Неточные совпадения
Теперь, принявшись за это
дело, я увидел, что в продолжение того времени, как я оставил ружье, техническая часть ружейной охоты далеко ушла вперед
и что я не знаю ее близко
и подробно в настоящем, современном положении.
К тому же книжка моя может попасть в руки охотникам деревенским, далеко живущим от столиц
и значительных городов, людям небогатым, не имеющим средств выписывать все охотничьи снаряды готовые, прилаженные к
делу в современном, улучшенном их состоянии.
Это мнение
разделяют многие опытные охотники
и очень уважают казнистые стволины.
У хорошей собаки есть бескорыстная природная страсть к приискиванью дичи,
и она предается ей с самозабвением; хозяина также полюбит она горячо
и без принуждения не будет расставаться с ним ни
днем, ни ночью: остается только охотнику с уменьем пользоваться
и тем
и другим.
Мало этого: по нескольку раз в
день бегали они в сарай к моим охотничьим дрожкам, в конюшню к лошадям
и кучеру, всех обнюхивая с печальным визгом
и в то же время вертя хвостом в знак ласки.
Именно в такое-то сумрачное время наступает валовой, повсеместный пролет
и даже прилет птицы не только по ночам, зарям, утренним
и вечерним, но
и в продолжение целого
дня.
Все породы уток стаями, одна за другою, летят беспрестанно: в
день особенно ясный высоко, но во
дни ненастные
и туманные, предпочтительно по зарям, летят низко, так что ночью, не видя их, по свисту крыльев различить многие из пород утиных.
Пролетная птица торопится без памяти, спешит без оглядки к своей цели, к местам обетованным, где надобно ей приняться за
дело: вить гнезда
и выводить детей; а прилетная летит ниже, медленнее, высматривает привольные места, как-будто переговаривается между собою на своем языке,
и вдруг, словно по общему согласию, опускается на землю.
Вчера проходили вы по болоту, или по размокшему берегу пруда, или по лужам на прошлогодних ржанищах
и яровищах, где насилу вытаскивали ноги из разбухшего чернозема, проходили с хорошею собакой
и ничего не видали; но рано поутру, на другой
день, находите
и болота,
и берега разливов,
и полевые лужи, усыпанные дупелями, бекасами
и гаршнепами; на лужах, в полях, бывает иногда соединение всех пород дичи — степной, болотной, водяной
и даже лесной.
Это бывает несколько позднее первого появления трех пород благородной дичи
и продолжается не долее четырех или пяти
дней.
Я не
разделяю мнения, что такое ужасное уменьшение дичи произошло от быстрого народонаселения
и умножения числа охотников.
Всю дичь по месту ее жительства, хотя оно
и изменяется временами года
и необходимым добыванием корма,
разделить на четыре разряда: I) болотную, II) водяную, III) степную, или полевую,
и IV) лесную.
Перепелки точно бывают так жирны осенью, что с трудом могут подняться,
и многих брал я руками из-под ястреба; свежий жир таких перепелок, употребленных немедленно в пищу, точно производит ломоту в теле человеческом; я испытал это на себе
и видал на других, но
дело в том, что это были перепелки обыкновенные, только необыкновенно жирные.
Первые два рода таятся в болотах
и топях, по которым шататься без надобности крестьянин не охотник; а бекасы, иногда по нескольку вдруг, кружась во всякое время
дня над болотом, где находятся их гнезда,
и производя крыльями резкий, далеко слышный звук, необходимо должны были привлечь его внимание
и получить имя.
Говоря о болотной дичи, я часто буду упоминать о месте ее жительства, то есть о болотах. Я стану придавать им разные названия: чистых, сухих, мокрых
и проч., но людям, не знакомым с ними в действительности, такие эпитеты не объяснят
дела,
и потому я хочу поговорить предварительно о качествах болот, весьма разнообразных.
Весьма обыкновенное
дело, что болота мокрые
и топкие превращаются в сухие оттого, что поникают ключи или высыхают головы родников; но я видал на своем веку
и противоположные примеры: болота сухие, в продолжение нескольких десятков лет всегда представлявшие какой-то печальный вид, превращались опять в мокрые
и топкие.
Утвердительно могу сказать, что зыбкие болота иногда превращаются в обыкновенные: вероятно, верхний пласт, год от году делаясь толще
и тяжеле, наконец сядет на
дно, а вода просочится наружу
и испарится.
Тут некогда потянуть, приложиться половчее
и взять вернее па цель особенно потому, что весенний, прилетный бекас вылетает неожиданно, не допуская собаку сделать стойку, а охотника приготовиться; осенью будет совсем другое
дело.
Знаю только, что как скоро начнет заходить солнце, дупели слетаются на известное место, всегда довольно сухое, ровное
и по большей части находящееся на поляне, поросшей чемерикою, между большими кустами, где в продолжение
дня ни одного дупеля не бывает.
Вероятно, взрыхленная сохою земля
и сочные корешки молодой травы очень им нравились; даже когда начали засевать пар, дупели держались несколько
дней кругом, по ковылистым луговинам.
Три
дня с неимоверными усилиями, к которым бывает способна только молодость
и страстная охота, бродил я по этой непроходимой топи.
[Я слышал от охотников Пензенской
и Симбирской губерний, что там гаршнепов бывает чрезвычайно много
и что случается одному охотнику убивать в одно поле до сорока штук
и более] Я убил бы их гораздо более, потому что они не убывали, а прибывали с каждым
днем, но воду запрудили, пруд стал наливаться
и подтопил гаршнепов, которые слетели
и вновь показались на прежних своих местах уже гораздо в меньшем количестве.
Самец
разделяет все труды
и попечения с самкою; он настоящий отец своим детям; сидит на яйцах, когда сходит самка,
и, летая кругом, отгоняет всякую опасность, когда мать сидит на гнезде.
После трехнедельного сиденья вылупляются куличата, покрытые желтовато-серым пухом; они сейчас получают способность бегать
и доставать себе пищу; на другой
день их уже нет в гнезде.
Это опустошение еще гибельнее, если производится в то время, когда кулики сидят на яйцах: тут пропадают вдруг целые поколения; если же куличата вывелись хотя за несколько
дней, то они вырастут
и выкормятся без помощи отца
и матери.
Но недолго тянется
дело у охотника — опытного
и хорошего стрелка; только новичок, недавно взявшийся за ружье, может до того разгорячиться, что задрожат у него
и руки
и ноги,
и будет он давать беспрестанные промахи, чему способствует близость расстояния, ибо дробь летит сначала кучей.
Он телом поменьше болотного кулика, не его ноги
и шея, относительно величины, очень длинны,
и красноножка с первого взгляда покажется больше, нежели он есть в самом
деле.
Нравами также они совершенно сходны; так же вьют гнезда на кочках, так же самка кладет четыре яйца, так же самец
разделяет с нею заботы о высиживании яиц
и сохранении детей, к которым оказывают травники такую же, если не большую, горячность.
Я не
разделяю этого мнения,
и для меня некоторые, самые мелкие куличьи породы всегда были дороже травников
и других средних куличков.
Когда вся птица садится на гнезда, они не пропадают, а только уменьшаются в числе, так что в продолжение всего лета их изредка встречаешь, из чего должно заключить что-нибудь одно: или самцы не сидят на гнездах
и не
разделяют с самкою попечения о детях, или чернышей всегда много остается холостых.
Я полагал прежде, что куличков-воробьев считать третьим, самым меньшим видом болотного курахтана (о котором сейчас буду говорить), основываясь на том, что они чрезвычайно похожи на осенних курахтанов пером
и статями,
и также на том, что к осени кулички-воробьи почти всегда смешиваются в одну стаю с курахтанами; но, несмотря на видимую основательность этих причин, я решительно не могу назвать куличка-воробья курахтанчиком третьего вида, потому что он не
разделяет главной особенности болотных курахтанов, то есть самец куличка-воробья не имеет весною гривы
и не переменяет своего пера осенью.
Я пробовал легко пораненных в крылышко держать живых в большой клетке,
дно которой состояло из грязи
и небольшой водяной лужи; я изобильно бросал туда разных семян
и насекомых, но успеха не было: кулички скоро умирали.
Я счел за лучшее
разделить курахтанов на две породы: болотную
и полевую, ибо они между собою никогда не смешиваются
и держатся совершенно в различных местах.
Пигалица имеет особенные, кругловатые крылья
и машет ими довольно редко, производя необыкновенный, глухой шум; летает, поворачиваясь с боку на бок, а иногда
и в самом
деле совсем перевертывается на воздухе: этот полет принадлежит исключительно пигалицам.
Если бассейн глубок, то кипение видно только на
дне: вода выкидывается из его отверстий, вынося с собою песок
и мелкие земляные частицы; прыгая
и кружась, но далеко не достигая поверхности, они опускаются
и устилают
дно родника ровно
и гладко.
Но если бассейн мелок относительно силы ключа, то вся вода, с песком, землей
и даже мелкими камушками, ворочается со
дна доверху, кипит
и клокочет, как котел на огне.
Извилистые берега ее обрастают местами лозником, вербою
и ольхою, а местами одною осокою
и другими береговыми травами;
дно ее ровно
и гладко,
и глубина почти везде одинакова.
Темный цвет лесных озер, кроме того, что кажется таким от отражения темных стен высокого леса, происходит существенно от того, что
дно озер образуется из перегнивающих ежегодно листьев, с незапамятных времен устилающих всю их поверхность во время осеннего листопада
и превращающихся в черный, как уголь, чернозем, оседающий на
дно; многие думают, что листья, размокая
и разлагаясь в воде, окрашивают ее темноватым цветом.
Без сомнения, они имеют скрытые на
дне родники,
и весьма сильные, которые вознаграждают убыль, производимую испарением воды во время летних жаров
и засух, убыль, которая в них бывает мало заметна.
Степные озера отличаются невероятною прозрачностью, превосходящею даже прозрачность омутов степных речек;
и в последних вода бывает так чиста, что глубина в четыре
и пять аршин кажется не глубже двух аршин; но в озерах Кандры
и Каратабынь глубина до трех сажен кажется трех — или четырехаршинною; далее глубь начнет синеть,
дна уже не видно,
и на глубине шести или семи сажен все становится страшно темно!
Я помню в молодости моей странный случай, как на наш большой камышистый пруд, середи уже жаркого лета, повадились ежедневно прилетать семеро лебедей; прилетали обыкновенно на закате солнца, ночевали
и на другой
день поутру, как только народ просыпался, начинал шуметь, ходить по плотине
и ездить по дороге, лежащей вдоль пруда, — лебеди улетали.
Разумеется, остальные сейчас улетели, но на другой
день опять прилетели в урочный час, сели на середину пруда, поплавали, не приближаясь к опасному камышу, погоготали между собой, собрались в кучку, поднялись, улетели
и не возвращались.
Многие охотники сказывали мне, что лебеди не только постоянно живут, но
и выводят детей в разных уездах Оренбургской губернии
и особенно по заливным, волжским озерам, начиная от Царицына до Астрахани; что гнезда вьют они в густых камышах; что лебедь
разделяет с лебедкою все попечения о детях, что молодых у них бывает только по два (а другие уверяют, будто по три
и по четыре)
и что по волжским рукавам, при впадении этой реки в море, лебеди живут несчетными стадами.
Во время сиденья гусыни на яйцах гусь
разделяет ее заботу: я сам спугивал гуся с гнезда
и много раз нахаживал обоих стариков [Стариками называются в гусиной выводке старый гусак
и гусыня] с выводками молодых.
В местах привольных, то есть по хорошим рекам с большими камышистыми озерами,
и в это время года найти порядочные станицы гусей холостых: они обыкновенно на одном озере днюют, а на другом ночуют. Опытный охотник все это знает, или должен знать,
и всегда может подкрасться к ним, плавающим на воде, щиплющим зеленую травку на лугу, усевшимся на ночлег вдоль берега, или подстеречь их на перелете с одного озера на другое в известные часы
дня.
Это значит, что пища сварилась
и опустилась в кишки] зобы,
и снова по призывному крику стариков, при ярких лучах давно взошедшего солнца, собирается стая
и летит уже на другое озеро, плесо реки или залив пруда, на котором проводит
день.
Должно сказать правду, что стрельба диких гусей более
дело добычливое, чем охотничье,
и стрелок благородной болотной дичи не может ее уважать.
Пролетные утки не то, что пролетные кулики: кулики живут у нас недели по две
и более весной
и от месяца до двух осенью, а утки бывают только видимы весной, никогда осенью
и ни одного
дня на одном месте не проводят.
Для стрельбы надобно употреблять крупную утиную дробь 2-го
и 3-го нумеров, а если птица дика, то
и гусиную пустить в
дело.
В это время уже не трудно подъезжать к рассеянным парам кряковных уток
и часто еще удобнее подходить или подкрадываться из-за чего-нибудь: куста, берега, пригорка, ибо утка, замышляющая гнездо или начавшая нестись, никогда не садится с селезнем на открытых местах, а всегда в каком-нибудь овражке, около кустов, болота, камыша или некошеной травы: ей надобно обмануть селезня, несмотря на его бдительность: надобно спрятаться, проползти иногда с полверсты, потом вылететь
и на свободе начать свое великое
дело, цель, к которой стремится все живущее.