Убожество

Исайя Хэссел

В качестве наказания за все свои совершенные прегрешения, старика заперли во тьме, где он теперь вынужден жить. Его единственное спасение – это не только раскаяние, но еще и переосмысление всей своей жизни, веры, души и смерти.

© Исайя Хэссел, 2021

ISBN 978-5-0055-4796-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Неизвестно где, неизвестно когда и непонятно зачем проснулся абсолютно безумный старик. Он не мог прийти в себя. Лежал на кровати в полнейшем недоумении и непонимании всего, в каком-то тупом ступоре, который не давал ему не только шевелиться, но и даже мыслить. Прошли многие часы, возможно, целые сутки, прежде чем совсем понемногу оцепенение начало отступать. Старик постепенно приобретал способность моргать и нормально дышать, ведь еще совсем недавно он мог только судорожно втягивать в себя воздух. Потом кровь словно бы вновь зациркулировала по телу. К разным участкам медленно возвращалась чувствительность. Пальцы рук приобретали подвижность, от тупой боли во всем теле сжав простынь в кулак. Уже скоро старик стал ворочаться в своей грязной, вонючей постели, непроизвольно крутя головой и шевеля под одеялами руками. Еще медленнее к нему возвращалась способность мыслить. Его голова словно была наполнена густым, плотным серым дымом, который мешал ему осознать себя и происходящее вокруг. Он все еще полубезумен. Затуманенные глаза практически ничего не видели, он различал лишь расплывчатые образы и силуэты, которые то появлялись, то пропадали в пустоте, а крохи сознания отчаянно пытались сопоставить эти образы с тем, что когда-либо он видел в своей долгой-долгой жизни. Невозможно было понять, являлись ли эти образы воспоминаниями или были всего лишь обычными галлюцинациями. Старик медленно приходил в себя, понемногу обретая сознание. Хотя это понятие не совсем было правильным, оно лишь смутно описывало его нынешнее душевное состояние, граничащее с безумием и комой одновременно. В голове этого человека еще не было ничего, что могло бы охарактеризовать его как единую, цельную личность. Мысли были разорваны, запутаны и не несли в себе никакого смысла. Лишь импульсы нервной системы. Безумец, пытающийся прийти в себя, чтобы дожить свои последние дни в страхе, неведении и смятении. И все же, спустя долгие дни, что-то похожее на «сознание» проявлялось в его голове и теле. В глазах, помимо слез, зажигались огни осмысления. Он перестал пускать слюни и издавать странные кряхтящие звуки и стоны. Теперь старик лежал почти не шевелясь, к нему наконец пришло понимание того, где он находился. Мрак почти полностью лишал зрения, не давая до конца разобрать обстановку вокруг, а холод беспощадно пытался прорваться сквозь толстый слой множества одеял, провонявших сыростью и плесенью, чтобы добраться до бедного немощного тела и уничтожить его. Когда-нибудь у него это получится, но не сейчас. Одеял было много, их тяжесть вдавливала худое тело в жесткий матрац, почти лишая возможности шевелиться. Они сдавливали ребра, затрудняя дыхание. Как бы он не старался, ему так и не удалось избавиться от этой удушающей тяжести. Немощное тело было лишено каких-либо физических сил и все попытки выбраться неизменно заканчивались ничем, лишь еще сильнее ослабляя и практически лишая сознания. Казалось, что не прошло и двух минут, как он проснулся после долгого сна, но его глаза уже вновь закрывались от усталости. Единственное, что мешало ему без сил забыться была постоянно растущая паника. Страх выдавливал сон, окутывал разум и учащал сердцебиение. Все тело покрылось потом. Что будет дальше? Придет ли кто-нибудь за ним, чтобы помочь? Чтобы спасти. А если и придет, то… кто? Друг… враг? Старик совершенно не понимал почему он находится в этом мерзком, страшном, убогом и жутко холодном, темном месте. Совершенно один. И он совершенно ничего не может с этим сделать. У него нет возможности убежать, нет сил, чтобы спрятаться или хотя бы слабо прошептать «Помогите!». Его сил едва хватает на сопение или слабое мычание. И как бы сильно страх не гнал вперед, его сильно ограниченные возможности натыкаются на непреодолимые препятствия в виде бессилия, сонливости и неясного сознания. Остается только лежать в ожидании своей судьбы, которая уже стояла за дверью.

В абсолютной тишине размеренный звук чьих-то шагов, разносящийся из коридора, слышался задолго до того, как нарушитель тишины подошел к двери. Однако старик был слишком занят собой, своей беспомощностью, своим страхом, и поэтому звук чужих шагов услышал уже в последний момент, когда ручка двери с громким щелчком начала поворачиваться. В тишине скрип ржавых петель казался оглушительным и жутко пугающим. По коже побежали мурашки, когда неизвестный вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Он появился в буквальном смысле из абсолютной тьмы, и теперь казался просто тенью, едва различимой в полумраке комнаты. Невозможно было даже определить мужчина это или женщина. Одно лишь сразу бросалось в глаза — тень очень высокая. Возможно, это было лишь иллюзией, игрой теней. Незнакомец стоял у двери и чего-то ждал, то ли прислушиваясь, то ли всматриваясь сквозь тьму и мрак. Он не спешил подходить к перепуганному старику. Этот человек просто не может быть другом. Откуда здесь, в этой темной и по всем своим параметрам ущербной комнате могли быть друзья? Это точно враг, который собирается причинить боль, унизить, издеваться, пытать, а после убить. Бедный старик хрипит, сопит, стонет и пускает слюни в последней безумной попытке выбраться из-под тяжелых одеял, либо наоборот, забраться под них как можно глубже. Спрятаться и лежать там тихо, дожидаясь, когда незнакомый человек уйдет. Сопротивляться всему и неважно чему. Только тело старика ни на что не способно. Мышцы атрофировались, руки тяжелые и словно ватные, совершенно не поднимались и почти не работали. А ноги… их старик не чувствовал вовсе. Ниже пояса словно ничего не было, и с этим ничего нельзя было сделать, как и невозможно смириться. Он даже не мог посмотреть на свои ноги, чтобы убедиться в их наличии или наоборот, отсутствии. Нет возможности дотянуться до них руками, ведь руки несмотря на то, что старик уже мог ими немного шевелить, практически не слушались его и все движения были импульсивными. У него не получалось полноценно управлять ими, мелкая моторика оказалась полностью нарушена. И что в таком случае делать дальше? Оставалось лишь кричать и звать на помощь, но изо рта вместо крика вырвался лишь глухой стон. Паника накрыла с головой, ведь, возможно, сама смерть пришла за ним.

Резкий прилив адреналина позволил старику дернуться посильнее и, наконец, сбросить с себя часть одеял. Если бы только он мог кричать… он сделал бы это в тоже мгновение, как увидел свое тело. Одеяла слезли только с правой руки, обнажив ее и половину торса. Этого хватило, чтобы повергнуть старика в настоящий ужас. Под толстым слоем старой ткани он обнаружил… живой труп. Разлагающийся обрубок тела, который принадлежал… ему. Испытанный ужас и шок в тот момент были такой силы, что на какое-то время парализовали его и без того слабые возможности мыслить. Сознание буквально выключилось, чтобы перезагрузиться, сбросив часть напряжения и включилось вновь. Его состояние настолько жалкое, настолько убогое… если бы он обладал даром речи, то лишился бы его и даже не смог бы издать крик отчаяния. Смертельная худоба — это самое страшное, самое противное и сильнее всего бросающееся в глаза. Серая кожа обтягивает грудную клетку. Видно каждое ребро. Из-за отсутствия живота ребра неестественно сильно выпирают вверх. Талия такая тонкая, что кажется будто она в любой момент может переломиться напополам. Руки тонкие и длинные, как высохшие ветви погибшего дерева, а локти острые и непропорционально большие. Пальцы длинные, жутко морщинистые с гниющими ногтями. Суставы выглядят непомерно большими, а сквозь тонкую серую кожу просвечиваются ребра и ключица. Морщинистая кожа сплошь покрыта гнойниками, большими ссадинами, гематомами и порезами. На боку немного виден большой шрам, оставленный после какой-то операции.

Из одежды на старике лишь пожелтевшая от времени и сильно порванная медицинская рубашка, надетая на голое тело. Страшно представить, что еще скрывала от взора тонкая, почти прозрачная ткань. Неожиданно для самого себя, старик узнал материал и способ пошива рубашки. Такие выдавали в военных госпиталях раненым солдатам. Раненые солдаты… Была война? Когда? С кем? Старик пытался вспомнить подробности, но больше ничего не всплыло в его голове. Случайное воспоминание ушло, оставив после себя неприятное чувство тревоги. Звуки шагов, доносящийся из темноты, приближались. Он совсем забыл про призрака в своей комнате. Сердце в груди сжалось от страха. Война, покалеченное тело, все ушло на второй план перед близящейся опасностью. Нужно защищаться. Рука старика в непомерном усилии поднялась вверх и согнулась в локте, будто защищаясь от ударов. Одна лишь кость, обтянутая сухой кожей. Ни мышц, ни мяса, ни жира. Старик не мог поверить, что это его собственное тело: немощное, больное, умирающее. Бренное.

Шаг, шаг, шаг. Человек приближается к старику, который из последних сил, рискуя потерять сознание, пытается привстать, чтобы встретить неизвестность лицом к лицу. Но все его усилия были напрасны. Он ничего не мог сделать. Рука без сил упала на постель. Осталось только ждать. Из-за паники, волнения и общего перенапряжения, старика начало мутить. Резко обострились все чувства: появилась ужасная боль, исходящая ото всех ушибов, порезов, гнойников его тела. Начали болеть кости, ломить суставы и даже десна. Та небольшая часть мышц, что все же сохранилась в теле, свело в судорогах. Дыхание участилось, стало таким быстрым, что старик начал задыхаться. В глазах помутнело, черная пелена застила мир. И в этой почти непроглядной тьме, появилось очертание фигуры, которая тут же начала кружиться. Это стало последней каплей, старик больше не в силах терпеть и сдерживать рвотные позывы. Практически одновременно его глаза закатились и, уже находясь в полуобморочном состоянии, его начало тошнить. Однако, желудок пуст. Во рту появился вкус желчи, ее немного, но он все равно захлебывался в ней. Скорее всего, он так бы и умер, если бы появившийся человек не перевернул его вниз головой, давая возможность выплюнуть всю ту гадость, что изверг из себя больной организм. Незнакомец перевернул старика обратно, усадив на кровать, но у того не хватило сил сидеть и держаться ровно. Тело предательски валилось на бок. Человек вновь подхватил беспомощное тело, спасая его от падения и аккуратно уложив на кровать.

Пока старик лежал, невидящим взглядом уставившись в потолок, в комнате включился свет. Он не заметил в какой момент ушла тьма, но, когда сознание вновь начало медленно проясняться, с ним же медленно прояснилась комната, в которой они находились. Тошнота прекратилась, но теперь из-за казавшегося старику слишком яркого света начали слезиться глаза. Все стало нечетким и сильно размытым. Но темный силуэт, стоящий рядом с кроватью, наоборот, приобрел более четкие черты и по крайней мере теперь можно было с уверенностью сказать, что незнакомец был мужчиной.

Без лишних слов незнакомец стал проводить незамысловатый медицинский осмотр, который продлился не более одной минуты. Он осмотрел вены на руках, которые просвечивались сквозь тонкую кожу, большие гематомы, заглянул в рот, уши и нос, не используя никаких медицинских инструментов и не надевая перчатки. Всего десять секунд ушло на то, чтобы пальцами прощупать пульс на руке. Осмотр закончился на том, что «врач» посветил небольшим фонариком своему «пациенту» в глаза. Весь этот недолгий процесс старик пролежал на спине, не шевелясь, не сопротивляясь, почти не подавая признаков жизни. Если бы его грудь судорожно не поднималась вверх, втягивая воздух, то со стороны можно было бы подумать, что осматривают труп, однако труп все еще подавал признаки жизни.

— Состояние удовлетворительное, — заключил человек. Голос мужской, в этом ошибки быть не может. Не очень громкий, но уверенный, поставленный и очень четкий. Быть может, перед стариком военный? — Катаракта прогрессирует. Ввиду отсутствия оборудования, качественное лечение невозможно. Множественные незначительные ушибы, ссадины, гематомы легкой и средней стадии. Кости целые, переломов не видно. Зрачки расширены, но травм головы не наблюдается. Присутствует потеря ориентации, мутное сознание. Общая слабость, не способен держать тело в горизонтальном положении. Средняя форма анорексии.

Старик не понимал кто этот человек и что он здесь делает. Почему разговаривает словно сам с собой, констатируя факты. Возможно, под запись, но старик не может понять есть ли у него звукозаписывающее устройство. Странное поведение мужчины вводит старика в смятение, в особенности странный медицинский осмотр, проведенный всего за минуту. Если он врач, то его квалификация вызывает серьезное сомнение, а если он не тот, за кого пытается себя выдать… то тогда кто он?

— Как вы себя чувствуете? — обращается мужчина к старику.

Тот понемногу приходил в себя и теперь его голос казался ему странным. Слишком спокойный, лишенный каких-либо интонаций, словно механический. В ответ на вопрос старик мотает головой, не вполне осознавая, что от него требуется. Даже это довольно простое движение вызывает серьезные сложности. Голова отказывается двигаться в заданном направлении, а вместо этого делает случайные дерганные движения. Шею от напряжения сводит судорогой. Сил на то, чтобы шевелиться нет.

— Вы чувствуете свои ноги? — очередной вопрос, почти не имеющий смысла. Все равно что у мертвеца спрашивать, мертв ли он.

Старик вновь пытается помотать головой и вновь ему это удается с большим трудом.

— Хорошо. Учитывая ваш преклонный возраст и пережитый инсульт, ваше состояние можно назвать удовлетворительным. Сознание ясное, на вопросы, по мере сил, отвечаете.

Пока «врач» продолжал осматривать своего пациента и задавать ему вопросы, ни на один из которых он так и не получил ответа, зрение старика постепенно приходило в норму. Прошло головокружение и, наконец, получилось сконцентрировать взгляд. Картина перед глазами постепенно начинала приобретать новые детали и краски. Комната, в которой находился старик, небольшая, плотно заставленная мебелью. В основном металлическими двухъярусными кроватями, на одной из которых лежал сам старик. Его кровать от остальных отличалась лишь тем, что второй ярус был убран. Подобные кровати обычно используются в казармах, в целях экономии места и средств. На кроватях лежали жесткие матрацы. Большинство в уже непригодном состоянии: порванные, жутко грязные и с торчащими пружинами. Посередине комнаты стояло небольшое кресло, а напротив него телевизор на почти черной тумбочке. Аппарат, по всей видимости, не массового производства. Не было нужды подходить, всматриваться или прикасаться к нему, чтобы почувствовать холод металла, из которого он был изготовлен. Без малейшего сомнения было понятно, что это не обычный телевизор, а военный, сделанный полностью из металла или сверхпрочного пластика, вроде того, из которого производят некоторые виды легкого оружия. Подобные технологии производства использовались для того, чтобы данный аппарат мог работать даже в условиях повышенной радиации. В отличие от современных телевизоров, обладающих сверхплоским экраном, этот был лишен подобного эстетического изыска. Он скорее напоминал старые, тяжелые ящики, которые способны показывать лишь черно-белую картинку. Странно было видеть здесь такую вещь. Для чего телевизор находился в этой комнате и что раньше показывали по нему, оставалось лишь догадываться. Игра света рисовала на экране странный узор: квадрат с расплывающимися огненным током краями. Старик понял, что экран безнадежно разбит. В остальном все помещение по-военному размеренное и с минимальными удобствами. По стенам размещены четыре двухъярусные кровати, у каждой своя собственная полка, прибитая к стене, одна разбитая раковина, расположенная рядом с дверью. Почему-то именно рядом с кроватью старика стоял комод, который никак не вписывался в размеренную обстановку помещения, нарушая всю логику. Он не был по-военному простым и дешевым. Наоборот, был сделан из дорогого массива дерева, покрытым уже сильно потрескавшимся лаком. По-настоящему разительное отличие и противоречие всей системе.

Голые бетонные стены являлись главным источником безумного холода, царившего в комнате. Краска с них осыпалась многие годы назад и, как и краска с комода, давно превратилась в пыль. По стенам идут четкие линии, предназначение которых вначале не понятно, но потом догадываешься, что это следы коробов, в которых когда-то были спрятаны провода. Сейчас не осталось и намека на них. Пластик короба давно высох, потрескался и развалился, мелкими осколками осыпавшись вниз по стене. В отличие от пластика, провода намного лучше выдержали удар времени. Теперь они свисали со стен, словно толстые нити паутины, свитой огромным пауком. Там, где когда-то были розетки, остались лишь дыры в стене с торчащими из них проводами.

Из всего того, что старик здесь увидел или о чем догадывался, можно было сделать несколько поспешных, но все же выводов. Вывод номер один: скорее всего они находятся на каком-то военном объекте, возможно это госпиталь или любой другой объект, тесно связанный с военными. Вывод номер два… его лучше не озвучивать, ни в слух, ни даже мысленно, ибо еще сам старик полностью не осознал пришедшую ему в голову страшную мысль, от которой лучше отказаться и забыть, пока она не застряла в мозгу.

В этом странном месте время показало всю свою разрушительную силу.

Старика сильно трясло. Озноб был вызван не только холодом помещения, но и общим состоянием ослабленного организма. Приложив некоторые усилия, ему удалось успокоить себя, предотвратив очередной приступ рвоты. Чтобы хоть на что-то отвлечься, он начал рассматривать человека, стоящего у его кровати. Он находился очень близко к старику, который до сих пор так и не понимал, что этот человек делает. У него появилось еще больше сомнений в том, что этот странный человек действительно являлся доктором. На вид ему от тридцати пяти до сорока лет. Темные волосы коротко подстрижены и зачесаны набок, образуя ровный пробор, который за долгий день все же успел немного растрепаться. Человек имел высокие острые скулы, темно-карие глаза без какого-либо блеска и высокий лоб. Несмотря на впалые щеки, его нельзя было назвать худым. Это весьма крепко сложенный мужчина высокого роста. Кожа слишком белая, словно давно не видевшая солнечного света. Он явно следил за собой, и не только за внешним видом, но и за физической формой. Из-под закатанных рукавов серого комбинезона были видны жилистые руки с крупными венами. Учитывая внешний вод помещения, можно сказать, что мужчина достаточно хорошо одет. Его выцветший черный комбинезон пусть и имел все признаки долгих лет эксплуатации: множественные потертости, заплатки и зашитые дырки; тем не менее имел довольно приличный вид. Комбинезон регулярно стирался и на данный момент был относительно чист. Но об этом человеке может сложиться слишком хорошее представление, если умолчать о некоторых почти неуловимых странностях в его поведении, выражении лица и глаз. Лицо спокойное, абсолютно ничего не выражающее и полностью лишенное каких-либо человеческих эмоций, какой-либо выразительности. Словно это не было лицом, а маской, натянутой на череп. Складывалось ощущение, что этот человек находится под воздействием большой дозы успокоительных, вот только никакой заторможенности в его действиях и движениях не наблюдалось. Скорее наоборот, он делал все быстро и четко, словно годами оттачивал каждое свое движение. Нет, здесь было что-то гораздо большее, чем просто наркотики. Его глаза при всей своей тусклости выражали какой-то странный интерес, продолжая оставаться словно пластиковыми. Он с головы до ног осматривал старика, словно ожидая найти в нем что-то необычное.

Мысли его становились все более четкими и структурированными. Спутанность сознания еще оставалась, но концентрироваться и не терять нить мысли стало гораздо легче. Старик вновь окинул взглядом помещение, в котором находился. Он не понимал, где находится и как здесь оказался. Ничего не помнил, не знал даже как его зовут. Имя… имя… оно будто бы кружилось в голове, но поймать эту мысль оказалось невозможно. Кто этот странный человек? Если это казарма или военный госпиталь, то почему здесь так холодно? Здесь есть еще люди? И все же… это помещение даже отдаленно не напоминало ни казарму, ни госпиталь, как вначале показалось старику. Сомнений становилось все больше. Скорее, это заброшенный подвал, предпоследней стадии аварийности. Возможно, здесь опасно находиться, но в таком случае, что здесь делает старик и этот странный человек? Кто он? Враг или друг? Почему он не может его вспомнить? Может быть, это действие какого-нибудь лекарства или снотворного? А что если нет… что, если старик ударился головой и теперь ничего не помнит. Но голова старика цела, чего не скажешь обо всем остальном теле. Множество болезненных синяков, гематом и ссадин говорят о том, что как минимум он сильно упал или, что его избили. Любое движение, хотя старик практически не мог шевелиться, вызывали сильнейшую боль во всем теле. Даже невозможно было конкретно сказать, что именно болит, потому что болело все: от кожи до внутренних органов. Не болела только одна часть тела — ноги. Их старик не чувствовал вовсе.

Как же здесь холодно… человек, все еще осматривающий старика, мгновенно замечает мурашки, покрывшее тело старика. Его реакция молниеносно, словно действие происходило без использования разума, на чистых инстинктах. Человек натянул на замерзшего старика уже холодные одеяла, от которых становилось лишь еще холоднее. Его трясет еще сильнее. От какой-то поистине нечеловеческой усталости слезятся и слипаются глаза. Лишь на мгновение прикрыв глаза, старик проваливается в короткий сон. Непонятно как долго он длился, но, когда старик вновь открыл глаза, в комнате ничего не изменилось. Только странный человек перестал его осматривать и теперь сидел рядом с кроватью на принесенном откуда-то железном стуле.

Нельзя сказать, что старик стал чувствовать себя гораздо лучше, но ему казалось, что у него гораздо больше сил, чем… еще совсем недавно. Он повернул голову, чтобы лучше видеть незнакомца и задал ему первый пришедший в голову вопрос:

— Кто ты?

Собственный голос испугал старика. Сиплый, хриплый и очень слабый. Язык еле ворочался, словно после выпитой бутылки виски. Человек ответил не сразу. Он недолго подумал, а когда начал говорить по его размеренному голосу сразу становилось понятно, что он тщательно взвешивает и подбирает каждое свое слово:

— На этот вопрос не так просто ответить.

Старик даже не сразу понял смысл сказанного. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что вместо ответа он получил… ничего не получил. И это было странно. Увиливая от ответа, незнакомый человек либо не знал, что сказать, либо что-то умалчивал, либо не доверял старику. Но какая из этих причин правильная… ведь старику важно понять как к нему относятся, а отношение позволит узнать в каком положении он находится: как военнопленный или как пациент. После долгого размышления, старик решил задать другой вопрос:

— Где я? — и вновь собственный голос испугал старика.

— Вы задаете мне эти вопросы практически каждый день, — ответил мужчина. — Я обещаю вам, что когда-нибудь дам ответы на все ваши вопросы, но, когда сочту вас готовым к этому. Пока что, вместо того чтобы обманывать вас, я предпочту не отвечать. Как и вчера, как и позавчера, как и неделю назад. Незачем каждый день волноваться из-за одного и того же.

Старик вновь получил ответ, который и не являлся ответом вовсе. Слова неизвестного мужчины заставляют старика задумываться в первую очередь о своей безопасности. Его могут удерживать здесь силой. Пока что слишком много неизвестности, чтобы можно было составить хоть какую-ту картину происходящего. Ему хотелось начать спорить, добиваться ответа, но сил на это не было.

— К… кто ты? — был следующий вопрос.

— У меня было много имен. Последнее из них — Август. Можете называть меня так.

— Август… кто ты?

— Я ваш друг. Я лечу вас и во всем помогаю.

Лечит? Значит ли это, что старик все же находился в больнице? Но почему тогда она так убого выглядела? Может быть, они прятались от бомбардировок в подвале? Это самое адекватное объяснение их всех, что приходили в его тяжелую голову.

Пусть теперь старик и знал имя этого человека, он все еще не понимал кто он такой и что здесь делает. Что здесь делает сам старик и, самое главное:

— Кто я?

— Это самый важный вопрос, — отвечает Август. — И вам всегда стоит начинать именно с него. Ваше имя — Виталий Викторович.

— Что… я… здесь делаю?

— Можно сказать, что ничего.

Чем больше вопросов, тем больше невразумительных ответов. Даже несмотря на слабость и сонливость, в старике поднималась буря, способная вырваться наружу и снести все на своем пути.

— Что ты здесь делаешь?

— Тоже самое, что и вы.

— Хватит уже! — старику не удается поднять голос. Он хрипит и мямлит, не в силах кричать. — Ответь нормально.

— Есть вопросы, на которые я не могу ответить. Вам не стоит волноваться из-за таких пустяков.

— Ответь хоть на что-нибудь!

— Считайте, что я ваш лечащий врач. Хотя я не являюсь врачом по своей профессии, однако у меня достаточно знаний в этой сфере.

Здесь что-то не так. Точно, это не нормально. Этот человек лжет. Нужно выбираться отсюда. Немедленно!

— Где выход?

На мгновение на лице Августа отобразилось удивление, и эта кратковременная эмоция поражает старика, хотя он и не понимает чем.

— Выхода нет. Это наш дом, наше убежище. Здесь мы в безопасности.

Как это «нет выхода»? Старика заперли здесь. Он не хочет здесь находиться. Выход! Нужен Выход. Почему его не хотят отпускать?

— Я… не хочу… выпустите! Отведите меня к выходу. Я знаю, он здесь есть. Он должен быть.

— Успокойтесь, не надо нервничать…

— Но… Он же есть… он всегда был. Я знаю. Отведи меня к нему.

Трясущиеся руки старика потянулись вверх и слабой хваткой вцепились в руку Августа. Старик тянул его к себе, но Август не шевелился. Он наблюдал за бедным человеком, лежащим перед ним на кровати и бредящем о том, чего он не знал. Старик пускал слюни, нес какой-то откровенный бред и не переставая требовал выпустить его, переходя на угрозы.

— Уничтожу тебя! Выпусти!

Терпение Августа лопнуло. Было понятно, что дальше так нельзя, старик слишком сильно перенервничал и успокоить его одними словами уже не удастся. Придется переходить к более радикальным средствам. Август достал из кармана ампулу и шприц. Он еще раз перевел взгляд на старика, чтобы убедиться в том, что это действительно необходимо. Тому плохо, и он не может справиться сам. Август разбил ампулу и наполнил шприц прозрачной жидкостью. Все произошло очень быстро. Мужчина убрал руки старика, скинул с него одеяло, перевернул на бок и сделал укол в ягодицу.

Старик сразу же начал успокаиваться, а голова проясняться. Он слышал, как бешено колотится в груди его сердце и видел, как перед ним стоит человек, теперь напоминавший ему нациста. В голове четко и спокойно стучала одна мысль: «Я заперт здесь».

— Послушайте меня, — начал Август, садясь на край кровати. — Я не могу сейчас ответить на все ваши вопросы, а я прекрасно знаю, что у вас их очень много. Я не просто так здесь нахожусь — я ухаживаю за вами, и я знаю гораздо лучше, что сейчас вам нужно, чем вы сами. Главная моя задача, чтобы вы не страдали. Постепенно я буду отвечать на некоторые ваши вопросы, когда сочту, что вы к этому готовы, а до этого момента вам придется потерпеть.

Последние слова старик не смог разобрать. Его взор помутнел, веки непроизвольно стали закрываться. Голова стала слишком тяжелой. Она упала на подушку, и старик провалился в сон.