Шоссе обреченных

Джина Рицци, 2022

Главная героиня знакомится с неординарной девушкой в очень интересном месте. Они решают вместе отправиться в путешествие к побережью океана. Их путь лежит через шоссе, которое среди местных жителей пользуется дурной славой из-за череды совершенных когда-то здесь загадочных преступлений. Героев это не останавливает. Однако, кто-то решает проучить их за беспечность.Это роман-триллер о внутренней борьбе главной героини с собой, которую терзают психологические травмы прошлого, и о спасении от смертельной опасности. Цена всему этому не только душевное равновесие, но и собственная жизнь, жизнь близких людей.

Глава 1 Тотальная меланхолия

Как бегство от себя может превратиться

в спасение от смертельной опасности

Небо представляло собой одну сплошную тучу свинцово-серого оттенка, нависшую над многомиллионным Нью-Грейс. Осталось еще к депрессивному небу добавить унылую серую палитру зданий из бетона, металла и стекла, а также загазованность от выхлопов автомобилей вкупе с промышленным дымом, тянувшимся от заводских труб с окраин, и всё это запросто начинало давить на психику, угнетать настроение любого человека, у которого и так хватало проблем в семье, на работе, в бизнесе, а в совокупности с общей картиной города и непогодой заставляло впасть в апатию.

В такие моменты не обойтись без поддержки извне и порой даже достаточно, чтобы тебя выслушали или произнесли банальные дежурные фразы «привет», «как дела», «как ты», а еще лучше, если собеседник делился собственными проблемами с тобой, и вот тогда от этого становилось чуточку легче; появлялось понимание, что проблемы есть у каждого.

Неизбежная осенняя хандра, потребность в человеческом обществе, а также отвращение к самой себе — именно эти обстоятельства привели меня в группу психологической помощи «Луч надежды», расположенной в просторном светлом зале на пятом этаже девяти-этажного кирпичного здания в деловом центре Нью-Грейс.

Из зала через большие панорамные окна можно было увидеть немногое: улицу с электрическими проводами, светофорами; большие цветные светящиеся с бегущими строками рекламные билборды «Panasonic», «Stimorol» и «Victoria's Secret» (с уже не премьерным показом купальников ушедшего сезона) (как ни странно звучало бы, но как же хорошо, что придумали рекламу, порой она радовала глаз и поднимала настроение своими красками и энергичностью); поток преимущественно желтых автомобилей такси с большими коробами на крышах; серые и коричневые фасады небоскребов, закрывавших собой абсолютно всё пространство настолько, что невозможно было увидеть даже небо.

«Луч надежды» посреди этой урбанистической серости представлял собой некий оазис — светлое место для ожидания чего-то лучшего в жизни с белыми стенами зала и искусственным освещением, заменявшим собой солнце, потому что несмотря на почти предобеденное время, на улице господствовали хмурые сумерки.

В центре зала на паркетном полу по кругу вместе с другими людьми разного возраста во главе с женщиной-психологом с кудрявыми каштановыми волосами и в очках на черной пластмассовой оправе сидела и я. У каждого из нас было свое кресло в виде удобного мягкого мешка (эдакое создание домашней уютной обстановки).

«Странное однако совпадение, — подумала я и успела сосчитать, — нас сидело здесь ровно тринадцать человек вместе с психологом. Тринадцать. Мистическое число, которое ассоциируется с дьяволом, — изучала я молчаливо всех, а мысли вторили свое, — всё это очень кстати, особенно если учесть, что я находилась в кругу не самых, может быть, уравновешенных личностей: мало ли, что у них там на уме и что их всех сюда привело». Но мне это как раз таки и предстояло выяснить: услышать историю каждого, а заодно и рассказать о своем — о наболевшем.

По часовой стрелке под ободрение психолога присутствующие друг за другом делились своими проблемами, рассказывали искренние чувствительные истории. Мне становилось чуточку теплее, я никогда ранее не была в подобных сообществах, и для меня группа в целом выглядела как меланхолично-флегматичный кружок, потерявший интерес к жизни, погруженный в собственные неприступные раздумья, с блестящими печальными глазами, ленивыми движениями тела и тусклыми цветами одежды. Да, даже то, в чем они были одеты, — было отражением их внутреннего мира: такого же унылого и скучного, как серый поношенный джемпер. За исключением одной особы, внешний облик которой ярко контрастировал с остальными. Она сидела в кресле-мешке напротив меня и одета была не просто ярко, а вызывающе. На ней был розовый топ, оголяющий пупок, с рисунком мультяшного Багза Банни. Короткие рукава топа закрывали плечи, а Банни весело улыбался во весь рот, выставив два больших передних белых зуба, источая таким образом позитив, как и она. Его хитрый взгляд был устремлен ниже и как будто говорил всем окружающим, что мол смотрите — моя хозяйка даже в такую непогоду и даже в таком обществе, может натянуть на себя тонкие колготки в клеточку и короткую джинсовую юбочку.

Но не только свободу и позитив излучала она, а и ласку и доброту, частичку которой старалась дать сидящей по соседству девушке в шерстяном свитере с длинным горлом. Слезы текли по ее розовым щекам, а девушка с Банни заботливо успокаивала ее. Я так толком и не поняла, о чем была история боли этой девушки в свитере, так как не слушала ее почти, потому что была заинтересована яркой незнакомкой, и больше всего волновал вопрос «что эта девушка с Банни собственно могла тут забыть?». На сломленного горем бедолагу она точно не походила. Это даже в какой-то степени настораживало.

Мои размышления прервала сидящая справа от меня женщина в бордовом кардигане. На вид ей было лет сорок, и она рассказывала о том, что ей пришлось пережить: как потеряла высокооплачиваемую работу, попав в список под сокращение сотрудников в банке, и как потом на нее навалились одна за другой беды. Ее бойфренд бесследно исчез сразу же после того, как она ему сообщила новость о своем сокращении. Телефон по его адресу безмолвствовал, и как позже выяснилось от соседей, этот тип собрал свои вещи, и судя по количеству набитых чемоданов, уехал далеко и надолго. Саму же женщину стали часто навещать несговорчивые исполнительные инспекторы в связи с неспособностью выплачивать ипотеку за дом и кредит за машину, оформленных в расцвет ее карьеры в том же самом банке, который выкинул впоследствии ее на улицу. Никакие привилегии в погашении задолженности бывшим сотрудникам банка не полагались, разве что в день увольнения сулил бонус-подарок в денежном эквиваленте, который растаял по истечении двух-трех месяцев, а новую работу найти эта бедная женщина так до сих пор и не смогла.

Вслед за ней свою историю рассказал небритый полный мужчина. Кажется я даже запомнила его имя — Мерфи. Он не мог похудеть, как ни пытался, что являлось препятствием для того, чтобы завести отношения с девушкой, поэтому всё свое свободное время предпочитал проводить за просмотром телевизионных шоу, поглощая пиццу и колу.

Рядом с Мерфи расположился пожилой, но визуально крепкий человек в старом пиджаке. Всю свою жизнь он посвятил работе в доке, а когда в силу возраста вышел на пенсию, то оказался в полном одиночестве. Семью, к сожалению, так и не создал. «Работа, работа, работа..» — пессимистично повторял он, а теперь даже на работе никому не нужен. Но зато он гордился своей небольшой квартирой в одном из престижных районов Нью-Грейс, которую расхваливал за свою удобную планировку и недешевую меблировку.

Среди присутствующих в «Луче надежды» были в том числе разорившиеся бизнесмены и один брокер с фондовой биржи.

«Нужно выговориться, и тогда станет легче» — словно догму произносила постоянно психолог, и может быть действительно кому-то из нас становилось легче от этого, но точно не мне. Нечто, находившееся в глубине моей души и терзавшее меня, никуда не делось, а делалось будто сильнее и продолжало меня угнетать под воздействием невеселых историй несчастных людей. Хоть до меня еще и не дошла очередь поделиться своими горестями, но я почему-то твердо была убеждена, что выговорившись незнакомым и по сути равнодушным (что скрывать, таких много) людям, которых волновало только собственное эгоистическое «я», что от этого мне легче точно не станет.

В некоторых глазах теплилась частичка счастья: несуществующий мир у телевизора, собственная квартирка, домашний питомец, достижения прошлого, может быть всё это было для них всего лишь утешением на каком-то подсознательном уровне, но лично мне этого было мало. Видимо, я была привередливая и требовательная к своему списку счастья. Я понимала, что заслуживаю большего, но в какой-то момент в моей жизни что-то пошло не так.

***

Не считая яркой девушки в розовом топе, я выделила для себя еще одну особу. Это была женщина неопределенного возраста в черном жакете и коричневом длинном платье. У нее были настолько неухоженные густые брови, что некоторые мужчины бы позавидовали, а волосы с сединой у корней были взлохмачены так, будто ее ударило высоковольтным током. И на данный момент она была единственной, кто отказался рассказывать что-либо о себе или о наболевшем. Не всем понравилось (в их числе была и я) подобное поведение, ведь мы для этого и собрались, чтобы быть открытыми друг другу, но она так не считала.

Психолог, поправляя оправу, не стала заострять на ней внимание и пропустила в надежде, что может быть чуть позже самодовольная особа соизволит рассказать нам что-нибудь, но по какому-то нахальному и надменному что ль выражению лица этой дамы мне было очевидно, что даже после всех выслушанных историй она ничего рассказывать не собиралась. Есть такая категория людей в любом коллективе. Они, как энергетические вампиры, которые питаются плохим настроением других, и получают от этого удовольствие, как и та дама в черном жакете с бровями, наслаждавшаяся любопытным зрелищем, потому что ее странная улыбка практически не исчезала с лица, и это тогда, когда плакать хотелось, а некоторым и вовсе — повеситься, как тому мужчине, у которого было ровно четыре неудачных попытки суицида.

— Джина, — неожиданно обратилась ко мне психолог, — расскажи нам, пожалуйста, что привело тебя в «Луч надежды»? Мы выслушаем тебя внимательно, поддержим и поможем. Вместе мы все справимся.

— Ах да, моя очередь.. — словно пришла в себя я, почесала бровь и посмотрела поверх каштановой головы психолога на кирпичную стену позади нее. Кирпичная стена была единственным сырым полотном среди остальных стен зала, окрашенных в белый. На секунду я даже почувствовала себя этой кирпичной стеной, такой же безмолвной, на которую были устремлены десятки глаз. Они ждали от меня слов, а я пыталась собраться с мыслями, потому что всё это время у меня перед глазами была несколько иная картина — картина моей никчемной в пустую растраченной жизни последних десяти лет, словно вычеркнутых из нее. Картина, на которой двое могут казаться очень даже счастливой семьей, но только внешне, как если бы это была бы реклама шоколадных конфет с красивой оберткой, под которой может прятаться всё, что угодно. Оковы неудачного несчастливого брака были сброшены почти полгода назад, но прошлое по-прежнему не выпускало меня из своих цепких лап.

Я не испытала любви, я не почувствовала ни заботы, ни уважения, а брак постепенно превращался в сложную форму — навязанную несвободную привязанность друг к другу. Я уверовала в пустоту, которая со временем породила усталость абсолютно от всего до такой степени, что привело к тягостным и невыносимым мучениям. В итоге сама жизнь с привычками и так называемой привязанностью сделалась невыносимой и мучительной. Итог мой оказался таковым: существующая жизнь — невыносима, а начать новую означало — страх перед неизвестностью, перед самим фактом «начать» и, что хуже всего, — вновь потерпеть неудачу.

Кажется, что я стала одинокой в своей невидимой борьбе за свое собственное счастье. Помощи ждать неоткуда и не от кого.