Время нас подождёт

Ульяна Владимировна Орлова, 2014

Каждый ребенок, живущий в детском доме, мечтает о семье. Одному из них, Мишке Жукову, случайно повезло. Но найти дом – не значит обрести спокойствие. Не так-то просто стать своим, особенно если знаешь, что через девять месяцев у тебя появится младший братец или сестричка. И если вдруг, возвращаясь из школы, ты встречаешь на пути старых детдомовских хулиганов, заставляющих тебя совершать такие поступки, из-за которых ты можешь потерять самое дорогое…

Глава 9. «… любовь никогда не перестаёт»

–…И что, начинаешь с Ним дружить?

— Да! Миш, ты верно заметил… Только, мне кажется, сначала человек всё-таки общается с Богом — как с отцом. Боится Его… Чувствует заботу… — Юра поймал мой взгляд и смутился. — Прости, Миш… У меня так было…

Я кивнул.

— Самое главное — появляется доверие. Человек начинает доверять Богу и потихоньку Его для себя открывать.

— Как?

— Видеть Его любовь и заботу во всём. И отвечать тем же.

— Любовью?

— Да.

Я совсем не понимал слово «любовь». Любовь — она далёкая, незнакомая, это вот как Юра и Наташа, видно — что они любят друг друга. Это как в фильме: когда они целуют друг друга, им хорошо вместе. А у меня, к примеру, какая любовь? Где она, эта любовь, что это такое?

Я знаю грусть, обиду, знаю радость (она бывает реже, но ярче всего остального), знаю, когда больно, смешно, когда скучно, когда весело, когда страшно… Но вот любовь…

— Она же для взрослых… Юра! Как это — любить?!

— Хороший вопрос… — покачал головой Юра. — Если бы я сам это до конца понимал! Знаешь, Мишка, для меня как-то стал примером один случай… Если хочешь, я расскажу.

— Расскажи…

— Как-то в больнице, в отделении реанимации, довелось мне увидеть одну семейную пару… — Юра говорил неторопливо и тихо, подбирая слова, глядя в сероватую даль, которая тянулась за дорогой. — Это были очень старенькие бабушка и дедушка. Дедушка заболел так, что не мог разговаривать и ходить. Только глаза, его большие умные и немножко детские глаза, отвечали ей, что он её слышит и понимает. А она — была с ним рядом всё время. Понимаешь, каждый миг, и ночью, — я слышал её прерывающийся ласковый шёпот, и днём — когда он спал, она пыталась поспать или с тревогой смотрела на него. Она ухаживала за ним, кормила его, читала ему книги… Потом оказалось, что у неё больное сердце и каждая секунда такой жизни давалась ей с трудом. А прожили они вместе ни много ни мало — пятьдесят лет…

— Ого! — шёпотом удивился я. — А дальше?

— А дальше… — Юра замолчал и через силу произнёс. — Дедушка умер. А она осталась, живёт до сих пор… Она очень по нему скучает. И она знала, что его уже не вылечишь. Когда он только заболел, ему было очень трудно — он, бывало, сердился, а она — в ответ — не злилась. Обнимет его, укроет заботливо… И всё время была рядом. Вот это меня поразило… То чувство, которое двигало ей, — это и есть любовь.

* * *

Дома Юра открыл передо мной книгу. Небольшую, но тяжёлую, с глянцевыми страницами, в синей обложке, на которой изображена была Женщина, Которая склонилась над Младенцем, лежащим на подставочке в жёлтой соломе внутри небольшого сарайчика… Под бревенчатой крышей была паутина, на высоком стоге сена сидели два голубя, рядом с Малышом на каменном полу стояла овечка, а с другой стороны — ослик. Через маленькое зарешеченное окошко с синего неба просвечивали звёзды. За Женщиной стоял пожилой мужчина, справа подходили два человека — молодой юноша и старичок с палочкой. Все смотрели на Младенца, а Она была похожа на Ту, Которая смотрела на меня с иконы… Внизу под картиной жёлтыми фигурными буквами было написано «Детская Библия».

— Юра, это кроватка такая у малыша?

— Получилась кроватка. А была кормушка для животных…

— Как это? Зачем они его туда положили?!

— Больше некуда было… Это Христос, Сын Бога. Он стал маленьким и родился в этой пещере…

— Как так? Зачем?

— Видишь ли, Мишка, — Юра придержал страницы книги. — Бог… Он очень любит людей. Так сильно, что ради них готов стать человеком…

— Юра, а это — Кто? — я кивнул на ту страничку, где были его пальцы.

На картине был Человек в длинной белой одежде, рядом с ним — дети. Одного ребёнка Он держал на руках, что-то рассказывая остальным. И смотрел Он так по-доброму, так ласково и ребята так весело смеялись, что мне тоже захотелось оказаться рядом с Ним.

— Это тоже Христос, только здесь Он взрослый.

— Который был маленьким? Сын Бога?

— Да.

Лето, горы вдалеке, маленькие белые домики…

— А когда это было?

— Около двух тысяч лет назад, в Израиле, это страна на юге.

А потом Юра показал мне те слова. Они тоже были написаны на отдельной картине — жёлтом свитке, под большим словом «Любовь».

Две тысячи лет назад этот человек встретил Христа. И с тех пор всю оставшуюся жизнь старался служить Ему. Он много путешествовал, писал письма разным народам, их назвали посланиями. Вот одно из них, его отрывок:

«… Любовь долготерпит,

милосердствует,

любовь не завидует,

любовь не превозносится,

не гордится,

не бесчинствует,

не ищет своего,

не раздражается,

не мыслит зла,

не радуется неправде,

а сорадуется истине;

всё покрывает,

всему верит,

всего надеется,

всё переносит.

Любовь никогда не перестаёт…

Теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше».^[1]

…Наташа меня, кажется, звала уже в третий раз, а я всё сидел над книгой, упираясь локтями в стол, и прогонял пяткой кота, который своим урчанием мешал мне думать. «Любовь никогда не перестаёт…» — это мне было понятнее всего.

Никогда.

Никогда не заканчивается: ни в потоп, ни в голод, ни когда ты что-то натворил… Вообще, как тут написано — она многого не делает, а что же тогда? Будто уступает место другому человеку…

Лучше я помолчу и ещё подумаю, потому что… Иногда лучше прочесть, чем сказать.

А ещё я вспомнил, как вышла из храма довольная Наташа — лёгкая, сияющая, будто летняя бабочка на чистом белом снегу.

— Наташа, а что за картина была там, где мы стояли?

— Мишка, это не картина, это икона Богородицы. Называется «Милующая».

* * *

После ужина Наташа села за ноутбук обрабатывать фотографии, бабушка мыла посуду, Юра разместился за моим столом и что-то делал в ноутбуке, а я, накрывшись одеялом, смотрел картинки в Библии. Тикали часики на тумбочке, за окошком кружились в темноте белые снежинки, в комнате было тепло, и Мурзик гонял по ковру какой-то старый мячик. А я вдруг сказал Юре то, что меня больше всего тревожило с тех пор, как мы заговорили о дружбе, когда стояли у храма:

— Юра… А если поссоришься… Если с другом — плохо. А вот если вдруг… с Богом? — это я уже прошептал. Потому что мне стало совсем страшно.

Юра перестал печатать, обернулся, посмотрел на меня.

— Миш, это называется «грех».

У меня пробежали мурашки по спине.

— А… как тогда быть?

Он пощёлкал мышкой и закрыл ноутбук. Встал, присел на краешек моей постели. Осторожно положил руку на мою лопатку — как раз там, где у меня больше всего почему-то болело после старых драк с Перцем.

Сказал задумчиво:

— Когда ты обижаешься на кого-то — не хочешь его видеть. Прячешь глаза, отворачиваешься… Так и у человека, когда он совершает грех, — он ссорится с Богом. Обижает Его — то есть поступает против совести, против Его заповедей, против всех законов их дружбы… Сам отворачивается от Бога, а ему кажется, что это Бог отвернулся от него, и он начинает винить Бога!

— А Бог не обижается?

— Бог — это Любовь. Он ждёт, как папа ждёт своего капризного сынишку…

— И можно прийти к Нему?

— Конечно! И сказать «прости»…

А я вот совсем не умею просить прощения… Это ведь надо признаться себе, что ты виноват, и самое сложное — сказать это вслух!

Просить прощения у Бога?!

Ого!

Но для того, чтобы вновь с Ним дружить… А смог бы я?

— Юра… Попросить прощения — это и есть исповедь?

— Да.

Примечания

1

1-е послание святого апостола Павла к Коринфянам 13:4–13.