Катастрофа на шоссе

Юрай Ваг (1969)

Обычная авария на пустом летнем шоссе, водитель не справился с управлением, слетел с полотна дороги и… встретил дерево. Но, это было не окончание просто судьбы талантливого инженера-химика со сложной биографией, это было начало следственных действий госбезопасности Чехословакии. Контрразведка проверяла возможность появления немецкого агента, связника или резидента, простая проверка превратилась в контрразведывательную операцию в которой участвуют инженеры-исследователи, сложное химическое производство, формулы, опыты и т. д. Рядом с этой реальностью повседневности запутанные взаимоотношения, тоска о любви и трагедия одиночества.

3

Голиан взглянул на часы: тринадцать тридцать шесть. «Время контроля, — подумал он, — сперва в аудиторию Б, проверить… Нет, нет, никакого контроля, никакой аудитории Б, это важнее». Он усмехнулся: «Это!» Усталый и бледный, он поднял руки и прижал пальцы к глазам. И тут почувствовал, что у него болит голова, лицо, глаза… Много курил: пятнадцать сигарет или все двадцать пять? В полдень звонил Лазинский, тот, из госбезопасности, утром Бауманн, потом металлическая пластинка, стрелки, указавшие «максимум». Вот и получается максимум перенапряжения, отсюда истерика, устроенная Стеглику, — секундное облегчение, «высказался», выпустил пар, а тут еще подвернулась палатка с вывеской «Закуски» и тополя. Ему казалось, что вот-вот разразится гроза, сверкнет молния… Но молния не сверкнула и гром не грянул, удар был мягким, как снежная лавина. Хорошо, хоть Сикора был неподалеку — последнее время все спешат к Бауманну или от Бауманна. И он сегодня уже два раза был у него, первый раз застал, второй — нет. Пойти в третий: он у себя или вышел? Ждет, что я клюну? Ключ от сейфа…

Голиан опустил руки и отошел от окна. Пододвинул телефон и набрал 06.

— Товарищ директор? Добрый день, можно к вам зайти? Прошу вас, всего минуту. Очень прошу… Спасибо. Иду.

Голиан вздохнул и поспешно зашагал к выходу.

Кабинет Бауманна был на том же самом этаже, где кабинет директора. Голиан постучался. Ответа нет. Он вошел и достал из сейфа папку, запер его и только тогда огляделся: беспорядок, разбросанные бумаги… «Здесь мы с ним когда-то сидели, пили крепкий, несладкий чай. Старик шутил, он был сама доверчивость… Но хватит, директор Сага ждет».

* * *

Ровно в два завыла сирена. Неизвестный поднялся со скамейки (стрекоза улетела, черешни съедены), взял свой портфель и плащ и направился к воротам химзавода. Пот лил с него градом, но он радовался: конец ожиданию. Еще несколько минут, потом обед и… Он повторял про себя: 29343. «Ну, скажем, в половине третьего, между половиной и без четверти четыре состоится разговор: еще часть дела с плеч долой. Если все это вообще можно назвать делом: тягомотина, будничная серая нуда».

Неизвестный, однако, не скучал. Он с интересом наблюдал за людским потоком. Спешащие люди обходили его справа и слева, мужчины и девушки, джинсы, пестрые рубашки, темные очки, обрывки фраз…

Трещали мотоциклы — стоянка в двух шагах. Постепенно толпа редела. Уже прошли инженер Стеглик с портфелем, тощий человек в толстых очках, парень в серой кепочке набекрень — вахтер протянул ему какую-то записку, тот прочел, чертыхнулся и потащился обратно. Взгляд незнакомца с плащом следовал за ним: тот двинулся в сторону гаражей, направо, обошел их, исчез. В воздухе порхнула синичка. Жара опрокинулась на город, словно стеклянный колпак.

Вахтер закурил.

— Кого-нибудь ждете?

Незнакомец вздохнул и утвердительно кивнул.

— А которую, если не секрет?

— Божену, фамилии не знаю. Только вчера познакомились.

— У, сколько у нас этих Божен! — Вахтер улыбнулся, обнажив щербатые зубы.

Человек с плащом всем своим видом показал, что согласен, и вернулся обратно к скамейкам. Была уже половина третьего. Он ждал до без четверти четыре. Окна здания за стеной были темными и слепыми. Прежде чем забраться в автобус, он увидел вдруг зеленый пикап. Тот отъезжал, и человеку с плащом показалось, что вместе с ним сейчас что-то исчезнет. Он долго не мог понять: что же все-таки? Потом поймал себя на глупой мысли: зеленый пикап, быть может, это надежда?

В автобусе он уже улыбался. К черту дурацкие предрассудки!

* * *

— Тороплюсь на совещание, — объявил директор Сага Бауманну и поднялся из-за стола. — Пришли бы пораньше, у меня никого не было, только инженер Голиан заходил во втором часу, минут на десять, не больше.

— Всего два слова, очень прошу, — умолял Бауманн, стоя в дверях с портфелем в руках.

Он вошел и сразу, без приглашения, сел. Руки у него дрожали. Кабинет директора был просторным, но душным и неуютным: кожаные кресла и громоздкая черная мебель, толстые словари и собрания сочинений государственных деятелей, аспарагус над бюстами Маркса и Ленина — все отдавало казенщиной. Окна за шторами упирались в высокую стену, как и у Бауманна, только в той комнате на четвертом этаже они выходили на крышу, ему была видна еще и полоска неба. Эти же видели лишь бетонную стену да пожарную лестницу.

— Мне надо поговорить с вами о Голиане, — сказал инженер. — Утром он был у меня, а потом отправился, вероятно, к Стеглику. Он к нему каждый день ходит.

— Ну и что из этого? — спросил директор равнодушно. — По-вашему, ему нельзя ни к вам, ни к Стеглику?

Бауманн удивился:

— Но ведь он же был у вас. Он что, ничего вам не сказал?

— А что он должен был сказать?

— У нас с ним разногласия, нет, не производственные, личные… Впрочем, не совсем личные… Я задерживаю вас, вы спешите. Короче, я пришел, чтоб отдать вам…

— Что?

Инженер открыл портфель и достал толстый пакет.

— Пожалуйста, — сказал он тихо.

— Что это такое? — повторил директор, но Бауманн вместо ответа расстегнул воротник рубашки. — Вам нехорошо? — Директор перепугался.

— Нет, я только… Это у меня давно. Поймите, ведь наши распри с Голианом… Когда-то ему пришла в голову довольно смелая идея, позже он от нее отступился, а я с его полнейшего согласия ею занялся. Сейчас, когда я кое-чего добился… Хотя, возможно, это просто хобби, забава в свободное время.

— Что еще за хобби? — Сага взглянул на часы. Маленькая стрелка стояла на четырех, большая подходила к двенадцати.

— Речь идет о силиконах, производство некоторых до сих пор еще очень дорого и сложно, поэтому я пытался, я очень хотел добиться… Но это в будущем, я еще многое недоделал. Вас прошу об одном: спрячьте пока эти бумаги в свой сейф, мы с Голианом пользуемся моим, так сказать, совместно, ну а он… Когда-то я дал ему запасной ключ… — Бауманн делал слабую попытку улыбнуться, но не смог и умолк, опустив голову.

Сага медленно подошел к нему.

— Да, я знаю. И да будет вам известно, все это рассказал мне сегодня днем Голиан. Он тоже дал мне кое-какие бумаги. Потом дал ключ и просил передать вам. Пожалуйста, получите.

Директор достал ключ из кармана и положил на стол.

— Спасибо, — поклонился Бауманн. — Я знаю, мне не следовало давать ему, но… Это было год назад, тогда я заметил, что он меня подозревает, считает, будто я от него что-то скрываю. Ключ же должен был доказать ему, что он заблуждается, доказать, что я ему верю… И тогда я действительно ему…

— Простите, — перебил его директор, — а сейчас уже нет?

— Если говорить честно, сейчас уже…

Издалека доносился рокот. Наверное, бульдозер, а может быть, трактор.

— Ну, рассказывайте, что случилось. — Сага пригладил волосы.

— Утром я ушел из кабинета. — Бауманн открыл пакет. — Думал, на минуточку, и не запер двери, но вернулся только около трех. Эти бумаги лежали на столе, но не в пакете, а просто так, под какими-то документами. Вскоре позвонил инженер Сикора, ему что-то было нужно. Я говорил с ним и машинально перелистывал лежащие на столе бумаги. — Бауманн достал несколько листков. — Смотрите, их кто-то в мое отсутствие брал, — показал он, — открыл сначала на предпоследней странице и переписал ее. На такой же тонкой бумаге, как у меня, но только от руки, а не на машинке. Делал он это неосторожно, сильно нажимал карандашом. Вот и оставил следы.

— Вижу, — согласился директор. — Продолжайте.

— Посмотрите эти две страницы на свет. Может быть, узнаете почерк.

— А вы узнали?

— Да.

Сага взял страницы и подошел к окну. На обратной стороне страницы слева были явно видны отпечатки самописки или карандаша.

— Ну? — посмотрел на него Бауманн.

— Вижу. И вы уверены, что это работа Голиана?

— Я полагаю, что это он. А вы, извините, нет?

— Я не графолог, и вы тоже. И я не хочу скандала.

— Вы в самом деле не узнаете этого почерка?

— Я уже сказал вам, что я не графолог. Кроме того, это мог сделать кто угодно, ведь бумаги лежали на столе. Если б они были в сейфе — дело другое. Голиан дал мне ключ что-то после двух, следовательно, времени у него было достаточно. Так же, собственно, как и у всякого другого, кого интересуют эти формулы.

— Это сделал Голиан. — Бауманн поднялся с кресла.

— Сидите, вы же плохо себя чувствуете, — сказал директор.

— Это сделал он, — упрямо твердил Бауманн. — Хотя бы из зависти. Мне удалось то, что когда-то у него не получилось. Он об этом знает и потому меня…

— Он вас не обокрал, — убеждал его Сага. — Не отрицаю, возможно, завидует и, допустим даже, проявляет излишнее любопытство, такое бывает, но… Между прочим, а ваша работа окончена?

— Почти. — Бауманн сел.

— Как давно он знает о ваших опытах?

— Давно.

— Пожалуйста, точнее, — настаивал Сага.

— С самого начала. Следовательно, уже несколько лет.

— Знал еще кто-нибудь на заводе, что вы ставите какие-то опыты?

— Раньше мне помогал инженер Стеглик. Иногда и Сикора. Даже в рабочее время, когда у них находилась свободная минутка.

— У нас на заводе?

— Да.

— А еще кто?

— Токарова, лаборантка. Правда, она выполняла лишь техническую работу.

— А Стеглик и Сикора, они что?

— Я не понимаю вашего вопроса, — сказал Бауманн.

Директор отложил бумаги.

— Я хочу знать, было ли им известно, для чего проводятся эти опыты?

— Нет.

— А Голиану?

— У него был ключ от сейфа, он мог посмотреть мои расчеты. Те двое — нет. На основании опытов, которые они проводили, невозможно сделать общих выводов, самое большее они могли предположить, что это…

Бауманн умолк, протянул руку и взял со стола ключ. Шума трактора или бульдозера уже не было слышно.

–…что это важное открытие? — Губы директора скривились. — Так?

— Возможно. Но я в этом не уверен.

— А Голиан?

Инженер ничего не ответил, и Сага продолжал:

— Вы говорили, что у Голиана когда-то возникла смелая гипотеза и что теперь он вам завидует, потому что у него ничего из этого не получилось? Как все это было?

— Так. — Бауманн достал старенький металлический портсигар и зажигалку кустарной работы, но тут же спрятал обратно и лишь облизал губы. — Это был не более чем импульс, — начал он. — Голиан, правда, занимался этим довольно долго, однажды он показал мне свои заметки, расчеты, их было много, страниц пятьдесят-шестьдесят. Я их проштудировал и ответил «нет». Тогда же я намекнул ему, Что, возможно, когда-нибудь этим займусь, силиконы меня заинтересовали. Но прошло не меньше года, и только тогда я… Естественно, уже не по его расчетам, вечерами и ночами. В кино я не хожу, романов не читаю, сплю мало… Человек в моем возрасте иногда оглянется на прошлое, вспомнит и, увидев, что еще ничего не сделал… Мне хотелось, чтоб после меня осталось нечто большее, чем могильная плита. Прошу вас, — вдруг оборвал он рассказ, — вы с Голианом в хороших отношениях, живете в одном доме, он вас послушается…

— Ну и что? Заставить исповедаться?

— Прошу вас. Со мной он говорить не станет. Да и я уже не в состоянии, не могу и не хочу.

— А что, если он откажется? Мы не такие уж близкие друзья.

Бауманн пожал плечами, потом выпрямился и посмотрел Саге в глаза.

На улице поднялся ветер, пыль вихрилась в узком дворе.

— Тогда расследуйте это официально. Как директор. Произошла кража, украдена моя работа — не какой-нибудь пустяк. А Голиан — бывший эмигрант. За такими нужен глаз да глаз.

Он поклонился и вышел. Пораженный Сага долго сидел неподвижно — это был новый, совершенно незнакомый Бауманн. «Я знаю его столько лет…» Директор покачал головой. Бумаги он спрятал в сейф.

Совещание началось без него. Он рассеянно извинился и сел. Когда предложили проголосовать, он тоже поднял руку, хотя так и не понял, о чем шла речь.

* * *

Инженер Голиан видел, как ушел из кабинета директора Бауманн, а немного погодя и сам Сага. Он подождал немного, потом быстро зашагал к заводским гаражам. Лицо его было бледным и осунувшимся.

Поднялся ветер, на юге небо стало темным. «Будет гроза, — подумал он, — уже надвигается… Пускай, пусть все летит к чертям!» Он сел в свою машину и включил мотор. «Бауманн и директор наверняка говорили обо мне… Интересно, знает ли этот мошенник, что я отдал Саге ключ? Ключ… Захлопнется дверца сейфа. Что-то уже захлопнулось, и назад нет возврата. Сестра поплачет, будет вся в черном ходить на кладбище…»

Он закурил и поехал. Навстречу шли парни и девушки, они возвращались с купанья, ели мороженое. Близился вечер, а там — кино, поцелуи в воротах…

Голиан стиснул зубы и затормозил, машину оставил на другой улице, он всегда оставлял ее здесь, многие считали это чудачеством, сестра тоже. Со временем все привыкли, привыкла и Анна.

Сестра, заслышав его шаги, ждала, стоя в дверях кухни. На приветствие не ответила.

— Что с тобой? — спросил Голиан.

— Тебе открытка от жены.

— Да… — равнодушно протянул Голиан.

— И тебя это не удивляет?

— Ах, оставь, — ответил он недовольно. — Пива у нас нету?

— Нету. Открытка на столе.

— Потом прочту. — Он прошел в кухню.

— На столе в твоей комнате, — настаивала Анна.

Он махнул рукой и позвал:

— Анна, поди сюда.

Сестра была маленькая, с измученным лицом.

— Иду, — откликнулась она послушно и медленно, словно к святыне, двинулась к нему.

— Ты боишься?

Она кивнула.

— Не бойся. — Инженер смотрел на стену за ее спиной. Стена была белая с голубым узором. Тонкие линии соединялись в звезды и крестики. Он прикрыл глаза, ему не нравился этот узор.

— Я пришла, — шепнула Анна. — Она пишет, что хочет вернуться.

— Когда? Да ты успокойся! Когда — не пишет?

— Нет, Дежо, только… что хочет как можно скорее.

Он улыбнулся — улыбка больше походила на горькую гримасу, — похлопал сестру по плечу.

— Еще много воды утечет!

— Дежо! — воскликнула Анна. — Не будь таким бессердечным, ты же знаешь, каково мне!

Кухня блестела чистотой. На столе лежала сетка с покупками: молоко и кольраби, черешня, банка сметаны, рис. Над диваном в клетке купалась в своей мисочке канарейка. В подсвечнике стояли две не обгоревшие свечи.

— Меня никто не спрашивал?

— Не знаю, я только что вошла.

Он снова похлопал ее по плечу.

— Если будут звонить, — предупредил Голиан, — трубку не снимай, а если кто явится, скажешь — меня нет.

— А ты правда уедешь?

— Да, мне надо отправить телеграмму.

— Ведь можно из дому.

— Нет, никаких телефонных разговоров. И ты никому не звони, ладно?

Сестра кивнула, ожидая объяснения, но он уже ушел. Слышно было, как хлопнула дверь: он остановился на пороге своей комнаты. Потом вышел, запер дверь, дважды повернув ключ.

Почта была неподалеку. Но Голиан тем не менее поехал в машине. Он остановился под самой вывеской «Телеграф — телефон» и вошел в небольшое помещение. Девушка за перегородкой вызывала Попрад и Превидзу. Инженер писал адрес: «Йозеф Донат, Братислава…» Он стоял спиной к дверям и не видел, как появился человек лет тридцати пяти с плащом, переброшенным через левое плечо. Голиан подал телеграмму и расплатился. Обернулся — и выражение облегчения застыло на его лице.

— Добрый день. — У незнакомца был приятный, очень молодой голос.

У инженера бессильно повисли руки. Незнакомец приблизился и сказал, улыбаясь:

— Сюда, это единственный выход. — На улице возле «трабанта» он заметил: — Неплохая машинка, съездим куда-нибудь?

Голиан вздохнул и согласился. Они сели. Голиан спросил:

— Куда?

Человек с плащом сунул руку в карман, достал книжечку и сказал:

— Спокойно! Я из госбезопасности, пожалуйста, без фокусов.