Эйдос непокорённый

Юлиана Королёва, 2018

Наша община единственная пережила катастрофу на Эйдосе – так учит Совет. Я знаю, они врут. А ещё скрывают опасные артефакты из далёкого прошлого. Один из них заразил меня и теперь медленно убивает изнутри. Но по законам общины меня всё равно ждёт смерть, а за привычными стенами – хищники, ядовитый туман и загадочные тоннели. Единственный шанс выжить – разобраться в тайнах Эйдоса, выяснить, кто жил до нас и какое наследие оставил.

1. Башня

Башня всегда пугала меня и восхищала одновременно. Громадина из чёрного металла — загадочное сооружение Демиургов, могучий стержень нашего скромного мирка, окружённого густым лесом и неприступной стеной скал. Корнями она врастает в гору, вершиной пронзает облака и, будто живая, на рассвете открывает горизонтальные ряды гигантских парусов, чтобы вздохнуть.

В коридорах её темно и тихо, как ночью в аллидионском лесу. Прохладный воздух пахнет неестественно, оттенок незнакомой химии едва уловим. Вековые монолиты стен расчерчены геометрическими узорами, из тонких линий местами сочится яркий голубой свет. Мы с Максом, тем самым чужаком из-за стены, следуем за ним, как букашки, только в отличие от насекомых, понимаем, куда и зачем идём.

Прошёл год со случая в обсерватории, когда я узнала о чужаке, и вот, мы бежим, потому что Максу грозит смерть, а Башня — единственный путь к спасительной свободе, путь в настоящий мир. Только Башня Демиургов — святыня, бродить здесь запрещено под страхом смерти. Но риск оправдан, ведь мы вместе отправляемся за стену, и Макс будет моим верным проводником.

Я читала в древнем тексте, будто сбежать с тем, кого любишь, романтично, но никакой романтики не ощущаю. Зато чувствую холодок за шиворотом и непреодолимое желание поскорее найти нужную лестницу к дирижаблю. А заодно заткнуть Макса. Какой смысл ворчать, если всё уже случилось, и мы оба нарушили строжайший запрет?

Он находит мою руку, крепко вцепляется мозолистыми пальцами, но вовсе не от страха: из нас двоих лишь у меня потеют ладони. Приходится держать себя в руках, думать о хорошем, ведь скоро я увижу то, что от нас скрывали, получу доказательства, что жизнь за пределами Аллидиона есть.

Голубые линии вдруг перестают появляться, и я понимаю, что мы заблудились. Башня — неизведанный лабиринт, и мы не исследователи, а беглецы, и добытые мелким шпионажем сведения, которые ещё недавно успешно вели нас, вдруг перестают помогать. Куда дальше? Где большая винтовая лестница наверх?

— Рыжик, зря ты послушала Зелига. — Голос Макса грохочет в пустоте словно камнепад, и я вздрагиваю. — Все Доверенные брехливые.

Верно. Но только они знают безопасные ходы Башни. Из-за этой информации пришлось напоить самого болтливого из них, рискнуть ради заветных слов: «Там есть стрелки, треугольники такие. Ну, что ты хмуришься, Рыжуля, стрелок никогда не видела? Так вот эти светятся голубым, указывают направление к большой винтовой лестнице».

Макс знает, каких нервов мне стоил вечер с Зелигом, но продолжает ворчать.

— Не нравятся Доверенные? Что же ты не спросил у главы Совета? — Я останавливаюсь, пытаясь подавить желание пнуть Макса. — Или сам не сходил выпить с Зелигом?

— Меня он ненавидит, — рявкает Макс и тоже останавливается, — а над тобой любит издеваться. Так что мы здесь заблудимся и сдохнем.

— По-твоему, он соврал? Тогда мы обречены. Давай вернёмся и сдохнем от «чёрной смерти». — Я стараюсь разглядеть лицо Макса в темноте, хочу понять реакцию, но ничего не вижу. — Именно это тебя и ждёт. И это не «очередной наш дурацкий ритуал». Обмануть жрецов не выйдет.

— Зато святошам можно обманывать всех, — огрызается он и шагает дальше. — Ты это знаешь, и всё равно играешь в их игры.

— А что остаётся? Позволить им тебя убить? — Чувствую, что сейчас надаю Максу пинков. Ведь столько стараний, а где благодарность? Вот же упёртый! Толкаю его в плечо, Макс останавливается и оборачивается. В его глазах злые отблески. — Думаешь, я хорошо провела вечер с Зелигом после всего, что он сделал?

— Думаю, — ворчит он, тыча в меня пальцем так, что я отступаю, натыкаясь спиной на стену, — этот шнод прекрасно понял, зачем ты спрашивала про Башню, и нас ждёт ловушка. Я могу соврать, что ты гонялась за мной, как за нарушителем, но этот фокус уже не сработает. Особенно здесь. Мне хуже не будет, а тебя серьёзно накажут. И уборкой баркачьего дерьма ты не отделаешься.

— По-твоему, я об этом не подумала? У нас нет выбора. Так что ищи выход. — Отталкиваю Макса и шагаю дальше.

Нечего терять время. Выберемся за аллидионскую стену и посмотрим, почему нам врут и не выпускают.

Если Мир безопасен, его хватит на всех. Неужели удастся увидеть его вживую, вдохнуть, почувствовать? Ведь устаревшие тексты и выцветшие картинки, каких полно в Архиве, не передают чувств, запахов и масштабов, и, конечно, молчат о людях извне. Доверенные ещё хуже. Они бывают за стеной, но делятся впечатлениями лишь с разрешения главы Совета, которая всегда против: «Не на что там смотреть. Нечего там делать. Команда в лесу столкнулась с ферусом, а это опасный хищник. Бедняги еле ноги унесли».

Мало кого волнует, что кроме них, наблюдателей, все мы заперты здесь навечно, а жалкий клочок земли за стенами едва ли пригоден для жизни. Как мы докатились до этого? Что стало с планетой? Ответов нет ни в Архиве, ни здесь, в Башне. Кроме одного — такова воля Демиургов.

Аллидион религиозен, у нас все живут по уставу, по часам, по велению высших. Но в огромном мире наверняка найдутся места, где нет святош, где можно управлять собственной жизнью и выбирать: когда лучше спать, а когда молиться; соглашаться ли с мнением наставника или нет.

Уверена, за пределами обители станет ясно, что случилось с миром и кто запер нас; почему людям с материка к нам нельзя, почему нам врут, что их нет. И если узнаю, что нас водят за нос, докажу это всем.

— Я не помню той грёбанной жизни за стеной!

Голос Макса вырывает меня из мечтаний, и я понимаю, он просто боится идти в неизвестность. Я тоже боюсь.

— Вспомнишь. Мастер Гиллад ведь обещал, как увидишь что-то знакомое из прошлой жизни, память вернётся. — Беру его за руку, пытаясь успокоить, хотя сама верю в это с трудом.

Макс прожил в Аллидионе целый год, но даже настоящего имени не вспомнил. Отголоски прошлого плавали в его уме, как рыбы-светляки в пруду — вот она мигнула огоньком, и тут же исчезла, а попробуешь ухватиться, выскользнет. Это мучило его, сводило с ума, и Макс всё больше задумывался о побеге.

Он останавливается и поворачивается ко мне, но я вижу лишь силуэт.

— Кем же я был раньше, что Совет меня так боится? Я старался жить по уставу, выполнял указания святош, но Совет всё равно искал повод от меня избавиться.

Поначалу мне тоже это казалось странным, ведь Макс принёс много пользы: оказалось, он интуитивно разбирается в механике, в самых сложных поломках. Даже мастера становились в очередь, чтобы наблюдать за его работой. Но Совету не нравилось, что чужаку не составляет особого труда разобрать сложный замок в покоях Верховного.

Как-то раз мы таким способом забрались в палату Совета. Копались в засекреченных письмах, читали скучную переписку про болячки старейшин, искали правду: почему нас не выпускают за пределы обители? Есть ли другой выход, кроме Башни? Не нашли. Попались. Макс взял вину на себя, а святоши только этого и ждали.

— Думаешь, дело не в твоём прошлом? Откуда им о тебе знать?

— А разве можно приговорить человека к смерти только за то, что он чужак? И всего-то прочитал переписку о том, что хочет Верховный на завтрак! — От негодования в голосе Макса раскаляется воздух. — Думаю, есть что-то ещё! — рявкает он и бьёт кулаком в стену.

Вдруг часть её исчезает, и из открывшегося пространства выскакивают искры. Мы с Максом синхронно замираем. Я бы порадовалась первым проблескам света, но помню, что ничего не следует трогать и настораживаюсь. Всё, что здесь хранится — священно, неприкосновенно, таинственно и опасно.

Любопытным придётся посвятить таинству Демиургов жизнь и дослужиться до высшего ранга. Но такое не по мне. Ждать двести лет раскрытия сомнительных тайн я не собираюсь. Поэтому смотрю на них прямо сейчас, и ловлю себя на разочаровании.

Ничего божественного, очередной обман. Искры, больше похожие на светлячков, вовсе не стремятся освещать нам путь, они появляются из стен, вьются вокруг, разлетаются, как насекомые. Начинают ускоряться, метаться, сталкиваться, вспыхивать; мы с Максом шарахаемся, но искры постепенно упорядочиваются, выстраиваясь концентрическими кругами. Образуется знакомая картина, напоминающая звёздную систему. Вот теперь я теряю дар речи. Отскакиваю от полыхающего пламенного шара, чтобы не обжечься, и узнаю Астру — наше светило. Семь разноцветных шариков-планет катятся вокруг. Как такое возможно? Точно, как на карте древнего тома по астрономии: большие, маленькие, средние, с кольцами и спутниками. Скорее научное отображение звёздной системы. Хотя выглядит и правда божественно, и хочется коснуться маленькой планеты.

Определённо, Демиурги побывали здесь и оставили след на Эйдосе в виде Башни, пары тысяч людишек и обители для них. Заперли нас. Запретили выходить. Теперь, втихаря попивая маваар, наблюдают, как мы толкаемся в нашем крошечном мирке. Для чего им такое развлечение? Им, Демиургам — высшим существам, живущим в космическом просторе, невидимом смертным тварям. Они либо играют с нами, либо давно позабыли.

Древние «Запреты и догматы» архивариусы переписывали столько раз, что информация могла измениться. Поговаривают, будто Совет приложил к этому руку специально, чтобы управлять обителью. Придирчивый читатель изредка находит нестыковки, но боится попасть в немилость. Лишь некоторые нарушают правила, ведь ничего плохого не случается. Главное, делать это тайно. Как и мы с Максом. Только такая таинственность напрягает и быстро утомляет.

— Святые шестерёнки! — Макс первым приходит в себя. — Это нормально? Или…

Мимо его поцарапанного носа проплывает Эйдос с двумя спутниками — четвёртая планета от Астры. Не удивлюсь, если на этом крошечном шарике можно разглядеть и нас. Но обойдёмся без подробностей. Мало ли.

— Или. Просила же ничего не трогать! — Я толкаю его в плечо.

Так бы и дала затрещину, но неловко поднимать руку на здоровенного детину. Макс хмурится, слишком нервный сегодня, ни разу не видела его таким. Хотя сама не лучше — всё-таки опасное дело мы затеяли.

Стоим в полном замешательстве, молчим. Над нами, песчинками, звёзды образуют галактики и туманности, возводя вокруг бесконечный эфир Вселенной. Макс, вопреки замечаниям, протягивает руку, чтобы коснуться мерцающей точки, проверить, реальна ли она, но та отскакивает, ускользает. Другая, третья, да и остальные, не стремятся к контакту с созданием из плоти и крови. Звёзды вдруг разлетаются, как мыльные пузыри по ветру и хаотично отскакивают будто от невидимых стен.

— Пора сваливать, — спохватывается Макс, дёргая меня за рукав. — Пока можем.

Тут он прав. Позорный суд, флакон с ритуальным ядом — вот каким может стать итог. Даже для меня. От одной мысли холодок скользит по спине и сердце начинает колотиться, как после утренней пробежки по аллидионскому лесу. Макс хмурится и озирается в поисках выхода. Благодаря звёздам становится видно единственный коридор, из которого мы сюда забрели, и мы возвращаемся. Несколько серебристых искр оторвались от миниатюрной вселенной и парят за нами, будто преследуют.

Комната с космосом быстро остаётся позади, светящиеся треугольники появляются теперь на полу и ведут дальше. Возвращаются матовые стены коридора, изъеденные геометрическими узорами и незнакомой вязью, полумрак и лёгкая химическая дымка, не похожая ни на что. Ощущение, будто мы внутри свёрнутого трубочкой, догорающего свитка. Тусклый голубой треугольник, наконец, указывает на длинный коридор и приглушённый свет являет нам винтовую лестницу в конце.

— Да неужто! — радуется Макс, резко останавливается и разворачивается.

Я с размаху врезаюсь носом в его плечо.

— Дерьмо баркачье! — потираю ушибленное место.

Из тени вырисовывается физиономия моего спутника, бледная из-за подсветки, но довольная. На жёсткие скулы падают отросшие завитки волос, он быстро сдувает их. В чёрных, как космос глазах, сверкают искорки — страх сменился привычной хитринкой. Кажется, я даже вижу свой конопатый нос.

— Рыжик, ругаться тебе не идёт. Ты должна быть возвышенной. — Он складывает пальцы рук вместе, пялится в потолок и замирает, как делают святоши.

— Правда? Не могу перестать, ругательства помогают. — Я указываю в конец коридора. — Видишь, сразу нашлась лестница! А ты не верил.

Среди геометрии объёмного орнамента виднеются древние глифы: «Технические каналы». Не представляю, для чего они Демиургам. Скорее всего, надпись сделали люди, но именно об этой лестнице и упоминал пьяный Зелиг. Я выдыхаю, подмигиваю Максу — я же говорила!

— Признаю, ошибался. Нам даже никто не встретился, — неохотно бормочет он и уверенно шагает к заветным ступеням.

Но я настораживаюсь. Ведь мы ещё не добрались до главного.

— Святые Демиурги! — присвистывает он, глядя вверх на бесконечную винтовую лестницу. — Да вы и впрямь божества.

Я тоже смотрю. Полупрозрачные, ни с чем не соединённые ступеньки ввинчиваются в темноту. Никто не знает наверняка, зачем Демиурги всё это построили и почему свалили.

Мы торопимся наверх. Через одну проскакиваем ступеньки, отмахиваемся от надоедливых искр. Почему они летят за нами? Хотя плевать, сейчас неважно. Наконец, пыхтя и задыхаясь, едва ли не ползком, добираемся до массивного монолита. Гладкая чёрная плита без колебаний проваливается во тьму, являя выход на полукруглую платформу.

В противоположном её конце пришвартован дирижабль. Тусклые огни по краям очерчивают границы. Остальное укрыто туманом и пеленой воды, но я знаю, обитель Аллидион стоит на вершине высокой горы. Центром ей служит эта самая Башня полуторакилометровой высоты.

Кто не бывал на вершине, полагают, будто она упирается шпилем в космос и ведёт к Демиургам. Но это вранье, до космоса нам никогда не добраться, хотя забрались мы высоко. Я выхожу на платформу и замираю. Столько открытого пространства — озноб пробирает до костей. Морозный воздух обжигает лёгкие, разгоряченные долгим подъёмом, порыв ветра сбивает с ног, ливень беспощадно хлещет в лицо. Балахон вымок, холодная ткань липнет к телу. Пока я стою, открыв рот, Макс, игнорируя стихию, устремляется к дирижаблю.

Мы в нескольких шагах от свободы и правды. И нас никто не останавливает!

Воздушный транспорт в нашей обители один. По крайней мере, о других рядовым аллидионцам неизвестно. Прямо передо мной железная громадина — гондола, соединённая тросами с продолговатым баллоном наверху. Она гораздо больше, чем казалось снизу, из обители. Доверенные летают на ней на материк. Только им позволено пройти через Башню, выбраться из этой тюрьмы, расправить крылья и дышать. Но мы это изменим, отвоюем свободу и тоже полюбуемся на мир свысока. Иначе умрём.

Шагаю навстречу свободе. Ветер полощет набравший воды балахон, капли дождя звенят по стеклянному настилу, туманят взор. Но не мешают разглядеть в прозрачном полу объёмный макет Эйдоса — нашей планеты, на океанах которой неровной кляксой расплылся единственный континент.

— Макс! Ты уверен, что погода лётная? — Я стараюсь перекричать шум дождя.

В обители дожди тёплые, проливаются плавно и лишь в садах. Здесь всё иначе.

Вместо ответа Макс протягивает руку, помогая забраться на борт.

— Ты можешь вернуться, — припоминает он мой недавний совет, сбрасывает промокший балахон на ржавый пол, смахивает рукавом капли с лица и подмигивает. Нутро железной птицы за секунду захватывает его внимание, и он забывает обо всём.

Внутри мало места, зато тепло, сухо и даже уютно; тусклый свет очерчивает панорамное окно с защитой от дождя, непонятные рычаги, трубки, тикающие вразнобой циферблаты. Из-под промасленной тряпки на приборной панели проглядывают буквы: «М» «а». Любопытно. Убираю тряпку и нахожу продолжение: «кс». Вот это да! Дёргаю Макса за рукав, чтобы привлечь его внимание, и секунду наблюдаю озарение на его лице. Теперь ясно откуда Зелиг взял его имя. Конечно, Совет мог посвятить чужака в один из рангов и сделать Безымянным, но для этого нужно знать сотни молитв, правила и обязанности. Одним словом — родиться в Аллидионе.

Макс возвращается к запуску машины. Сейчас некогда думать об имени, и ерунда вроде плохой погоды его ничуть не страшит. Интуитивно он знает, как запустить и удержать в небе эту железяку, может нарисовать её в точности до мельчайших деталей и попытаться собрать из хлама в аллидионском сарае. Он щёлкает тумблерами, крутит вентили, проверяет приборы. Рокот двигателя начинает спорить с дождём. Остаётся последнее: кто-то должен ослабить привязь, отпустить летуна на свободу. И поскольку я не могу привнести пользу внутри, то стараюсь сделать это снаружи. Возвращаюсь под дождь на платформу, отжать рычаги. Это ведь просто.

Перед глазами мельтешат заблудшие искорки из загадочной комнаты. Отгоняю. Четыре железных трубки с деревянными ручками, оказывается, рассчитаны на крепкую мужскую руку и девчонке скромной комплекции, вроде меня, справиться сложнее. Две поддаются, с третьей приходится повозиться. Когда пальцы сжимают последнюю, взгляд ловит размытую фигуру в меховом балахоне. Сердце ухает вниз, пальцы деревенеют. Я пытаюсь сморгнуть видение, похожее на кошмарный сон. Это невозможно, Зелиг пил со всеми на празднике. Но вот он, прямо передо мной, тот самый, из Доверенных. Выходит, он всё это подстроил, и Макс был прав!

Рву последний рычаг, наваливаясь всем весом — надо успеть! Едва он поддаётся, как вдруг искорка взрывается молнией и вгрызается в запястье. Жгучая боль прошивает насквозь. Перед глазами всё плывёт. Я прихожу в себя, пытаясь вдохнуть и пошевелить онемевшей рукой. Зелиг хватает меня за плечо, ехидно улыбается, что-то говорит, злорадствует, видимо. Только из-за шума в ушах его неслышно. Моё внимание приковано к дирижаблю. Макс, открыв рот, ошарашенно наблюдает за нами, но на помощь не спешит, хоть я зову его, стараясь одновременно справиться с Зелигом. Сдаваться нельзя. Кусаю его за руку, получаю оплеуху, выкручиваюсь и успеваю рвануть к дирижаблю. Только машина отчаливает прямиком перед носом. На борт уже не допрыгнуть, слишком большая пропасть. Зову Макса, но его словно подменили. Он хмуро наблюдает, как Зелиг заламывает мне руки. Я в ошеломлении гляжу, как дирижабль тает в мутном пространстве.

Нет, нет, нет, Макс, ты не можешь так поступить! Худшего кошмара я не представляла. Но он случается прямо сейчас, а проснуться никак не выходит.