такие минуты, как нынешние, оно выясняется ему, — утвердительно сказал Сергей Иванович, взглядывая на старика-пчельника.
— Интересно, что сделает ваше поколение, разочарованное в человеке? Человек-герой, видимо, антипатичен вам или пугает вас, хотя историю вы мыслите все-таки как работу Августа Бебеля и подобных ему. Мне кажется, что вы более индивидуалисты, чем народники, и что массы выдвигаете вы вперед для того, чтоб самим остаться в стороне. Среди вашего брата не чувствуется человек, который сходил бы с ума от любви к
народу, от страха за его
судьбу, как сходит с ума Глеб Успенский.
— После я встречал людей таких и у нас, на Руси, узнать их — просто: они про себя совсем не говорят, а только о
судьбе рабочего
народа.
— Мне — пора. Надо немного подготовиться, в девять читаю в одном доме о
судьбе, как ее понимает
народ, и о предопределении, как о нем учит церковь.
— Господа, наш
народ — ужасен! Ужасно его равнодушие к
судьбе страны, его прикованность к деревне, к земле и зоологическая, непоколебимая враждебность к барину, то есть культурному человеку. На этой вражде, конечно, играют, уже играют германофилы, пораженцы, большевики э цетера [И тому подобные (лат.).], э цетера…