Неточные совпадения
Чтобы не так было грустно
матери моей возвращаться домой, по настоянию отца
взяли с собой мою любимую старшую сестрицу; брата и меньшую сестру оставили в Аксакове с тетушкой Евгенией Степановной.
Мать моя дала сто рублей своим провожатым, то есть половину своих наличных денег, но честные люди не захотели ими воспользоваться; они
взяли по синенькой на брата (по пяти рублей ассигнациями).
На прощанье
мать с твердостью сказала мне, что
возьмет меня совсем из гимназии и увезет в деревню.
На третий день после свидетельства пригласили мою
мать в совет, обязали ее подпиской представить в гимназию сына по выздоровлении и позволили
взять меня.
Надобно отдать должную справедливость и этому человеку, который, не знаю почему, имел в городе репутацию холодного «интересана», — что в отношении к нам он поступал обязательно и бескорыстно; он не только не
взял с нас ни копейки денег, но даже не принял подарка, предложенного ему
матерью на память об одолженных им людях; докторам же, которые свидетельствовали меня, он подарил от нас по двадцать пять рублей за беспокойство, как будто за консилиум; разумеется,
мать отдала ему эти деньги.
Отдохнула моя бедная
мать, и отец, и все меня окружающие, особенно ключница Пелагея, которая постоянно возилась со мной во время припадков, сказывала сказки мне с вечера и продолжала их даже тогда, когда я спал;
мать моя была так обрадована, как будто в другой раз
взяла меня из гимназии.
Для моего отца было все равно, кто бы ни
взял меня; он только убедительно просил обоих молодых людей познакомиться с моей
матерью.
Наконец, это так надоело ему, что он написал к своей
матери, и она скоро совсем
взяла его из гимназии.
— С Иваном Ипатычем не обошлось без неприятных объяснений; он обижался и тем, что
мать перевезла меня на свою квартиру, и тем, что
взяла другого доктора.
Мать моя очень обрадовалась этому обстоятельству: она и без того не оставила бы меня у Ивана Ипатыча, но тогда ей было бы гораздо труднее, даже невозможно, убедить Григорья Иваныча
взять меня к себе прямо от своего приятеля.
Я не стану распространяться о том, как устроивала свое городское житье моя
мать, как она
взяла к себе своих сестер, познакомилась с лучшим казанским обществом, делала визиты, принимала их, вывозила своих сестер на вечера и на балы, давала у себя небольшие вечера и обеды; я мало обращал на них внимания, но помню, как во время одного из таких обедов приехала к нам из Москвы первая наша гувернантка, старуха француженка, мадам Фуасье, как влетела она прямо в залу с жалобою на извозчиков и всех нас переконфузила, потому что все мы не умели говорить по-французски, а старуха не знала по-русски.
Мать возьмет голову Илюши, положит к себе на колени и медленно расчесывает ему волосы, любуясь мягкостью их и заставляя любоваться и Настасью Ивановну, и Степаниду Тихоновну, и разговаривает с ними о будущности Илюши, ставит его героем какой-нибудь созданной ею блистательной эпопеи. Те сулят ему золотые горы.
В это время заплакала во сне сестренка. Они спохватились и прекратили спор, недовольные друг другом. Отец, опираясь на палку, красный и возбужденный, пошел на свою половину, а
мать взяла сестру на колени и стала успокаивать. По лицу ее текли слезы…
Павел поднял руку, хотел что-то сказать, но
мать взяла его за другую руку и, потянув ее вниз, прошептала:
Шаркни и одевайся, Антоша, рыдая, шаркнул ножкой, оделся,
мать взяла его за руку и вывела в коридор.
Неточные совпадения
«А что? ему, чай, холодно, — // Сказал сурово Провушка, — // В железном-то тазу?» // И в руки
взять ребеночка // Хотел. Дитя заплакало. // А
мать кричит: — Не тронь его! // Не видишь? Он катается! // Ну, ну! пошел! Колясочка // Ведь это у него!..
Митрофан (тихо
матери). Да я не
возьму в толк, о чем спрашивают.
Только впоследствии, когда блаженный Парамоша и юродивенькая Аксиньюшка
взяли в руки бразды правления, либеральный мартиролог вновь восприял начало в лице учителя каллиграфии Линкина, доктрина которого, как известно, состояла в том, что"все мы, что человеки, что скоты, — все помрем и все к чертовой
матери пойдем".
Вронский
взял письмо и записку брата. Это было то самое, что он ожидал, — письмо от
матери с упреками за то, что он не приезжал, и записка от брата, в которой говорилось, что нужно переговорить. Вронский знал, что это всё о том же. «Что им за делo!» подумал Вронский и, смяв письма, сунул их между пуговиц сюртука, чтобы внимательно прочесть дорогой. В сенях избы ему встретились два офицера: один их, а другой другого полка.
Девушка
взяла мешок и собачку, дворецкий и артельщик другие мешки. Вронский
взял под руку
мать; но когда они уже выходили из вагона, вдруг несколько человек с испуганными лицами пробежали мимо. Пробежал и начальник станции в своей необыкновенного цвета фуражке. Очевидно, что-то случилось необыкновенное. Народ от поезда бежал назад.