Ловец из ноосферы

Юлия Картман (2024)

Вселенная знает, о чём ты думаешь. Глеб, начинающий ловец идей из ноосферы, — тоже. Теперь ему решать, чью идею забрать и кому отдать…

Два года назад

Мне нравилось рано вставать. Поздней осенью и зимой, еле продрав глаза, я ехал в медленно ползущем автобусе, полном людей, — единственном транспорте на дорогах моего маленького родного городка Хомтаун, в шесть утра. И в окно не было видно, где мы сейчас едем, из-за утренней темноты. Я чувствовал интуитивно, где поворачиваем, когда пора выходить из автобуса. Ну, или ждал, пока кто-нибудь из полусонных пассажиров скажет друг другу: «вокзал». Конечно же, в маленьком городке, который можно обойти весь за полчаса от края до края, жители знают каждую кочку, каждый куст, каждый светофор.

Точнее, светофоров-то в Хомтауне и не было, по крайней мере, в моём детстве и подростковом возрасте. Но была потрясающая история: когда-то лет тридцать назад на перекрёстке у вокзала светофор всё-таки был, а потом его снесли, но остановку автобуса всегда называли светофором по старой памяти. Я всегда, будучи мелким, спрашивал взрослых, почему остановка автобусов называется «Светофор», если никакого светофора давно нет. Но так и не услышал. Мне не нравилось такое. Не нравилось, что не было ничего, никакого здания, музея, школы хотя бы или ещё хоть чего-то, что могло дать остановке название, кроме как светофор, который снесли давным-давно. Это наводило на меня жуть. Время в Хомтауне было застывшим на месте и вязко-тягучим от воспоминаний. А потом я поступил в универ, стал взрослеть, и время потекло. А потом вообще побежало.

Кстати, сейчас в Хомтауне появились светофоры: и на том самом месте, и даже на другом перекрёстке. Целых два светофора в городе. А ещё: пекарни, маркетплейсы, пиццерии. Кино. В общем, есть куда потратить деньги, было бы ещё где заработать.

Итак, я отвлёкся. Я сходил с автобуса и бежал по вокзалу в поезд. Иногда вместе с одноклассниками, но чаще попадал на такие поездки один. Одноклассники со временем быстро переселились в Ивсити, и ездить туда по утрам на поезде нужда отпадала. Я переселился позже, где-то весной. Но это уже неважно, суть в том, что мечта о чём-то грандиозном, ну знаете: меня что-то ждёт там и манит впереди! — многое решала. Это сейчас мне было бы лень вставать в шесть утра, а тогда, в семнадцать лет, это был мой поезд в Город Мечты. Я сидел в нём (или стоял, если мест не было), слушал панк-рок в наушниках и был счастлив.

Потом я бежал около часа по Ивсити до своего универа. Почему бежал? Денег жалко было на метро или автобус. Да и времени хватало прогуляться. Я приезжал в семь утра, а пары начинались в восемь. Я любовался проспектом Перри, по которому мчался до универа, множеством утренних машин, едущих на работу, огоньками фонарей и многоэтажек. Я знал, что родной городок ещё спит, и там стоит гоголевская тишина: что-то типа «хрустнет снег — услышишь за километр». А где-то в получасе езды от Хомтауна уже бурлит жизнь. Это бодрило.

Потом я никакущий сидел на парах, но пытался не заснуть и впитывать всё, что говорили преподы, как губка. Да, было много полезного. Но была и всякая ерунда. Например, представьте: я, такой наивный деревенский парень, примчался сюда, надеясь на какие-то невероятные достижения. А в итоге сижу и целых три года слушаю какой-то бред. Ещё и есть постоянно хотелось.

Но ничего, ходил и ездил туда как на работу. Потом и работать стал, и это мне понравилось гораздо больше: продавал билеты в кино, и сам его бесплатно тогда много пересмотрел. Поработал фотографом на туристическом теплоходе. Аниматором на детских праздниках. Но это всё в каникулы. А во время учёбы зубрил как мог учебники, а вечерами и частично ночами подрабатывал официантом в рок-кафе. Туда приезжали выступать всякие известные в узких кругах, но по всей стране, музыканты, которых я слушал и сам с детства, и это был отвал всего. Я тоже захотел стать таким же, как они. Только не отращивая бороду и не нося майки-алкашки. Я собирался стать стильным рокером: мыть голову, пахнуть хорошими духами, хорошо питаться и не иметь вредных привычек, носить тренч, шляпы и иногда — усы.[1] Иногда, в память о своём внутреннем бунтаре, разбивать гитарку об сцену.[2]

Итак, опять отвлёкся. Как бы так подойти к тому, как всё пошло не по плану? А никак. Просто однажды, не помню точно день и обстоятельства, но всё изменилось. Я сидел на паре в универе и боролся с сонливостью. Подбородок упорно съезжал с подставленного под него запястья, да и локоть как-то неустойчиво упирался в стол. Я был в мизерном шаге от того, чтобы наконец-таки свалиться спать лицом на парту. Но стеснение перед профессором, которого и так плохо слушали из-за непонятности его подачи лекций, ещё останавливало меня. Хотя чего было стесняться? По идее, если плохо слушают, значит, сам виноват. Надо интересные вещи говорить. А если, например, студентам вообще всё неинтересно? Тогда как? Я таких, например, уже много знал, и их нельзя было заинтересовать ничем. Ну, что касалось учёбы и юриспруденции. С другой стороны, мир огромен, разносторонен, и всегда можно найти какой-то крючок, которым зацепишь любую рыбку. Ну, то есть, студента в данном случае. Любые вещи можно друг с другом увязать, главное — придумать логику для них.

Я любил пофилософствовать, как вы поняли. Тогда у меня было, видимо, больше времени на это. Хотя говорят, что душнилой не становятся, им надо родиться и гордо нести это в себе всегда.[3] Значит, я и сейчас такой, просто некогда рассуждать.

«Живое природное тело… Живое вещество… Совокупность организмов в биосфере… Науч. мысль… Теор. соед. природ. и научн.» — записывал я отрывками слов профессора в свой тетради, даже не пытаясь уже уловить мысль или хотя бы успеть полностью записать за ним предложения. Если в начале конспекта ещё были хотя бы полные слова, то уже к середине пары расшифровать свои тетрадные записки я не смог бы и сам. А впереди было ещё точно столько же, и даже чуть больше, времени от этой ужасной пары.

— Ты уже сейчас будешь только первые буквы каждого слова писать, — хихикнула соседка по парте. — Может, сыграем в «морской бой»?

— Не хочу, — буркнул я. Мне этот «морской бой» ещё на первом курсе, мягко говоря, надоел. А мы были уже на третьем. Соседка, как я посмотрел, не заморачивалась и просто сидела рисовала в тетради. Она уже наваяла там несколько баб, кстати, очень похожих внешне на неё саму, только с волшебными палочками, крылышками типа как у фей, или с огромными губами.

— Лучше бы меня нарисовала, — сказал я. И тут же голос профессора приблизился и замолчал. Я повернул голову от рисунков соседки и увидел, что препод стоит прямо около меня. Далее он немного меня попозорил перед всеми за то, что болтаю на паре, посмотрел в конспект, сказал, что конспект такой же позорный, как и я сам, и что на экзамене мне придётся туговато. И отпустил всех на перерыв. Моя соседка, не писавшая конспект вообще, довольно упорхнула. Я остался переписывать конспект «по-нормальному». На соседку я не злился, тут не было смысла. Просто мне не повезло вякнуть что-то в неподходящий момент и попасться преподу на глаза.

Мои приятели-однокурсники к третьему году учёбы вообще перестали посещать занятия. Было скучно, не с кем поболтать. И я постоянно сидел теперь с девчонками за партой: то с одной, то с другой. Или один, потому что я не особенно им нравился. Ну вот разве что, наверное, этой соседке, которая со мной сидела и предлагала играть в «морской бой». Думаю, она была от меня без ума. Но она слишком напоминала мне меня примерно три года назад, когда я ещё был такой же милой наивной маргариткой. Поэтому слегка раздражала.

После короткой перемены профессор внезапно решил не продолжать лекцию. Он сказал:

— А теперь Андреев расскажет нам, что несёт в себе понятие ноосферы.

Это понятие профессор вдалбливал в нас уже три года, и никто толком не понимал, о чём он говорил всё это время. Удивился ли я тому, что он вызвал меня отвечать? Нет. Был ли я взволнован? Нет. Мне было всё равно. Конечно, идти к доске не хотелось. Я был уже не зашуганным первокурсником, поэтому остался на месте, за партой, но всё-таки ответил:

— На Земле есть разные сферы. Есть атмосфера, гидросфера, литосфера биосфера. Воздух, вода, земля, природа и животные. А есть ещё ноосфера — это невидимая материя, которая влияет на весь мир. В ней витают все знания, мысли и идеи всех людей. В будущем, как утверждал учёный Вернадский, человечество изучит окружающий мир до такой степени, что все накопленные знания из ноосферы напрямую смогут управлять природой и техникой. И каждый человек сможет проникнуть в ноосферу над нами, получить оттуда любую информацию и использовать её на благо. Надо просто продолжать изучать и беречь природу, вот.

— Все ли приняли эту идею? Не звучит ли то, что вы сказали, как магия? — задал вопрос профессор, сразу переставший на меня грозно смотреть и сменивший тон на более приятный.

— Конечно, нет. Многие учёные сказали, что это эзотерика, и что Вернадский выдумщик и этот, как его… утопист, вот.

«И я с ними согласен. Бред какой-то», — обязательно добавил бы я, но я не был сумасшедшим.

— Как знаешь, — внезапно ответил профессор и непонятно улыбнулся.

Не знаю, откуда я взял всю эту информацию, причём оттараторил её без запинки. Но по глазам профессора я понял, что сказал что-то близкое к правде. Как мне показалось, я сказал какую-то бессвязную ерунду, если честно. И в конспекте ничего такого не было. Такое чувство что мой мозг выудил откуда-то всё, что раньше говорил профессор, объединил это в слова и предложения, и вложил в мой открывшийся сам собой рот. Честно, я и не думал, что так точно повторю то, что профессор говорил нам все три года обучения философии. Видимо, это просто впиталось в меня само собой.

В итоге однокурсники потом сказали, что я сумасшедший ботан, а внимательно слушал меня только профессор, но это уже было огромным достижением. Он поставил мне высший балл и больше никогда не обращал на меня внимания, хоть я и отвлекался, спал и разговаривал на лекциях. Он посчитал, что я понял, о чём он говорил. А я так и не признался ему, даже после экзамена, что сам не понял, как это из меня вылетело тогда на лекции.

А понял я это немного позже.

Это был день тестирования первокурсников, а точнее, выпускников школ, поступавших в университеты. Вступительные экзамены. Я принимал участие в работе экзаменационной комиссии и помогал раздавать листы с тестовыми заданиями, и следить, чтобы никто не пользовался подсказками. Мы засекали время, а студенты в аудитории пытались быстро решить тесты. Среди этих студентов была сестра моей соседки по парте по имени Виктория. Такая симпатичная девчонка внешне, но скромная, так что ни с кем не общалась и никаких вопросов не задавала. Села и уткнулась в тест.

А пока я сидел и лениво наблюдал за будущими студентами, пишущими тест, и одновременно за мухой, пытавшейся вылететь из аудитории через закрытое окно и бившейся об него с завидным упорством. я вдруг почувствовал ЭТО. В моей голове совершенно необъяснимо возник вопрос: «В каком году Юлий Цезарь стал великим понтификом?!» Более того, я ощутил настоящую панику, как будто если прямо сейчас не отвечу, то провалю важное тестирование для поступления в университет. Это точно не было моим настоящим чувством, это было что-то чужое, извне. Ведь я уже почти отучился на юридическом факультете, и все свои тестирования сдал уже пятьдесят раз. Даже был на хорошем счету у преподавателей. Чего мне было волноваться?

Случайно я посмотрел на Викторию. Девчонка сидела с огромными вытаращенными глазами и паниковала, глядя по сторонам, как будто искала, кто ей поможет. И я ощутил абсолютную уверенность, что это именно ей нужно узнать про Цезаря. Я тоже, конечно, не знал ответа на этот вопрос. Но я понял, что это её единственный шанс поступить в то место, куда хочется, а не куда пытаются устроить её родители. Её мечта об историческом факультете висела сейчас буквально на волоске, и мне очень сильно захотелось помочь. Сам не знаю, почему, но мне стало физически плохо от её мучений, такими они были яркими, как будто она не думала об этом, а прокричала лично мне прямо на ухо. А потом всё стало очень странно.

У меня стало покалывать кончики пальцев и спину, как бывает, когда сидя или лежа пережмёшь ногу или руку, и потом распрямляешь, а кровь так слегка болюче начинает по ней течь как будто бы заново. Так вот, я внезапно ощутил, как это покалывание — «бурление крови», во мне нарастает и нарастает. У меня быстрее забилось сердце, уши как будто заложило, мне захотелось… Только не смейтесь. Ну, в общем, почему-то я был уверен, что если сейчас подпрыгну, то взлечу. И уж точно я был уверен, что услышал чужие мысли, и именно мысли Вики. Как? Не спрашивайте. Не знаю, хотите — не верьте, но я это точнознал.

Солнечный свет в аудитории резко стал неприятным настолько, что не закрыть глаза было невозможно. Я прикрыл их, не в силах сопротивляться. А дальше меня куда-то потянуло. Счёт времени я не мог бы вести, потому что как будто мысленно взлетел, перестав существовать, а мир перестал существовать для меня. Всё тело, каждой клеточкой, чувствовало это покалывание бурлящей крови… И я не могу объяснить словами, как, но я понял, что нахожусь не в своём теле, а в каком-то пространстве, где я частица, а вокруг миллиарды таких же частиц. Я понял, что чувствую чужие мысли и могу впустить в себя любую информацию, если только не перестать испытывать такое ощущение полёта среди частиц и покалывания крови. Я мог уловить, о чём думал каждый человек вокруг меня, их мысли были так близко. Каждая мысль мерцала яркой искрой, и для того, чтобы это увидеть, зрение не требовалось. Только протяни руки и хватай любую искорку. Но в тот раз я выбрал другое. Не мысли, а знание. Я попытался выловить в бесчисленном множестве частиц нужные цифры.

Длилось это прекрасное зависание около секунды, потому что я открыл глаза, а ничего не изменилось. Зато я теперь знал про Цезаря. И я поймал взгляд Виктории и показал ей на пальцах цифру: сто шестьдесят три. Она счастливо улыбнулась и бросилась писать тест дальше. Ощущение легкости, эйфории и отсутствия посторонних мыслей сразу же прошло. Тело тоже чувствовало себя как обычно, и я понял, что больше не улавливаю никаких посторонних мыслей и знаний из ниоткуда больше не получу. Мне стало грустно. Но я стал надеяться, что это был не единственный раз.

И он был не единственный. В тот день я впервые по-настоящему побывал в Ноосфере. И моя жизнь стала совсем другой.

Виктория поступила на исторический факультет, как она и мечтала. Она правильно ответила на девяносто девять из ста вопросов теста. Это был лучший результат среди всех поступающих, и её приняли на единственное свободное бесплатное место в элитной академии в Санкт-Петербурге. И ещё, кстати, отвечу на возможный вопрос: нет. Мы с ней потом не начали встречаться или что-то типа того. Возможно потому, что единственным неправильным ответом в её тесте оказался тот самый, про Цезаря.

Ну, что тут скажешь. Ноосфера так просто не даётся. Но я хотя бы попытался!

[1]Да, знаю, скорее всего, я понятия не имею о том, что считается стильным.

[2] Но мне было бы жалко гитару, если честно.

[3]Ладно, я это сам придумал. Ну говорят же теперь.