Эйдос непокорённый

Юлиана Королёва, 2018

Наша община единственная пережила катастрофу на Эйдосе – так учит Совет. Я знаю, они врут. А ещё скрывают опасные артефакты из далёкого прошлого. Один из них заразил меня и теперь медленно убивает изнутри. Но по законам общины меня всё равно ждёт смерть, а за привычными стенами – хищники, ядовитый туман и загадочные тоннели. Единственный шанс выжить – разобраться в тайнах Эйдоса, выяснить, кто жил до нас и какое наследие оставил.

9. Друг или враг

Лучше не смотреть по сторонам, а просто бежать и верить, что выход за ближайшим поворотом. Лучше не представлять за каким углом притаился монстр, не думать, что поблизости прячется неведомая тварь вроде феруса. Но так не выходит. Я останавливаюсь, словно меня придавило тяжёлым мешком, пытаюсь отдышаться, дышу как можно тише, но воображение рисует страшных чудовищ, крадущихся на звук сквозь темноту. В руке осталась почти невесомая палка-фонарик, благодаря ей видно мшистые стены и гладкий каменный пол. Оглядываюсь по сторонам, слизняков не замечаю, но чувствую, будто они ползают по спине и рукам, и я судорожно стряхиваю с себя то, чего нет. Цепь громко бряцает, я хватаю её и прячу в карман.

Радует одно: теперь никто никуда меня не вернёт.

Вдруг из темноты доносится: «Стой!» Узнаю голос Безымянного. Замираю, но не по его команде, а потому что не хочу, чтобы он меня нашёл. Не собираюсь подчиняться. Придерживаю в кармане дурацкую цепь и отступаю в темноту вопреки страхам.

— Не шевелись, — советует голос. Откуда он знает, где я?

— Чего ради? — Делаю ещё шаг назад.

Вдруг передо мной возникает нечто, и я столбенею. Существо размером с двухлетнего ребёнка свисает вниз головой и скалит острые зубы. Кожа серая, морщинистая на голове, похожей на шишку, множество чёрных глаз и широкая пасть. Длинные руки с волосатыми, почти человеческими пальцами, будто предназначены, чтобы хватать. Похоже, именно это оно и замышляет.

Вдруг воздух пронзает свист и нечто, сверкнув, сбивает звериную тушу. Я интуитивно отскакиваю, упираясь спиной в стену. Туша падает мешком мне под ноги, я в ужасе шарахаюсь. Из распахнутой пасти существа вываливается язык.

— Дерьмо баркачье! — слова вырываются быстрее, чем я успеваю подумать. — Ты мог меня убить!

Доверенных учат выживанию в дикой природе, но я не думала, что даже подмастерья так метко швыряют ножи в кромешной тьме. Впрочем, талантами они не хвастаются.

Под тушей расползается тёмное пятно, я отхожу подальше. В полумраке не видно, кровь это или вода, но я узнаю тонкий, почти незаметный металлический запах. Он вызывает тошноту. Закрываю нос рукавом.

— Не мог. Ты хоть раз видела веренка? — Святоша подходит к туше, пинает ногой. — Они опасны, откусывают головы зазевавшимся дикаркам.

— Жаль, что болтливым Безымянным не откусывают языки, — бормочу я вместо благодарности. Некрасиво с моей стороны. — Как ты попал в него в темноте?

— Интуиция, тренировка, — пожимает плечами святоша.

— Ну да, конечно. — Я таращусь на уродливое животное.

Безымянный выдёргивает из туши свой огромный нож. Вытирает кровь о шкуру веренка, и я отворачиваюсь. Сейчас никак нельзя рухнуть в обморок.

— Не бойся, он уже дохлый, — усмехается мой спутник.

— А я и не боюсь. Тебе не понять. — Чувствую, как земля уплывает из-под ног, тошнота усиливается, сознание размывается, меркнет, перед глазами всё плывёт.

Стараюсь дышать глубоко и размеренно, как учил Мастер Гиллад, и постепенно прихожу в себя. Холодная плита у лба и под руками — я даже не помню, как прислонилась к стене, а мне бежать надо, да подальше. Как отвязаться от святоши? Попробовать договориться? Увы, дипломатия не мой конёк.

Безымянный отбирает у меня фонарик и предлагает идти вместе. Тоннель узкий, иначе тут не получится, а без фонарика я далеко не убегу.

Скорей бы выбраться, глотнуть свежего воздуха, забыть запах крови.

— Эй, я не хотел тебя напугать. Это всего лишь падальщик. — Святоша хлопает меня по плечу, пока я прихожу в себя.

— Да уж, спасибо. — Я оборачиваюсь, встречаясь с его настороженным взглядом.

Чуть склонившись, он присматривается, будто хочет понять, всё ли в порядке. Я не собираюсь объясняться и рассказывать незнакомцу, что не переношу крови. О слабостях рассказывать нельзя, а страхи есть у всех, может, и у него.

Есть страхи, от которых просто бежишь, а бывают такие, что мешают жить. К примеру, когда теряешь сознание в неудобных местах вроде уборной с регулярностью раз в месяц. Потом приходишь в себя на полу со спущенными штанами и огромной шишкой на лбу или затылке. Тут уж как повезёт. И хорошо, если не успеет прибежать куча гребанных спасительниц, чтобы поржать над тем, где дрыхнет Рыжик, добавить к прозвищу «сортирный», и огрести фингал под глазом или двумя.

За фингал можно получить трёпку от Батьи, а из-за обморока попасть к Мастеру Гилладу. Но это как раз не самое страшное. Он всегда говорил, что страхи можно победить, всего-то надо сталкиваться с ними нарочно, пока не прекратишь бояться.

Я собиралась стать чуточку смелее в подмастерьях у Доверенных, научилась бы метать ножи в опасных тварей, и насмехаться над теми, кто впервые увидел снег. Но выяснилось, что девушек не берут. Тогда Мастер Гиллад предложил другой путь.

Пришлось променять дурацкую идею на нечто материальное и полезное — стать подмастерьем лекаря. Там к виду крови привыкаешь быстро. Святоши частенько устраивают боевые турниры, а о ценности и плюсах лекарской профессии нечего и говорить. Но мелкие поручения вроде «пойди-принеси, а теперь стой и наблюдай» не сильно помогали. Большинства наблюдений я избегала, прячась за учебником, поскольку от вида разбитой губы умудрялась уплыть в мир грёз.

Чтобы этого не случалось, старый лекарь научил меня особому способу дыхания. Так, со временем, меня перестали волновать царапины, и пару раз я даже досмотрела до конца, как он заклеивал разбитые брови и скулы святошам после драк. Все налаживалось. Но однажды моя работа у лекаря закончилась раз и навсегда, благодаря письму в чёрном конверте, которое я нашла в Архиве, куда меня по-прежнему носила основная работа.

— Эй, ты как?

Голос Безымянного вырывает меня из воспоминаний.

Он приглядывается, убеждается, что я крепко стою на ногах и не собираюсь рухнуть в обморок, проходит чуть вперёд и тянет меня за рукав. Мы движемся дальше. Минуем очередной тоннель и оказываемся в огромной пещере, где стены и потолок теряются в темноте, и трудно понять, где у неё начало, а где конец. На пути громадный вертикальный монолит. Навскидку метров шесть на десять. Вход в Башню?

Горло сжимается, становится трудно дышать, но не только от страха: воздух вокруг густой и влажный, хотя нет ни единого источника воды. Капли воды на чёрном камне, как ни странно, собираются концентрическими кругами. Слышится далёкий гул, будто где-то шумит сильный поток.

— Давай кое-что проясним, — требую я и останавливаюсь в нескольких шагах от монолита. — Я не вернусь в Аллидион. Лучше останусь здесь.

— Здесь? — удивляется Безымянный, едва сдерживая смех. — Хочешь к веренкам на обед? В качестве закуски?

Он прикладывает к плите руку, стряхивает капли, они на миг повисают в воздухе. Что не так с этим местом? Я подхожу, хочу убедиться, что мне не показалось и ловлю себя на совершенно безумном желании — остаться и что-то искать. Но что? Зачем?

— По-твоему, лучше вернуться и хлебнуть яду? — Я смотрю на капли, парящие перед носом. Они завораживают.

— По-моему, лучше скорее свалить отсюда, — только и успевает пробормотать святоша, перед тем как на наши головы обрушивается поток холодной воды.

Монолит исчезает, мой попутчик дёргает меня за руку, и мы проскакиваем в следующий тоннель.

— Хорошо, что балахон не успел промокнуть, — радуюсь я, стараясь удобнее пристроить цепь, которая всё ещё болтается на руке и мешает.

— Да нет, плохо. — Безымянный морщит нос и с усмешкой наблюдает, как я выжимаю косы, чтобы вода не стекала за шиворот. — Помыться тебе бы не мешало.

Ничего себе комплимент! Конечно, мне пришлось сегодня побегать. Но и он цветами не пахнет. Хотя дело вовсе не в нас, в этом месте чувствуется лёгкий душок мертвечины.

— Это твой дохлый веренк воняет, шнод! — Только сейчас обращаю внимание, что он прихватил с собой тушу убитой им твари. Зачем? Странный он. — Как выберемся, пойдём разными путями.

— Не побоишься? Или ты хорошо знаешь лес? — Он проходит чуть дальше в тоннель, оборачивается.

Теперь в его голосе нет издёвки, скорее так говорят с детьми, когда пытаются донести до них важность ситуации.

— Какое тебе дело? — Смотрю на дохлого веренка. Из открытой пасти до самой земли свисает длинный раздвоенный язык и болтается в унисон с конечностями. — Зачем ты его взял?

Вздрагиваю: до чего уродливое создание, никогда таких не видела.

— Какое тебе дело? — передразнивает святоша. — Может, я его съем.

— Фу! Ну ты и шнод! — Отворачиваюсь, а святоша хохочет.

Зелиг приносил всякую дичь из-за стены обители: из шестёрки Доверенных именно он жил в нашем южном секторе, и его добыча всегда выглядела милой и пушистой, хоть и дохлой, а он бахвалился перед девчонками, какими хитростями поймал «клыкастого пушка» или «неуловимого прыгуна». Названия этим «изворотливым и опасным» тварям он, похоже, придумывал сам. Но особое внимание святоша уделял балахону из шкуры тёмно-синего феруса. В историях, как он в одиночку победил зверя, свернув ему шею, всегда менялись детали. То у него был нож, то огромный тесак; иной раз он одолевал зверюгу голыми руками, или загонял в капкан собственного гениального изобретения. Но, по-моему, ферус издох, слушая его истории, от безысходности и тлена бытия. Тем не менее невысокий кудрявый блондин, четырёх десятков лет от реинкарнации, привлекал женскую половину красочным враньём, чудными безделушками вроде бус и заколок, и льстивыми комплиментами. И тот факт, что в обители приветствуется лишь платоническая любовь, Зелига не останавливал. Он позволял себе то, что не разрешалось другим. А ещё ему не давала покоя моя связь с дикарём, которого он привёз для опытов. Зелиг бесился, когда я назвала его жалким выпендрёжником. Не забуду его злорадство, когда он поймал меня на платформе, и когда Макс бросил меня с ним. От воспоминаний щемит в груди, что-то острое, душащее. Скотина Макс!

Отвратительный смрад заставляет отвлечься от мыслей о Максе Зелиге. Не исключено, что с последним мы скоро увидимся вновь, и уж в этот раз я постараюсь сбить всю спесь с его похотливой рожи. А пока путь приводит нас с Безымянным в прямоугольный коридор, испещренный ровными рядами мелких отверстий, будто их вырезали нарочно. Здесь нет мха, паутины, желе из слизняков; нет тварей, свисающих с потолка. Всюду нерукотворная чистота, только запах отвратительный. Дохлятина, не иначе. Я прикрываю нос капюшоном, потому что с каждым шагом вонь становится сильнее.

Перед нами широкие ступеньки вниз, а в конце тоннеля призрачно маячит бледное пятно. Неужели выход, и тоннели не ведут в Башню? У меня перехватывает дыхание. Я тороплюсь к ступенькам, чтобы проверить, но святоша хватает меня за запястье и указывает на площадку впереди:

— Стой! Там что-то убивает животных. Ясно? Но, — он отпускает мою руку и усмехается, — если хочешь, иди.

Фонарь не способен осветить весь коридор, только край, и в зоне видимости пол усеян скелетами и трупами веренков, и незнакомых животных. Вот и источник отвратительной вони.

— Там может быть выход! — Я всё же не решаюсь шагнуть вниз, и думаю, как продолжить путь.

— Там он и есть. И это не Башня, как видишь, — скалится святоша, видимо, рад, что нашёл доказательства обратного.

— Но здесь всё на неё похоже. Я думала, тоннели ведут в обитель. Ты знаешь, что это за шнодовы тоннели?

— Без понятия. — Он спускается по ступеням, проходит на самый край, поднимает с пола ближайшую тушку облезлого зверька за хвост, как тишину вдруг нарушает гулкий щелчок, словно включился механизм.

— Может, не стоит трогать дохлятину? — Я настораживаюсь и оглядываясь по сторонам, на всякий случай отхожу подальше, но Безымянный остаётся. — Пойдём отсюда, а?

— Мечтаешь вернуться обратно? — Святоша вдруг зашвыривает тушку в темноту и внимательно следит за её полётом. Больше ничего не щёлкает. — Я тебя разочарую. Все тоннели похожи на Башню, но с обителью никак не связаны.

— Есть и другие? — Я снова чувствую, что хочу исследовать их все. Странное, идиотское желание, видимо, вызванное тем, что я провела жизнь взаперти. Иначе не объяснить. — Тоннели, как на той карте? Выходит, она настоящая?

— Точно не выдуманная. — Безымянный вглядывается в темноту.

Что он пытается там увидеть?

Вдруг тишину прорезает свист и звонкий металл сыпется на каменную плитку дождём. Что за ерунда? Это оно убивает животных? Едва звук стихает, Безымянный, чуть заступив за крайнюю ступеньку, тянется за очередной тушкой. Снова щелчок.

— Оно опять включилось. — Припоминаю нечто подобное из древних книг, спрятанных в обсерватории. Там говорилось про механизм, который реагирует на движение. — Ловушки — обычное дело для охотников. Вопрос только — на какого зверя эта?

Безымянный подбирает и бросает другого дохляка, начинает считать вслух. На десяти повторяется свист и звон железного дождя.

— Десять секунд, чтобы добежать до просвета, — вздыхает он, и ненадолго задумывается, заложив руки за спину. — Бегаешь быстро?

— С тяжёлой цепью на руке не особо. — Взмахиваю рукой и грохот звеньев эхом отражается от стен.

Святоша молча вынимает кусок проволоки из кармана, который, видимо, остался от электрохлыста, хватает меня за руку и быстро расправляется с замком, словно ключом. Не ожидала. Думала, повозится, а я подразню.

— Мог давно это сделать, шнод. — Я потираю освободившееся запястье со смертельно опасной штуковиной. — Хвала Демиургам!

— Они тут ни при чём, — ворчит мой спутник и хмурится.

— Ну и тебе спасибо, — натянуто улыбаюсь я.

Мне не до шуток. Не хочется бегать наперегонки с судьбой, но я смотрю на опасный коридор с ковром из дохлятины, изучаю. Демиурги поражают строениями. Почему всё созданное ими опасно для жизни, и как оно оказалось за пределами Аллидиона? Может, святоши правы, и лучше сидеть в обители, преспокойненько попивая маваар между медитациями.

Пока Безымянный бросает дохлятину и убеждается, что между перезарядками ловушки проходит равное количество секунд, я брожу вдоль ступенек от стены до стены и думаю. Бегаю я быстро благодаря Мастеру Гилладу и его утренним пробежкам. Попытать счастье за десять секунд? Нет, этого времени не хватит. Вдруг мой взгляд притягивают едва заметные изъяны на стене. Мелкие иероглифы! Здесь они не светятся, потому и не сразу заметны, но углубления как от гравировки есть, и те, что под рядами незнакомой вязи, можно прочитать.

— Эй! Смотри! Когда зажгутся голубые треугольники, проход будет свободен! — ору я святоше перевод и думаю, как это сделать.

— С чего ты взяла? — Он подходит, светит фонариком, хмурится.

Он оказывается так близко, что я непроизвольно таращусь на шрамы, на его лице, и думаю, что если бы Мастер Гиллад их заклеил, то не осталось бы и следа. Но то, что с ним случилось, наверняка произошло вдали от нашего лекаря. Хотя ведь и у Доверенных в походах должна быть специальная штука для заклеивания ран. «Лататель» называется.

— Вот тут написано. — Я тычу пальцем в гравировку. — Или ты не учил древний?

Его знают все. Исторические книги в обители написаны на древнем. Пока он чешет бороду, тупо, как баркат, глядя на надпись, я забираю у него фонарик и обшариваю стену вдоль прямой линии с треугольником на конце. Это такой же глиф, как в Башне. Стрелка. Но как его зажечь? Подношу запястье с артефактом к стене. Вспыхивает искра и прямо перед моим лицом появляется надпись из воздуха. Не такая большая, как планы тоннелей, но чем-то похожая. Что это за артефакт такой?

Незнакомая вязь мигает оранжевым, под ней на древнем понятные знаки: «Внимание! Активирован режим карантина». Ниже появляется ещё строка: «Ручная деактивация». Дальше всё мерцает, не разобрать, но этого хватает.

— Этот тоннель ни на кого не охотится, он защищается, — догадываюсь я и сую палец в светящееся предложение деактивации. Оно такое же бестелесное, как карта тоннелей.

— Неважно, — ворчит мой спутник. — Он стреляет иглами. Нам надо пройти. Это всё.

Похоже, Безымянный ничего не понял из сказанного мной, но он прав, мотивы тоннеля никак не помогут.

Голубой треугольник нервно подмигивает и загорается. Следом за ним включаются и остальные. Цепочка глифов со стрелками выстраивается в ровный ряд, указывая путь к ступеням.

— Так идём! — Я отрываю святошу от созерцания непонятных ему глифов. Он недоверчиво косится. — Путь свободен.

Про голубые треугольники рассказывал Зелиг. В отличие от этого святоши, Зелиг знал, как работают такие вещи, даже когда был подмастерьем. И его знания пригодились, когда мы с Максом пытались сбежать.

Зелиг мог бы напроситься в мои жрецы вместо этого неуча, чтобы поиздеваться напоследок. Конечно, Батья-Ир не просто так отослала его на поиски Макса. Она ещё помнит, и мне не забыть тихий вечер, примерно полгода назад, когда я нашла письмо в чёрном конверте. Кто-то доставил его в Архив по ошибке, и я прихватила конверт в лазарет, чтобы в свободное от поручений время разобраться, чьё оно, и вернуть.

Когда поздно вечером я осталась одна, то вспомнила и открыла. Но увидела отчёт о Максе, о том, как Зелиг с командой захватили его, напоили ферусиным ядом, затуманивающим память, и хотели сделать его частью нашего мира. Я думала, как поступить: отдать письмо Совету, Батье или поговорить о нём с автором, который на тот момент ещё казался разумным.

Зелиг не заставил себя долго ждать, он пришёл за микстурой от мигрени для Мастера Силлиона, его учителя, и застал меня с письмом. Я думала, он всё объяснит, но Зелиг выхватил конверт и изорвал в клочья.

— Если ты кому-нибудь об этом скажешь, хоть кому, даже этому своему дикарю, то я…

— То что ты? — Я впервые увидела его истинное лицо, злое, жестокое, без маски очаровательного ловеласа.

— Я покажу кто тут жалкий выпендрёжник. — Он прижал меня к стене, навалившись всей тушей так, что я услышала хруст собственных рёбер.

Его пальцы сомкнулись на моей шее, я поперхнулась воплем и запаниковала, испытав ужас зверя, угодившего в капкан. Но едва ощутила потную грязную ладонь на коленке, ползущую вверх по бедру, то не поверила и страх прошёл. Никто в Аллидионе так не поступает, и Зелиг наверняка просто пытался меня запугать, не зря ведь я считала его выпендрёжником. Поэтому рассмеялась ему в лицо.

Но тут заглянула Батья-Ир в поисках Мастера Гиллада. Разумеется, она увидела, как я хохочу, зажимаясь с Зелигом между стеллажей со склянками. Несмотря на возражения и доказательства в виде обрывков письма, наказали меня, а не его. В таких случаях принято считать провокатором женскую половину. Меня выгнали в баркачьи загоны на сто дней и лишили доступа в архив.

Звук шлепка возвращает меня в катакомбы, это мой попутчик расстался с добычей, которую собирался съесть. Хотя, насчёт еды он, наверное, шутил.

— Эти каракули не значат, что ловушка выключена, — спорит Безымянный, дожидаясь металлического града. Но его не случается.

— Эти каракули здесь не просто так. Вот. — Я тычу пальцем в иероглифы. — На какой стадии Доверенные обучают подмастерьев секретам Башни? Ладно, шнод с ней, с Башней, но ты должен уметь читать на древнем!

У меня закрадывается подозрение. Сколько ещё чёрных конвертов и «Максов», о которых мне неизвестно? Вряд ли Зелиг затащил в обитель этого типа, как и Макса, избив и переломав рёбра. Судя по его виду случилось бы наоборот. Но кто знает, может, Зелиг предложил ему что-нибудь взамен? Хотя тогда, согласно закону, чужаку бы запретили покидать обитель.

Вместо ответа Безымянный быстро шагает к ступенькам. Становится одной ногой на опасную территорию, и тут же убирает её. Щелчка не случается. Я захожу обеими ногами и даже подпрыгиваю. Ничего.

— Это древнее заброшенное место, — старается убедить меня он. — Здесь всё давно вышло из строя.

— Ну и оставайся! — Я делаю шаг, потом ещё, и уверенно направляюсь к выходу.

Продвигаюсь по опасному месту и холодный пот ползёт по спине. Смотрю на едва заметные ряды отверстий на стенах и потолке, ускоряю шаг. Сердце начинает бешено гнать кровь по венам. Святоша прав, здесь не просто всё вышло из строя, а случилась катастрофа, и тоннель неисправен. Смертельные иглы могут полететь отовсюду прямо сейчас. Но выход уже близко — впереди маячит яркая дыра, заросшая зеленью.

— Ты не ошиблась, — признаёт Безымянный, догоняя меня.

— Потому что умею читать на древнем, а ты нет. — Бросаю на него короткий взгляд и бегу к свету, оглядываясь. Не нравится мне это затишье. Я уже сомневаюсь в собственных словах. — Так кто ты такой, чтоб тебя?

Нам не хватает буквально пары метров, чтобы добраться до выхода, как раздаётся щелчок. Во мне всё обмирает. Неужели эта штуковина сработает? Неужели не успеем проскочить? Свист роя железных насекомых приводит в ужас, я чувствую удар в спину и падаю.