Время нас подождёт

Ульяна Владимировна Орлова, 2014

Каждый ребенок, живущий в детском доме, мечтает о семье. Одному из них, Мишке Жукову, случайно повезло. Но найти дом – не значит обрести спокойствие. Не так-то просто стать своим, особенно если знаешь, что через девять месяцев у тебя появится младший братец или сестричка. И если вдруг, возвращаясь из школы, ты встречаешь на пути старых детдомовских хулиганов, заставляющих тебя совершать такие поступки, из-за которых ты можешь потерять самое дорогое…

Глава 10. Трещинка

Что толку бояться? Зачем бояться, если мы ни отчего не застрахованы?! Это случилось.

Нет, не с Колькой, не с мальчишками в классе, не с кем-то там незнакомым… Я поссорился с Юрой.

Внутри поссорился. А раз так — то чего бояться дальше? Можно сказать, что и снаружи — тоже. Не сегодня — так завтра разразится гром.

Я узнал, что у Наташи будет малыш. И не когда-нибудь в далёком будущем, а скоро. Через каких-то полгода, ну ладно, чуть позже. Что я, совсем глупый, чтоб не догадаться? Она перестала нормально есть всё, кроме солёных огурцов и бутербродов со шпротами.

А ещё стала сидеть на сайтах про младенцев. Даже фотоаппарат забросила.

И Юра стал с ней ласковый, и кот теперь постоянно поближе к её пузу пристраивается. Нужно быть совсем далёким и невнимательным, чтоб не догадаться.

И этот разговор ночью…

Правда, пока всё было по-прежнему. Разве что бабушка ещё добрее ко мне стала. Хотя — куда уж добрее? Молчаливее сносить мою внезапную грубость?!

Но я знаю, что это только пока так. А потом всё изменится.

Мне было неловко смотреть в глаза Наташе. Я понимаю, что она не виновата ни в чём и тот карапуз в её животе — тем более, но я… Мне-то что делать?

Юрка будет уходить в плавание, а она будет с ним нянчиться, с ребёнком, в смысле. А я буду мешаться.

Что? Помогать?

Как?!

Вот такой варёный ходил я недели две. Мне всё больше думалось, что сдадут они меня обратно. Ну зачем, зачем я им сдался, когда у них будет свой, маленький, хорошенький, розовощёкий младенец?!

Мне он таким и представлялся — как с рекламы подгузников. Весёлый, толстенький, с большими щёчками, почти лысый и совсем неплачущий. Хорошенький.

Только я-то какое к нему имею отношение?!

Я старался быть ещё серьёзнее и внимательнее. Но чем больше я старался, тем больше выходило наоборот! У меня из рук валилась посуда. Я разбил две чашки: бабушкину и Юрину. Уронил горшок с цветком, когда открывал окно. Потерял физкультурную форму в школе — и как ни старался, не смог её найти… Про перчатки я вообще молчу: я перестал их носить после того, как потерял по одной новой перчатке. Наташа тогда удивилась, как я так умудрился, и я ответил ей резко: сам был расстроен. Юры дома не было. А мне от этого стало так пакостно, что я прогнал с дивана любимого Мурзика. И уткнулся в какую-то книжку…

А с Юрой я уже поссорился. Я мысленно тысячу раз прокручивал наш диалог: вот он наконец говорит мне, что у них будет малыш, вот что-то ещё хочет сказать, а я… Я одеваюсь — молча — и иду к двери, и только у порога бросаю: «Не хочу быть помехой. Спасибо за всё». И ухожу. Куда? Не знаю. В детдом?.. Не знаю. А Юра, он, конечно, бросится за мной и будет меня уговаривать, но — бесполезно.

Или не бросится?

Мне почему-то очень хотелось, чтобы он пошёл следом и уговаривал меня…

Каждый раз я с замиранием сердца представлял этот диалог и отодвигал его…

Только чтоб они не сами отвели меня туда! Это… это такое… Когда на тебя все смотрят сочувствующе, а Перец обязательно будет издеваться, будто я самый невыносимый в мире человек, раз меня вернули!

Но Юра почему-то ничего не говорил. И вообще вёл себя так, как ни в чём не бывало. Почти так.

Пока не наступил четверг.

* * *

На больших переменках мы иногда выходим с ребятами на улицу. Особенно если снег мокрый и можно побросаться снежками. Охранник, конечно, ворчит, ну да что там! Не запрещено же в правилах, да и не прогуливаем мы. Минут пятнадцать передохнём и вернёмся, даже учиться потом легче, на свежую голову! Так вот, на одной из таких переменок мы с мальчишками выкатились в заснеженный и мокрый двор.

У нас класс как бы делится на две компании. Нет, три — если с девчонками. А если только парней считать, то две: одна поспокойнее, интеллектуалы, так сказать, а другая — хулиганы, не так чтоб прям злые бандюги, а просто ребята, которые «забивают» на часть школьных правил. Мы с Колькой больше принадлежим к «интеллектуалам», потому что с ними интереснее, потому что они щедро делятся правильными заданиями на переменках, потому что набор слов у них как-то побогаче и поспокойнее, чем у «хулиганов», да по многим причинам! Но сегодня я оказался во второй компании: наши что-то затеяли в классе, а мне очень хотелось на улицу, проветриться. Если очень подумать, почему я с ними пошёл, то можно сказать вот что. Эта компания чем-то отдалённо напоминала компанию Перца, и мне хотелось, чтоб меня там признавали. Потому что… Глупо, конечно, но это как бы немножко победитель… Да и с той поры, как я мысленно поссорился с Юрой, меня иногда тянуло в хулиганистую компанию. Их выходки отражали моё настроение. А оно стало неважным.

Ещё сегодня не пришёл на уроки Колька — вот третья причина, почему я оказался там.

Был у этих ребят такой обычай — курить за школой. Надо сказать, что у нас на территории школы это делать запрещено. Так вот, вывалились они на улицу, я — с ними, отошли в незаметный глазу угол, который они облюбовали, затянулись и стали обсуждать свои дела. Мне тоже предложили.

— Будешь? — спросил меня Володя Крюков, белобрысый, низенький, с глянцевыми щеками и прозрачными зелёными глазами, командир «хулиганов».

Я замотал головой.

— Чё, от родителей влетит?

Я промолчал, за меня ответили другие.

— Да не, ему не влетит, у него отец нормальный.

Эти ребята, как и все остальные, не знали, что я усыновлённый. Об этом знал только Колька, но он никому не говорил, как я и просил…

— Просто не хочу, вот и всё, — ответил я. Почему я обязан оправдываться?

— А кто у тебя папа? — снова спросил Володя.

— Моряк, — буркнул я. — Штурман.

— Тю… — захлопал он глазами. — Врёшь! Сейчас штурманы вообще не нужны — такие навигаторы делают!

— Да ладно тебе, не нужны, а если навигатор сломается! Да и на навигаторах кто сидит? — заспорили парни. Они ничего в этом не понимали, и каждый выдвигал свою гипотезу, а я стоял и молчал.

Потом разговор плавно перешёл на математику, обсуждение учителей и как лучше прогулять контрольную… Потом стали выяснять — на какой фильм пойдут в кино… А мне стало совсем скучно. Я здесь чужой. Они болтали про какого-то только им известного Тёмыча, у которого на той неделе был день рождения, про очередную бродилку-стрелялку на суперновом дорогущем планшете, которого у меня нет и не будет… Фразы они щедро сдабривали такими словами, какими ругался Перец, когда со своими дружками меня лупил. От этого делалось ещё тоскливее.

Мне было холодно, а ещё тягостно было на душе оттого, что я не вступился за Юру и промолчал. Согласился, выходит, с ними, что профессия у него бесполезная? Нет, я так не считал! Выходит, струсил?

Попытался успокоить себя, что это я просто решил не спорить, — не получилось. Будто я отказался от него при всех — вот какое было у меня чувство. Будто предал его, что ли…

Но я не подавал виду. Просто стал думать, куда же подевался Колька и когда ему лучше позвонить? Или зайти после школы?

Потом из-за угла показался наш сторож, Семён Степанович, и мы рванули в класс.

Вот и всё, ничего особенного, если бы не мой медальон. В классе я увидел, что его нет. Точнее, не нащупал под рубашкой.

Все уроки извёлся — лишь бы никто не поднял его! Как мне его найти?! Это же… последняя память о родителях! И так плохо, ещё и медальон этот… Надо было куртку надевать, а мне лень было в раздевалку заходить: у первоклашек — последний урок, и там толкотня, а на мне — тёплая кофта, я решил, что так сойдёт.

Еле отсидел два последних урока, получил тройку по географии, потому что запутался в наших реках. Мне не давал покоя медальон. Зачем я вышел с ними?

Решил посмотреть на том месте, где мы стояли. Может, он упал, когда мы убегали от сторожа?! Может, цепочка порвалась, бывает же. Там уже давно колечко с застёжкой заедало, я не знал, как с ним разобраться, а попросить Юру помочь не решался…

Перед глазами так и стоял аккуратный серебряный овал с тоненькой узорной чеканкой. Мне всегда казалось, что его носила моя мама.

Понятное дело, что я не мог так уйти. И после уроков, с замирающим сердцем, отправился его искать. Дошёл до угла, присел на корточки, стал голыми руками разгребать липкий снег и окурки… Сидел долго и чуть не плакал… Уже потом, нечаянно бросив взгляд в сторону, увидел его в сторонке — у железной лестницы, где стоял я с мальчишками… Взял в ладони — холодный, увесистый, маленький овал… Застёжка сломалась, так и есть, ну да я дома его повешу на веревочку! Сжал покрепче и хотел было его убрать во внутренний карман, как вдруг меня окликнул резкий голос:

— Вот я тебя и поймал!

Потом чья-то ладонь сжала моё плечо, а я сжался сам.