Под слезами Бостона. Часть 1

Таша Мисник, 2023

За свои двадцать два года Серена Аленкастри успела разочароваться в людях и потерять веру в любовь. С детства ее преследовали только боль, жестокость и предательство. И монстр, от которого ей удалось однажды сбежать. Серена: «Я нашла укрытие, но даже не подозревала, что это логово самого дьявола».Десять лет назад Эзра Нот похоронил прошлое вместе со своим сердцем. Теперь он не чувствует боли. Теперь он самый настоящий дьявол в человеческом обличье. Жестокий, бездушный и холодный. Его мир покрыт тайнами, там нет места любви. Эзра не рад незнакомкам в его жизни. А самой смелой и дерзкой он покажет, что такое ад.Эзра: «Она хуже всех, кого я когда-либо встречал. Она наглая мелкая лгунья. Так и напрашивается на хорошую порку. И я тот, кто преподаст ей урок».

Глава 5. Северный олень

Серена

Перестаю смеяться, потому что замечаю, как он смотрит на меня своими бездонными глазами. В свете фонаря они кажутся еще чернее, чем обычно. Хочется отвести взгляд, но не могу — бездна тянет в себя так, что нет сил сопротивляться.

— Долго будешь тут сидеть? — прерывает тишину он.

— А ты долго будешь тут стоять?

Знаю, что бешу, но ничего не могу с собой поделать. Чему я и научилась за все годы общения с мужским полом — так это самозащита и полное неприятие. Так лучше для меня. Так безопаснее. Так на меня никто никогда не посмотрит.

— Окей. Счастливо оставаться, Панда. Не буду мешать тебе и твоим братцам бомжам, которые вот-вот нагрянут.

Он разворачивается и уходит, а я должна, наверное, что-то сказать.

Должна ли?

Конечно, нет. Но хочется.

— Постой!

— Я не ослышался? — тормозит он и делает вид, что прислушивается.

— Я здесь, потому что мне тут легко. Здесь пустеет голова и растворяются дурные мысли. Здесь я свободно дышу. Успокаиваю нервы игрой на гитаре. Здесь мое тайное место. И ты его каким-то чудом нашел.

Эзра не двигается и даже не обращает внимания на ветер, который агрессивно хлещет его по лицу. Для бостонской зимы он слишком легко одет.

— И да, со стороны я, наверное, могу показаться сумасшедшей…

— О да, еще как кажешься, — он разворачивается и возвращается обратно, подступая к дивану, на котором по-прежнему сижу я. — Тебе разве не холодно?

— Холодно, — не свожу с него глаз.

— Поехали отсюда.

Не задавая вопросов, он подхватывает с дивана мою гитару и идет вперед, оставляя меня за спиной. А мне больше ничего не остается, как следовать за ним, потому что у него в руках мой инструмент.

Эзра выводит меня к своей машине и укладывает гитару на заднее сидение, на которое я забросила ее и утром. Невольно усмехаюсь, но тут же сталкиваюсь с серьезным выражением лица.

— Садишься в машину или мне придется тебя впихивать?

— Парадокс. Не замечаешь? В прошлый раз все было абсолютно наоборот.

— Я не виноват, что к вечеру ты растрачиваешь свои нахальные навыки. Видимо, забыла подзарядиться.

— Мудак, — закатываю глаза и скрещиваю руки на груди.

— Садись, хамка, или я передумаю.

Он «ныряет» в салон, а я настолько дрожу, что ноги сами несут меня в тепло.

— Сейчас согреешься, — тычет на какие-то кнопки на приборной панели и кротко поглядывает на меня. — Ну вот и на хрена ты там сидела?

— Я же тебе рассказала, — складываю обледеневшую ладонь в ладонь и дышу на них.

— Ну да. И это, конечно же, повод доводить себя до такого состояния.

— Хватит. Я сама решаю, что и когда мне делать.

— Вообще не удивлен. Лучше бы что-нибудь новое рассказала.

— А я и рассказала. В отличие от тебя, — уставляюсь на его профиль, который отчетливо косится в мою сторону. — Что ты делал в порту?

— Поехали, Панда. Ты снова отнимаешь мое время.

И снова, второй раз за день, я оказываюсь в машине с этим кретином, который раздражает похлеще, чем скрип пенопласта. Он — мой личный надлом на белых пупырчатых слоях. Он — царапина от ножа на стекле. Он — раздражающий скрежет ногтей по надраенной панели. И что я делаю вместе с ним в одном пространстве — загадка для меня самой.

— Я включу музыку, — тянусь к приборной панели, но Эзра ловит мою руку.

— Ты хотела спросить: «Можно мне включить музыку?».

— М-м-м… Нет, — снова тянусь к кнопке, но получаю шлепок по тыльной стороне ладони.

— Почему ты такой тиран?

— Потому что ты такая нахалка.

— Моя очередь говорить, что мы ходим по кругу?

Он невольно усмехается и, черт, я успеваю это разглядеть. Успеваю увидеть слабую улыбку и мелкие морщинки у уголков глаз, на которые я не должна смотреть.

Без разрешения жму на «плэй» и запускаю музыку в салон автомобиля. Знакомую музыку. Одну из моих любимых групп, песни которых я знаю наизусть.

— Three days grace⁶? — удивляюсь я.

— Ты-то откуда их знаешь? — похоже, удивляется и он.

— Любила их, но только со старым вокалистом.

— Адам Гонтье неподражаем.

— Бесспорно.

Сталкиваемся взглядами на долю секунды, но Эзра тут же возвращается к слежке за дорогой. Адам продолжает рвать душу своим текстом и голосом, а я отворачиваюсь к окну, в которое снова бьет декабрьский дождь.

— Эзра… Я не хочу домой, — вырывается как-то само собой, когда я наблюдаю за скатывающимися по стеклу каплями.

— Что-то случилось? — на удивление он не смеется надо мной, наоборот в его голосе, кажется, я слышу долю заинтересованности. Или сочувствия. Или жалости.

«Я не хочу об этом думать».

— Нет… Просто…

— Просто так люди не ищут причин не возвращаться домой.

— Я не ищу причин. Просто сегодня не хочу.

— Именно сегодня?

— Да, бурный день. А точнее, сутки. Тебе ли не знать, — надеюсь, жалость стерлась с его лица. Надеюсь, потому что больше не смотрю.

— Согрелась? — почему-то в этот раз он не отвечает на мою язвительность. Наверное, устал. Ему же лучше.

— Почти.

— Хорошо, — на перекрестке он сворачивает не в ту сторону, которая должна была довезти меня до дома.

— Опять вжился в амплуа маньяка и похитил меня? Имей в виду, я буду орать, пока ты не перережешь мне горло.

— Я как раз наточил нож, — без единой эмоции на лице отвечает Эзра.

— Псих?

— И шизофреник. Не отступай от своего диагноза.

— Куда ты меня везешь?

— Ты же не хотела домой, — уверенно выруливает все дальше от Норт-Энд.

— И что? Как будто тебя это волнует.

— Не волнует, просто высажу тебя на вокзале. Вдруг захочешь сгонять в Нью-Йорк.

— Придурок. Вези меня обратно, — хлопаю его по плечу. — Немедленно!

— Так быстро передумала?

— Хватит надо мной издеваться! — снова толкаю Эзру, но тот уворачивается и резко давит тормоз в пол.

— Приехали, — вытаскивает ключ из замка́ зажигания. — Пойдем.

— Куда? — удивленно осматриваю его лицо.

— Господи… Ты невыносима. Просто выйди из машины без лишних вопросов.

Хмыкаю, но выхожу следом за ним на обочину придорожного кафе, которое я ни разу не видела в этом районе.

— Выпьем по кофе, — заявляет Эзра и шагает к двери, освещенной красной надписью «У Ленни».

— А с чего ты взял, что я хочу…

— Заткнись наконец, Панда, — перебивает он и, кажется, закатывает глаза.

Я дуюсь. Но иду. Шагаю за ним по пятам до самого крохотного круглого столика в темном углу кафешки. Не успеваем мы усесться, как к столу подбегает тучный лысоватый мужчина в черном переднике.

— Ленни, друг, привет, — тут же улыбается Эзра, а я наблюдаю за всей этой странной картиной, нахмурив брови.

— Какими судьбами? — лысоватый «бочонок» расплывается в такой же приветливой улыбке и, кажется, даже хочет обнять Эзру, но, глянув на меня, просто жмет ему руку. — Давненько ко мне не являлся.

— Куча дел, дружище. Как всегда.

— Да-да. Совсем забыл старика Ленни.

— Даже если тебя и можно забыть, то твою фирменную пиццу — никогда, — после упоминания пиццы Ленни сияет еще ярче. — Угостишь нас?

— Спрашиваешь, — усмехается толстячок, и по его лицу расползается легкий румянец. — Сделаю все, как ты любишь.

— Спасибо, Ленни.

Эзра одаривает его слабой улыбкой, и тот убегает куда-то к кухне.

— Что это за место? Ни разу о нем не слышала.

— Странно, — Эзра стягивает с себя куртку, подкатывает рукава черного пуловера и расслабляется на стуле. — Здесь самая вкусная пицца в Бостоне. Попробуешь и не сможешь о ней не думать.

— Серьезное заявление, — избавляюсь от шубы и остаюсь в белом свитере, который напялила еще утром.

— А цветовая гамма не меняется, — усмехается Эзра, оглядывая меня с ног до головы.

— Кто бы говорил, — усаживаюсь за стол, не сводя глаз с Эзры, его рук, расписанных черными узорами, которые не заканчиваются на предплечьях и уходят еще дальше под рукава пуловера.

«Неужели он весь покрыт татуировками?».

— Ну так… И почему ты не хочешь ехать домой? — осторожно спрашивает он, как только я присаживаюсь.

— Мы можем об этом не говорить?

— Мы можем вообще не говорить. Но так будет слишком скучно. Раз уж так случилось, что мы оказались тут вдвоем, то лучше бы нам склеить диалог, — смотрит в упор на меня и приглаживает растатуированными пальцами короткую бороду.

— Я просто устала, — честно отвечаю, избегая его взгляда. — Потеряла две работы за сутки. Разглядела пару новых трещин на потолке в спальне. Потратила последние центы на автобус из твоего бара до порта. Поговорила с мамой… — запинаюсь на последнем слове и проглатываю его вместе с комом в горле.

Эзра смотрит на меня. Чувствую профилем, поворачиваюсь и увязаю в смоле его глаз, разлитой из-под густых угловатых бровей. Смотрит прямо в душу. Заглядывает в нее и копает, копает прямо до самого сердца, которое замерло, чтобы не привлекать внимания, чтобы не выдать еще живое себя. Он не докопается. Он не найдет. Как и я ничего не найду там — у него под ребрами.

— Значит, ищешь работу, — после паузы говорит он и почесывает подбородок.

— Я всегда ее ищу. Сколько себя помню. Но нигде не задерживаюсь надолго.

— И, кажется, я знаю причину, — бросаю гневный взгляд на его нахальное лицо. — Ладно, предлагаю пари, — гнев во взгляде тут же сменяется заинтересованностью. — Месяц у меня в баре без единой жалобы — и место твое.

— О боги… — замираю в оцепенении.

— Что? — Эзра кривится в недоумении.

— Тебе, наверное, сейчас очень больно…

— В смысле?

— В настоящий момент северный олень прорывает рогами твою задницу, — пытаюсь оставаться серьезной, но долго не получается, и я прыскаю со смеху на всю захудалую кафешку.

Эзра дергает уголками губ, пытаясь сохранять натянутую бесстрастность, но сдается, и я снова слышу его смех. Настоящий. Как и он сейчас передо мной. Он не прикидывается и не строит из себя того монстра в ледяных доспехах, которым привстал предо мной в баре. Сейчас он истинный.

«Или играет, как все», — внутренняя, побитая временем Серена дает о себе знать и гасит поток смеха, как едва разгоревшуюся свечу.

— Ваша пицца, — Ленни появляется слишком внезапно, и я дергаюсь, отводя от лица Эзры взгляд.

— Выглядит потрясающе, — комментирует Эзра, стараясь не глядеть на меня. Или я себе это внушила.

— И это ты ее еще не пробовал! — Ленни размещает огромную пиццу на середину стола. — Приятного аппетита. И Вам, прекрасная леди, — подмигивает мне и тут же уходит.

От одного вида рубленного бекона в животе скручивается тугой узел, ведь я не ела целый день. Готова сточить эту пиццу в одно лицо. Но я же девочка. Поэтому сдержанно тянусь за куском, когда мой желудок издает рев синего кита в брачный период. Уверена, Эзра слышал, но не подал вида.

Заглатываю кусок почти целиком и, о боги, это настолько божественно, что я съедаю больше половины за считанные минуты и даже облизываю пальцы.

— Ты был прав, — проглатываю последний кусок и протираю салфеткой губы. — Ничего вкуснее в жизни не пробовала.

— Знаешь… — Эзра тоже обтирает руки и смотрит на меня. — Есть два типа людей, — дожевываю и внимательно утыкаюсь взглядом в его лицо. — Которые выбрасывают бортик и которые его съедают.

— Бортик — это самое вкусное, — гордо заявляю я, демонстративно посылая в рот оставшийся кусочек борта.

— Извращенка.

— Что-то не вижу у тебя в тарелке ни одного бортика, — прищуриваюсь, склоняя голову на бок.

— Пойман с поличным, — слабо улыбается он. — Значит, сработаемся, Панда.

«Панда. Откуда взялась эта «Панда»? И что это значит?».

— Я еще не сказала «да».

— Разве? — наиграно сдвигает массивные брови. — А у тебя есть выбор? О да, ну, конечно, есть. Раздавать листовки на вокзале куда престижнее. Успокойся. Я тут оленя выпустил из задницы, пора бы и тебе не выпендриваться.

Вместо ответа суровое выражение моего лица перекрывает яркая улыбка. Он пробивает меня на смех. И он смеется. Смеется вместе со мной. Так звонко, как когда-то раньше смеялась и я.

— Бри, пожалуйста, хватит! — мой хохот разносится на всю округу Лоренса ⁷ . — Прекрати! Прекрати щекотать меня! Бриан!

— Только если ты поцелуешь брата.

— Дурачок, — чмокаю его в щеку, и он валится рядом со мной на пол.

— Ты так всего боишься, маленькая принцесса Серена, — притягивает меня к себе и сжимает в объятиях. — Но я от всего тебя защищу.

— Я знаю, — десятилетняя я жмусь ближе к старшему брату и обнимаю его. — Ты мой рыцарь.

— И всегда буду?

— И всегда будешь.

Он целует меня в лоб. А я мечтаю о том, чтобы это мгновение не заканчивалось.

Таким он не запомнился мне на всю жизнь. Таким не засел в сознании. Именно таким беззаботным и, казалось, прекрасным, не остался в моей памяти Бриан Аленкастри. Пятнадцатилетний Бриан Аленкастри — мой рыцарь, который через пару лет сменил доспехи на шкуру дикого зверя.

Примечания

6

— Three days grace — канадская рок-группа, исполняющая альтернативный метал и постгранж.

7

— Лоренс — город на северо-востоке США в штате Массачусетс в Новой Англии.