Неточные совпадения
Весьма естественно должна была родиться у него мысль, что если бы в насекомые спрятать что-нибудь, похожее на крючок (из кости или крепкого дерева) и привязать его на нитку, выделанную из звериных
жил или волокон растений, и что если
рыба схватит и проглотит такую насадку, то крючок зацепит, и
рыбу можно будет вытащить на берег.
Таким образом, червяк, нигде по бокам не прорванный, будет довольно долго
жив и сохранит свой натуральный вид: и то и другое очень важно для приманки
рыбы.
Многие охотники задевают крючком за губу живца и утверждают, что этот способ гораздо лучше, что насаженная таким образом рыбка ходит бойчее, долее
живет и лучше приманивает хищную
рыбу.
Если бы кто-нибудь вздумал спросить меня хотя ради шутки: что я разумею под словами «нравы
рыб?», то я отвечал бы, что под этими словами я разумею вообще природные свойства
рыб, то есть в каких водах преимущественно любят
жить такие-то породы
рыб, что составляет их любимую пищу, в какое время года и в какое время дня держится
рыба в таких-то местах, и проч. и проч.
Говорят и пишут, что щуки
живут до трехсот лет, а карпии — более ста, чему, как уверяют печатно, были деланы несомненные опыты, ибо в пруды, которые никогда не сходят, но освежаются проточною водою или внутренними родниками, пускали маленьких щук и карпий с золотыми или серебряными кольцами, продетыми сквозь щечную кость, с означением на кольцах года: таких
рыб ловили впоследствии (разумеется, уже потомки) и убедились по надписям годов в их долговечности.
В последний раз мне случилось видеть такой мор в 1841 году: я
жил это лето в подмосковном селе Ильинском; от него верстах в трех есть довольно большой, глубокий пруд и мельница при деревне Оборвихе на речке Сомынке; всякой
рыбы много водилось в этом пруду, потому что в нем нельзя было ловить неводом и даже бреднем по множеству подводных каршей, коряг и густой травы.
Не все породы
рыб могут
жить в одной и той же температуре воды: для одних нужна чистая, быстрая и холодная вода, для других — более теплая, тихая и даже стоячая, имеющая дно иловатое и тинистое.
Я скажу об этом поточнее в описании
рыб, а здесь означу только порядок, следуя которому
живет одна порода за другою почти во всякой реке.
Итак, все породы
рыб могут
жить в одной и той же реке, если течение ее продолжительно, только одни выше, где вода холоднее и чище, а другие ниже, где вода теплее и мутнее: в этом убедиться нетрудно, исследовав течение какой-нибудь порядочной реки.
Итак, оставалось одно средство: заставить
рыбу выметать икру в той самой воде, где назначалось
жить ее потомству, и оно иногда удавалось.
В проточных небольших родниковых прудах, имеющих всегда свежую и даже холодную воду, которые весной мало прибывают от полой воды и никогда не уходят, спуски которых всегда загораживаются решетками и верховья мелки, будет
жить всякая
рыба, хотя бы температура воды не сходствовала с натурою
рыбы, но будет только
жить, а не водиться: даже не достигнет полной природной величины своей.
Жерих не водится в маленьких речках, но любит реки большие или по крайней мере многоводные, глубокие и быстрые;
живет также и в больших, чистых озерах, питается всякими водяными насекомыми, мелкою
рыбою и на нее только берет на удочку; клев его чрезвычайно быстр, и на удочке ходит он необыкновенно бойко; он вырастает длиною в аршин и весом бывает в восемнадцать фунтов.
Иногда употребляют и название «красной
рыбы», вероятно по желтовато-розовому цвету ее тела и, может быть, по красным крапинам, которыми она испещрена; но не должно смешивать красулю с собственно так называемою красною
рыбой, или семгой: последняя отличается от первой более широким станом, серовато-белым цветом чешуи и большею краснотою тела; она
живет преимущественно в больших реках.
Вот все породы
рыб, которые берут на удочку и водятся в водах тех губерний, в которых мне случалось
жить, следственно и удить.
Неточные совпадения
Хлестаков. Я люблю поесть. Ведь на то
живешь, чтобы срывать цветы удовольствия. Как называлась эта
рыба?
— И — не пойдет! — подтвердил Трифонов вполголоса. — Казак, они тут все воры, дешево
живут,
рыбу воруют из чужих сетей. Пять! — крикнул он.
Они знали, что в восьмидесяти верстах от них была «губерния», то есть губернский город, но редкие езжали туда; потом знали, что подальше, там, Саратов или Нижний; слыхали, что есть Москва и Питер, что за Питером
живут французы или немцы, а далее уже начинался для них, как для древних, темный мир, неизвестные страны, населенные чудовищами, людьми о двух головах, великанами; там следовал мрак — и, наконец, все оканчивалось той
рыбой, которая держит на себе землю.
Позовет ли его опекун посмотреть, как молотят рожь, или как валяют сукно на фабрике, как белят полотна, — он увертывался и забирался на бельведер смотреть оттуда в лес или шел на реку, в кусты, в чащу, смотрел, как возятся насекомые, остро глядел, куда порхнула птичка, какая она, куда села, как почесала носик; поймает ежа и возится с ним; с мальчишками удит
рыбу целый день или слушает полоумного старика, который
живет в землянке у околицы, как он рассказывает про «Пугача», — жадно слушает подробности жестоких мук, казней и смотрит прямо ему в рот без зубов и в глубокие впадины потухающих глаз.
Потом смотритель рассказывал, что по дороге нигде нет ни волков, ни медведей, а есть только якуты; «еще ушканов (зайцев) дивно», да по Охотскому тракту у него
живут, в своей собственной юрте, две больные, пожилые дочери, обе девушки, что, «однако, — прибавил он, — на Крестовскую станцию заходят и медведи — и такое чудо, — говорил смотритель, — ходят вместе со скотом и не давят его, а едят
рыбу, которую достают из морды…» — «Из морды?» — спросил я. «Да, что ставят на
рыбу, по-вашему мережи».