Интернат

Кира Каулиц, 2013

Повесть о детях, которые живут в детском доме-интернате. Интернат для них не просто дом, но и настоящая школа жизни, даже школа выживания. Здесь всё не так, как у детей, живущих с родителями. Но они учатся дружить, узнают жизнь, находят свою любовь и… смерть.

Глава 1. Самый обычный день

Когда дети выходят из школы, они бегут домой, к родителям, к матери с отцом. Но есть дети, которым некуда и не к кому бежать. Они смотрят по сторонам и не находят того, кто бы их позвал, или хотя бы взглянул на них с интересом. И тогда их глаза и сердца погружаются в пучину грусти и отрешенности…

Детский дом… Что мы знаем о нём? Это — дом. Дом, в котором живут дети. Отвергнутые, никому не нужные, одинокие… и поэтому несчастные и озлобленные на весь мир…

Марина Шальнева прижала к себе плюшевого медвежонка и забралась на подоконник. Она не любила зиму. Зиму с её холодом и голыми ветками. На улице холод и в душе холод. Скорее бы всё растаяло — пришла весна, и может, ей бы стало немножко теплее…

Её глаза опять наполнились слезами, в последнее время это случалось всё чаще. Её постоянно мучил вопрос — почему она? Почему она — одинокая, несчастная, и именно её никто не любит?

— Убегу! всё равно убегу отсюда! Пусть лучше в лесу замёрзну! — подумала она и посмотрела вниз. За окном был двор — летом там всегда бегали дети, но сейчас, зимой, двор был пуст…

Люба Воронцова открыла тяжёлую дверь и зашла в здание. Она устроилась сюда воспитательницей и очень волновалась — сегодня был её первый рабочий день. Она огляделась по сторонам — на полу в ряд стояла обувь, валялись фломастеры; пахло какой-то едой, на окнах висели грязные занавески…

Она поднялась на второй этаж. В прекрасно обставленной учительской сидела завуч по воспитательной работе, она же заместитель директора Зоя Сергеевна Замогильная.

— Ну что я вам могу сказать, Любовь Васильевна… — со вздохом начала Замогильная. — Дети у нас сложные, работаем на износ, зарплата маленькая… в общем, всё как у всех, только хуже. Учителя-то хоть работают с людьми, а мы…

— Я детей люблю, — тут же ответила Люба.

— Я тоже люблю детей, — поддержала её Замогильная, — внука своего люблю.

— Расскажите мне о ваших воспитанниках, пожалуйста…

— О наших воспитанниках? — насмешливо переспросила Зоя. — Наши воспитанники не боятся ни бога и не чёрта… Да вы и сами всё о них узнаете, как только работать начнёте. Пойдем, провожу вас.

Она провела Любу по коридору и открыла одну из дверей. В грязной комнате громко играла музыка, на незаправленных кроватях сидели девочки лет четырнадцати. Они дружно спрятали дымящиеся сигареты, улыбнулись и хором сказали: — Здравствуйте, Зоя Сергеевна!

— Опять смолите? — сердито спросила Замогильная, — сколько можно? В коридоре уже дышать нечем! Девочки, а дымят… хуже мальчиков! Вы же будущие матери!

— Таким, как мы, лучше не рожать! — ответила одна из них.

— Да уж, Назарова, в твоём случае это действительно так! — окидывая девочку взглядом, согласилась Замогильная. — Да, кстати, это ваш новый воспитатель, Любовь Васильевна, — сказала Зоя Сергеевна перед тем как выйти, а Люба осталась, молча наблюдая за девочками.

— Кристюх, а его во сколько привезут? — начала разговор одна из них.

— После обеда… вроде..

— Вот он наверно приедет, пальцы загнет!

— Реально!

— Кого привезут? — спросила Люба.

— Пацана моего из СИЗО привезти должны, — объяснила Кристина.

— А за что его там держали? — поинтересовалась Люба.

— Ножичком изрезал кого-то, — ответила Кристина. — А у вас муж есть?

— Пока нет.

— А дети есть? — допытывалась девочка.

— И детей нет, — ответила Люба.

— Вы аборты делали?! — ахнула другая девочка.

Люба никогда не делала аборты, но почему-то была смущена этим вопросом.

— Я предпочитаю не обсуждать такие вещи, — твёрдо сказала она.

— А-а-а, значит делали! А чё вы себе мужика не заведёте? Завели бы себе мужика и жили бы с ним. Вроде вы не очень старая, и не такая уж страшная вроде, — сказала Кристина, — и вообще, нам поговорить надо, а вы тут уселись и уши развесили…

Люба поняла, что лучше уйти, — её новые воспитанницы совсем не были настроены общаться.

"Будет трудно, — подумала она, — ну ничего, прорвёмся…"

А девочки в это время продолжали обсуждать Антона. Вся средняя группа, за исключением двух-трёх человек, Антона откровенно презирала; за глаза его называли"шестерка" — Антон ходил за старшими как хвостик, выполнял все их приказания и"сливал"им всю информацию. Старшие дети немного издевались над ним, но в то же время не избивали, как других пацанов, за исключением, конечно, тех случаев, когда Антон был откровенно виноват. Но зато с младшей группой у Антона сложились совсем другие отношения. Так как ровесники Антона его не принимали, а старшие постоянно гнали, он гулял с мальчишками из младшей группы. Для маленьких мальчишек Антон был, конечно же, авторитетом. За своего Антошку они были готовы в огонь и в воду. Он казался им крутым, смелым и дерзким. А уж после того, как Антон получил свой первый условный срок, он вообще стал для них кумиром.

Зарабатывал Антон грабежами. Обычно они с Кристиной Назаровой ждали около какой-нибудь школы свою жертву, потом вели её до тёмного места, ну, и отнимали деньги, телефон и вообще всё, что имеет ценность. Кристинка стояла"на шухере", а Антон действовал.

Обычно ему достаточно было только вынуть ножик, и испуганные дети тут же отдавали всё сами, но однажды всё пошло не так.

Мальчик, которого они выбрали, был не из робкого десятка, и уже несколько лет занимался восточными единоборствами. Он, конечно, смог за себя постоять, и даже разбил Антону нос, после чего Антон потерял над собой контроль и несколько раз ударил мальчика ножом. Пострадавшего спасла толстая куртка, она смягчила удары, и мальчишка отделался несколькими царапинами. Через несколько дней после"поножовщины"малолетнего преступника поймали и отправили в СИЗО, до вынесения приговора.

На суде Антон понял, что дела его плохи, и разыграл целый спектакль. Долго рассказывал про своё тяжёлое детство, слёзно раскаивался, просил судью дать ему последний шанс на исправление… В итоге он отделался условным сроком, чему был несказанно рад, и отправлен"домой".

Когда машина остановилась и перестала рычать, Антон понял, что они приехали. В окно он увидел свой дом. Грязный, обшарпанный и ненавистный дом. Антон даже не знал, кого больше он ненавидит — ментов или воспиток из детдома…

Дверь машины, скрипнув, открылась. Он неторопливо спрыгнул на землю и посмотрел по сторонам.

На улицу тут же выбежали ребята — они с утра ждали его возвращения.

— Антоха приехал! Антон! Расскажи, как на зоне? — перебивая друг друга, закричали мальчишки.

К ним подошёл участковый милиционер Игорь и взял Антона за шкирку.

— Потом расскажет, — прервал он их разговор, — пошли, я тебя директору сдам под расписку.

Они поднялись на второй этаж, в кабинет директора. За его столом сидела Зоя Сергеевна, и, улыбаясь, разговаривала по телефону. Когда она увидела Антона, её улыбка исчезла без следа.

— Вот, привез! Примите и распишитесь, — сказал участковый Зое Сергеевне, подталкивая Антона к столу. Зоя внимательно оглядела Антона с ног до головы и язвительно спросила: — Ну что, Антошенька, как в тюрьме?

— Плохо, — честно ответил он, — хотя детский дом от зоны не очень-то отличается!

— Вот как… Ну, значит, ты себя там чувствовал как дома! — сказала Зоя и усмехнулась, — Марьям Исааковна, ребёнка из СИЗО привезли, проследите, чтоб он вымылся и переоделся! — крикнула она старшей воспитательнице.

Антон зашёл в группу и огляделся по сторонам. Всё казалось далёким и чужим. Никого из его друзей не было. В комнате сидели только пацаны из старшей группы.

— О, Каменский откинулся! — закричал Колян, — как на зоне?

— Отвали! — вдруг в таком же тоне, неожиданно даже для себя самого, ответил Антон.

— Чего?

— Чо слышал, — сказал он, но тут же, получив удар в нос, отлетел в угол…

— Я тебя быстро перевоспитаю, если там тебя не научили со старшими разговаривать! — зло сказал Колька. Он подошёл, поднял Антона за волосы и пнул в живот.

— Все, отстань, прости, — попросил Антон, и Колька довольно улыбнулся, щёлкнув Антона по голове.

Антон поднялся и сел на диван..

Хорошо, что хоть не видел никто — нос опять был разбит, и кровь капала на пол…

А в это самое время в актовом зале детского дома вовсю шла подготовка к Новому году. Дети репетировали стихи и песню.

Новый год,

Что вот-вот настанет,

Исполнит вмиг мечту твою,

Если снежинка не растает,

В твоей ладони не растает,

Пока часы двенадцать бьют.

Пока часы двенадцать бьют…

— Дети! Ну я же прошу вас не кричать, а петь! — умоляла учительница музыки, она уже битый час не могла добиться нужного результата. — Женя, у тебя такой голос громкий, ты всех перекрываешь! А Тане Барановой, наоборот, надо громче петь…

Когда репетиция закончилась, Марина тихонько вышла из зала и пошла в комнату. Она приподняла матрас свой кровати и достала тетрадку. Эта тетрадь была очень дорога ей. В ней были ее рисунки, стишки, вырезки из журналов и другие девчачьи секреты, а еще она сюда записывала мысли, чувства и просто события дня. Когда она уставала от издевательств детей, от замечаний воспитателей и просто от шума, то брала свою тетрадку и карандаш, уединялась в укромном уголке и изливала на бумаге то, что не могла произнести, высказать вслух…