Эйдос непокорённый

Юлиана Королёва, 2018

Наша община единственная пережила катастрофу на Эйдосе – так учит Совет. Я знаю, они врут. А ещё скрывают опасные артефакты из далёкого прошлого. Один из них заразил меня и теперь медленно убивает изнутри. Но по законам общины меня всё равно ждёт смерть, а за привычными стенами – хищники, ядовитый туман и загадочные тоннели. Единственный шанс выжить – разобраться в тайнах Эйдоса, выяснить, кто жил до нас и какое наследие оставил.

7. Эйдос

— Что за выходки, Святой брат? — возмущается ушибленный святоша с кровавой раной на лбу. Сильно я его. Не узнаю голоса, это не жрец, наверное, сторож. — Батья-Ир велела стеречь её, а не выгуливать!

Ну точно! Он спрашивает, но не даёт ответить и тычет в собрата по разуму электрохлыстом, тот корчится от боли и падает. Баркатам, неповоротливым и толстокожим, эта штуковина как лёгкий щипок, а из человека вышибает дух, жжёт тысячей игл, заставляет мышцы каменеть. Видно, Батья-Ир снабдила на случай, если я стану сопротивляться. Но мне повезло увернуться, и под удар попала не я. Пока Безымянный святоша приходит в себя от электрошока, сторож с разбитым оковами лбом командует:

— Возьми браслет и надень на него. — Он подбирает цепь и суёт мне.

— Зачем? — Я с опаской кошусь на прут, который тычется мне в лицо. На конце мерцает крошечный разряд, но пускать его в ход сторож не торопится. — Он тут ни при чём!

— Вы шлялись вместе, а при чём или нет, разберётся Батья-Ир, — недовольно фыркает святоша с разбитым лбом. — Моё дело вас вернуть.

— Ничего подобного! Мы встретились здесь, — продолжаю настаивать. Не нужно мне лишнего груза.

— Ещё и заговорщики! — Сторож дёргает цепь и щёлкает разрядом перед моим носом. — Делай, что велено! Живее!

Я нервно кошусь на электрический хлыст: поглядеть бы, кто кого, окажись у меня такой, и медленно надеваю железку на запястье задохнувшегося от боли святоши. Нельзя сдаваться. Нужно что-то придумать. Ударить сторожа ещё раз? Чем?

— Что-то не так, не получается. — Тяну время, нащупывая в траве камень. — Браслет слишком тугой, заело.

— Врёшь! Дай сюда! — Сторож отпихивает меня, наклоняется и замыкает ловушку.

Не раздумывая, пускаю камень в ход. Только в этот раз вырубить его не удаётся, он лишь хватается за затылок, стонет, но зато упускает хлыст. Я хватаю электро-палку и посылаю долгий разряд святоше в плечо. Он дёргается и валится в густую траву. Отлично, в его карманах должен быть ключ. Пока шарю свободной рукой по складкам балахона, слышу отдалённые голоса. Скоро сюда набегут другие. Пристёгнутый к моим оковам святоша постепенно приходит в себя. Я рывком заставляю его подняться и велю лезть на насыпь, угрожая электрохлыстом.

— Шевелись, скорей же! — рявкаю я.

От спасения меня отделяет лишь груда камней метров десять высотой, от Безымянного — полуметровая цепь. Но преимущество на моей стороне и ему приходится подчиняться. Только одна проблема — где выход? Есть ли он вообще?

— Поосторожней с этой штукой, — советует святоша, с опаской поглядывая на искорку.

Его голос звучит знакомо — приятный, глубокий — жрец, который спрашивал про артефакт и обещал мне прогулку к Мастеру Гилладу. Впрочем, какая разница? Надо бежать!

— Так веди себя хорошо! — рекомендую я, и карабкаюсь по холодным камням, царапая трясущиеся руки колючим плющом.

— Заденешь меня и далеко не сбежишь, — радуется он.

Верно, с таким грузом не сбежать. Но я отвожу прут лишь немного в сторону, чтоб не расслаблялся. Вряд ли ему хочется очередной встряски.

— Надо будет, задену! — толкаю его свободной рукой. — Заткнись и ищи выход!

— Вроде этого? — Он указывает на пещеру в паре метров над нами.

Если не знаешь, что искать, ни за что не догадаешься. С виду просто щель в кустах между камней. Будь у меня выбор, не полезла бы туда, но выбора нет. Толкаю Безымянного первым, некогда заботиться о высокоморальных принципах.

Внутри темно как в Башне, часть стены — творение Демиургов — поглощает звук, свет и пространство, словно чёрная дыра, описанная в древней книге. Не малейшего проблеска в конце. Я чувствую, как жар растекается по телу, пульс взбесился, хочется бежать, но получается лишь медленно протискиваться наугад, как в кошмарном сне. Пробираюсь, словно не через толщу стены, а сквозь космическую пустоту, и кажется, будто выхода нет, и я проваливаюсь всё глубже в безжизненный вакуум. Опасение, что бесконечно толстая стена меня не выпустит, прожигает ум. Но вдруг вываливаюсь из её плена в полумрак, и наконец, словно бы просыпаюсь, продираю глаза.

Мир предстаёт неожиданно белым. Перспектива сахарных вершин сливается с мутными облаками, сквозь которые проглядывают Близнецы, и тает во мгле. По сторонам скалы, впереди пропасть, не видно ни единой стены, кроме той, что позади. Эйдос дышит, завывает в ущельях, бунтует живой, непохожий на выцветшую картинку в пожелтевшем фолианте, врывается холодом в лёгкие, сбивает с ног ледяным ветром, швыряет острую пыль в лицо. От воздуха мёрзнет горло до самых кишок. Сахар тает во рту, превращаясь в воду, только это вовсе не сахар, а снег. Мысль, что я по другую сторону утопии с надуманным смыслом жизни пробирает до дрожи. Я была права! Выбралась из обители и ничего не случилось! Безымянный и артефакт — последнее, что меня связывает с Аллидионом. Но с ними разберусь потом, сейчас нельзя останавливаться, мало ли кто за нами полезет.

Куда дальше? Конечно, вниз, к подножию горы. Звёзд на небе мало, но света Близнецов хватает, чтобы разобрать путь.

— Страшно? Может, обратно? — пытается переорать завывания ветра святоша, закрываясь рукой.

Это вызов, или он издевается? Сам будто и не удивлён тому, где оказался. Или я не обратила внимания на его реакцию, пока стояла, открыв рот. Но пусть не думает, что я испугаюсь и поверну назад.

— Ага, чтобы меня убили? Топай давай, да поживее! — ору я в ответ, угрожая электрической палкой.

Хорошо, что он боится электрохлыста и подчиняется. Недавний удар ещё свеж в его памяти, а это боль, повторения которой не хочется. Я знаю, довелось испытать.

Мы уходим от дыры, стараясь держаться поближе к скале и подальше от обрыва. Всегда думала, что сбегу, но похищать святош не планировала. И теперь его незапланированное присутствие нервирует. Мою команду «поживее» он воспринимает слишком буквально и начинает шагать так быстро, что я едва поспеваю на своём коротком поводке.

— Ты издеваешься? — ору сквозь ветер и толкаю его в спину. Он замедляется, останавливается. Мне кажется даже, смеётся. Чего ему так весело?

— Не хочу, чтобы ты замёрзла насмерть и волочилась за мной. — Он придерживает капюшон, чтобы ветром не сдуло.

— Тоже мне, остряк! Чего встал? — Я кутаюсь в балахон плотнее, иначе он превращается в парус.

Святоша продолжает идти, я на миг оборачиваюсь. Расщелины, откуда мы вышли, не видно, всюду снег. Стылый ветер бьёт в лицо с каждым шагом, и колкие снежинки впиваются в кожу. Разговаривать невозможно, трудно даже открывать рот. Так что я закрываю его отворотом капюшона и натягиваю рукава до кончиков пальцев. Не думала, что мороз — это больно.

Вопреки стихии мы отдаляемся от Аллидиона с его тёплым цветущим климатом и флаконом чёрного яда, гребём по колено в снегу, хватаясь за торчащие куски скал. Я рушу промёрзшими сапогами выстроенные ветром сугробы, не представляя, что ждёт дальше. Спутанные корни деревьев, чудом проросших в камнях, торчат из трещин, и я хватаюсь за них, чтобы удержаться в снежной невесомости.

Святоша иногда оборачивается, будто поглядывает, не потеряла ли я бдительность? Но не дождётся, демонстрирую искру в ответ.

Впереди, в мерцающей пустоте, остроконечные вершины хвойника прорезают хмурый небосвод, их вязкий аромат застыл на морозе. Глубина ущелья тонет во мраке, протяжно воет ветер, зубы стучат и хочется поскорее в тепло. Свободную руку сую поглубже в карман, ног почти не ощущаю. Идти мешает цепь, объединяющая нас. Сколько я так протяну?

Оглядываюсь. Стена обители исчезает в мутной взвеси, заснеженная тропа выводит к уступу над обрывом. Подошвы скользят по замерзшему камню, сердце ухает в пятки, бьётся, как бешеное, перекачивает адреналин. Надеюсь, за нами никто не побежит. Но это вопрос времени и нужно быть наготове, учитывая свидетеля побега.

Через пару снежных холмов мы минуем пропасть, и тёмное пятно зарослей, точно щель в аллидионской стене, пропускает нас. Только здесь снега нет, лишь тёплый, тихий полумрак, прямо как в моей последней тюрьме. Кроны деревьев сплетены в сплошной узорчатый купол и защищают лес от ветра и холода. Капли воды с тающих сосулек звонко падают в небольшие лужицы. Во влажной атмосфере пахнет подгнившими листьями, землёй и хвоей. Вдоль стволов по спирали закручивается мох. В его зеленоватом свечении вьётся мошкара и мелкие чешуйки хвои осыпаются медленным дождём.

— Меня ещё ни разу не похищала девчонка. — Пленник отряхивает снег, озираясь по сторонам. — Смело. Куда дальше?

Кажется, его веселит небольшая заминка, пока я пытаюсь сориентироваться.

— Всё бывает впервые. Чему радуешься? — вытряхиваю снег из капюшона и рукавов.

— Твоей усталости. — Безымянный внимательно наблюдает за мной.

Странный он. Назло не буду останавливаться. Подталкиваю его, хотя сама иду на пределе сил и незаметно замедляюсь. Тяжёлое дыхание клубится паром.

Отцепиться бы, пусть возвращается. Я стараюсь высвободить кисть из ледяного браслета, сосредотачиваюсь буквально на секунду, как вдруг Безымянный выхватывает моё оружие с такой ловкостью, что я не успеваю рта раскрыть. Дерьмо баркачье! Ну как я могла прозевать? Электрический конец победоносно смотрит в мою сторону.

— Теперь моя очередь командовать, ясно? — Святоша хмуро глядит из-под капюшона. В полумраке никак не выходит рассмотреть его лицо, я и не пытаюсь. У меня мороз по коже от его взгляда, но я не подаю вида.

— Поздравляю! Что дальше? Вернёшь меня Совету, расскажешь, как разделался с гнусной похитительницей святош, получишь блага и прощение?

Не стоит его бояться. Отобрала оружие один раз, смогу и другой. Главное, выбрать момент.

— Обычно это так и работает, да?

Теперь он толкает меня вперёд, и мы углубляемся в дебри.

Назад не поворачиваем. Это понятно, мало кому захочется на холод. Куда идём, не представляю. Я только успеваю отмахиваться от веток и думать, как вернуть оружие.

Под ногами стелется лёгкая дымка тумана, хлюпают кочки. Крик ночной птицы разбивает тишину, скрежет стволов, шуршание в кустах — всё будто включается по команде. Неважно, лишь бы подальше от Аллидиона. Стряхиваю с балахона налипший снег и жду, когда святоша потеряет бдительность, отвлечётся.

Безымянный молча разглядывает местность. Всё-таки ему любопытно, куда мы попали, но он внимателен и не боится. Не сомневаюсь, ждёт, что за нами пошлют Доверенных, и это случится, когда Батья-Ир узнает про побег. До тех пор я должна с ним расстаться.

Наконец, он останавливается, снимает капюшон, и в зеленоватом свечении мха впервые удаётся разглядеть его заросшее тёмной бородой лицо. Взгляд настороженный, как у хищника с виденных мною картинок, и пугающий, наверное, из-за контрастирующих серебристо-серых глаз. Короткие тёмные волосы торчат иглами, неаккуратные шрамы на левой стороне лица тянутся от выбритого виска и теряются в бороде.

Жуткий тип, от него мурашки по коже, и дело не в шрамах, а в целом образе. Хотя есть в нём что-то неуловимо знакомое. Неудивительно, ведь в Аллидионе все сталкивались хотя бы раз.

— Давай просто разойдёмся? — Не знаю, сработает ли в этот раз, но в келье, он охотно шёл на сделки. — Скажешь им, что я сорвалась со скалы?

Это идеальный вариант, меня не будут искать.

— Тогда придётся от тебя освободиться.

Безымянный дёргает цепь, хватает меня за браслет, разглядывает, изучает, и вдруг вынимает из складок балахона огромный нож с зазубринами.

Замок таким не откроешь, а вот руку оттяпаешь легко. У меня деревенеют конечности, и я дёргаюсь, чтобы удрать от него подальше, но металлическое кольцо врезается в кисть и застревает.

— Не надо! — Я в ужасе кошусь на нож и пытаюсь забрать из его хватки руку. От боли на глазах наворачиваются слёзы.

— По-твоему, я собираюсь отрезать тебе руку? — Он начинает раскатисто хохотать, поправляет мой браслет и разжимает пальцы. — А это вариант!

На смех садиста, какой изображает мелюзга в аллидионских спектаклях, не похоже. Он просто подшучивает. Что у него на уме? Кого я прихватила, святые баркаты?

— Только попробуй, шнод! — Отскакиваю на два шага, а дальше не пускает цепь.

Но его внимание вдруг переключается на едва слышные звуки, он перестаёт смеяться и прикладывает палец к губам.

Лесная какофония разом смолкает, уступая место завыванию из глубины. Святоша напрягается, я стараюсь вжаться в ближайшее дерево, будто это поможет спрятаться. Но ствол слишком тонкий, кора полупрозрачная, под ней вертикальными рядами движутся тёмные точки. Я читала про такие: если дерево повредить, тонкая кора лопнет и облако спор разлетится на несколько метров. Кто вдохнёт, будет кашлять кровью, умрёт медленно и мучительно. Это могло бы защитить меня от загадочного святоши с огромным ножом. Но что поможет защититься от спор мне? Рукав балахона?

— За нами идёт хищник, — предупреждает Безымянный.

Я и сама догадалась, слышала вой, только среди стволов никого не видно. Сердце забивается в пятки.

— Так воспользуйся ножом! — шепчу я. — Убей его.

— Не могу. — Святоша дёргает цепь, напоминая, что мы связаны, убирает нож и начинает продвигаться к бледным зарослям мицелия, свисающим со скал и деревьев. — У меня есть идея получше.

Выбора нет, приходится шагать за ним. Пока я мечтаю о случайно завалявшемся в кармане куске мыла, чтобы высвободить руку из металлического капкана, краем глаза замечаю пару крупных светлячков. Они то появляются в ближайших кустах, то пропадают, то снова следуют за нами в полутьме густой поросли. Вдруг догадываюсь, что никакие это не светлячки, а глаза, и мой спутник, судя по настороженному виду, придерживается такого же мнения. Он подбирает камень побольше, и я не понимаю зачем, при таком-то ноже. Но вместо ответа святоша хватает меня за руку и дёргает вниз. Мы падаем в грязь, и пока соскальзываем по склону в овраг, Безымянный умудряется швырнуть камень в ближайшее «вонючее» дерево. Позади раздаётся хлопок — лопается кора, выбрасывая в лесную чащу облако блестящих спор. В тот же миг мы скатываемся под выступ скалы, протискиваемся под растопыренные корни старого дерева и замираем. Корни паутиной переплетаются над нашими головами, словно шалаш.

— Отличная идея вываляться в грязи, — бормочу я и потираю саднящее запястье под железным браслетом. — Чуть руку не сломал!

— Ты же сама привязалась ко мне. — Святоша копошится, устраиваясь поудобнее. — И болтаешься, как приманка для ферусов.

— Так это ферус! — Я с ужасом вспоминаю скромные познания из старых архивов и вздрагиваю. Страшная тварь. — Вонючее дерево ему не навредит. Или ты думаешь, оно скроет наш запах?

— Надеюсь, — бормочет он над самым ухом. — Все хищники хорошо слышат и прекрасно видят в темноте, поэтому замри и заткнись.

Не нравится мне его тон. Я тайком читала книги для подмастерьев Доверенных, запрещённые для остальных, и в курсе о возможностях хищников и ядовитых спор. Закрываю нос капюшоном. Святоша в сердитом молчании проделывает то же. Он знает, что споры вдыхать опасно. Так может, он учится у Доверенных? Подмастерье? Уж больно спокоен и осведомлён о том, что делать, и где прятаться. В таком случае он просто приведёт меня к ним, и я вернусь в Аллидион, если, конечно, нас не сожрёт ферус.

В тесном шалаше сыро, пахнет грибами и прелыми листьями. Мы загнаны в угол. Хищник бродит над нами, и едва заметно, мягкой поступью проверяет старые корни на прочность, стряхивая едкие споры. Кажется, он и правда потерял след. И всё же у меня холодеют внутренности и сердце стучит на весь лес. Ворчание и сопение слышится будто над самым ухом, и я вздрагиваю от малейших шорохов. Секунды тянутся, словно резиновые. Я нащупываю в руке моего попутчика холодное лезвие ножа. В случае атаки феруса, нож лучше воткнуть в артерию на шее зверя. Но хочется верить, что кровопускание хищнику не потребуется, и он уйдёт. Я жмусь к святоше то ли от страха, то ли из-за тесноты: от него разит болотом и тиной; полагаю, и от меня не благовониями, не похоже, что споры перекрыли наш яркий запах. Будет обидно так глупо помереть, едва оказавшись на свободе.