Ангелы, демоны, странники

Татьяна Кутикина

Одни обходят этот дом стороной, других влечет к нему неодолимой силой, третьи приобретают его в собственность. А причина одна – в доме обитает привидение – прекрасная княжна из 18-го века, способная подарить целый мир или затянуть в лунную бездну.Что принесет встреча с демонической княжной Антону и Мстиславу – братьям по отцу с такими разными судьбами?Меж тем оба влюблены в жизнерадостную и взбалмошную Агнию, ставшую ангелом-хранителем для них обоих. Но и Агния всю жизнь ищет своего ангела.

Глава 6

Погоня за химерой

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймет ли он, чем ты живешь?

Мысль изреченная есть ложь.

Федор Тютчев. Silentium

1

За изысканными арочными окнами шумел начавшийся XXI век. А в расположенной на втором этаже детской, на мохнатом зеленом ковре играл маленький мальчик. Он увлеченно сооружал что-то из огромных, в половину его роста, кубиков. На каждой грани была изображена буква и соответствующая ей яркая картинка.

Вчера Антоше Луньеву (так звали ребенка) исполнилось шесть лет. Кубики он получил на день рождения от бабушки. Подарком мамы была железная дорога, раскинувшаяся несколькими петлями через всю детскую, с большим вокзалом, тоннелем, двумя мостиками, красным паровозиком и блестящими синими вагончиками, подчинявшимися тому, кто держал в руке пульт управления. Но больше всего шума произвел папин презент — старинная сабля в ножнах, инкрустированных драгоценными камнями. Ее, впрочем, тут же повесили на недосягаемую для ребенка высоту.

То, что Антоша сейчас собирал из разноцветных кубиков, было взрослым словом «счастье». В свои шесть лет Антоша уже знал это слово и как будто понимал его значение. Но вместе с тем он так же твердо знал, что никогда не поймет его.

Антоша Луньев рос молчаливым, замкнутым ребенком. Тонкий, но не по годам рослый, он обладал редкой, какой-то неземной, красотой. Пышная шапка иссиня-черных волос обрамляла матово-бледное детское личико с утонченными чертами. Но особенно поражали глаза — огромные, во все лицо, глубокие, вишнево-карие, с голубоватыми белками, длинными пушистыми ресницами. Они глядели всегда печально и задумчиво. Что они таили в себе? Миры, переполненные какими чудовищами, скрывались в этой детской душе?

Но вернемся-ка на три дня назад и попытаемся вместе с Антошей поймать ускользающую химеру.

2

Был день, когда Антоша задался целью получить исчерпывающий ответ на вопрос о счастье. Разумеется, он обратился к взрослым, которые должны были знать все уже по одному тому, что они взрослые. Так, по крайней мере, ему казалось до шести лет. Первым делом Антоша отправился в кабинет отца.

В этой комнате с воссозданным интерьером ХVIII-го века, все дышало барочной роскошью: и вычурной формы книжный шкаф с позолоченными ручками в виде львиных голов, и кресла с причудливо изогнутыми подлокотниками, и стоявшие на камине позолоченные часы с маятником, а напротив них — бронзовая статуэтка обнаженной нимфы. Мебель и стены здесь изобиловали лепниной, изображавшей фигурки разнообразных мифологических существ, по большей части пухлых амуров. Они смотрели на входящего со всех сторон, создавая неприятное ощущение присутствия в комнате кого-то постороннего.

«Не люблю я у тебя тут бывать, — злилась порой на мужа Регина. — Из всех углов какая-то хрень смотрит!»

Сын застал «князя» и поэта Альберта Лунного дремавшим в кресле.

Если быть до конца точными, следует заметить, что после женитьбы Альберт Евгеньевич не написал ни строчки. Он лишь издал цикл стихотворений о полнолунии и лунной даме, написанный когда-то, и благополучно забыл о творчестве. Теперь он погрузился в негу и лень, что находил не менее поэтичным. И продолжал величать себя поэтом.

Темно-вишневый атласный халат свободно облегал округлившуюся мужскую фигуру, скрывая выросшее за шесть лет беззаботной жизни брюшко. Всклокоченные пепельные волосы и тонкие бакенбарды подчеркивали бледность лица. Выражение горделиво поджатых губ и поднятых бровей указывало на гипертрофированное чувство собственного достоинства и нарциссическое упоение собой. В то утро хозяин кабинета предавался меланхолии, как это всегда бывало после затянувшегося на полночи шумного застолья. Он был еще более, чем всегда, «романтически» бледен и взгляд имел еще более «отрешенный от земной суеты».

— Счастье, ты говоришь, дитя мое? — переспросил Луньев-старший, многозначительно вздохнув и устремив печальный взор своих еще не протрезвевших водянисто-голубых глаз на горевшие в камине поленья. — О, счастье — это призрак! За ним можно гнаться всю жизнь, но ты так и не сумеешь схватить его руками. — Он сомкнул веки и еле слышно прошептал: — Ах, Ирэн, счастье мое! — И разом встряхнувшись, снова обратился к сыну: — Антуан, не говори, пожалуйста, маме, что здесь была тетя Ира. Мы, мужчины, должны выручать друг друга.

3

В следующую минуту Антоша по шуму, доносящемуся с первого этажа, понял, что приехала мама.

«Княгиня» Регина Григорьевна Лунная, урожденная Сиволапова, крайне редко в этом часу возвращалась из своего офиса. Разве что за каким-нибудь особо важным документом, который не могла доверить ни одному из сотрудников. Вот и сейчас как всегда стремительной походкой она направлялась к своему кабинету.

Антоша поспешил за ней.

Строгий серый костюм и гладко зачесанные волосы как бы предупреждали, что этой серьезной женщине не до шуток. Или даже, что шутки с ней плохи. В ее облике угадывался человек, по горло занятый делами, но отнюдь не безразличный к своей внешности. Напротив, обязанность быть музой поэта легла еще одним грузом на плечи Регины Григорьевны. Бизнес-вумен несла этот груз с надрывом, как иная домохозяйка тяжелую хозяйственную сумку. Она не позволяла себе выйти из дома без сложного многослойного макияжа. В промежутках между многочисленными делами, в ущерб отдыху и сну, выискивала время на маникюр и салон красоты. В эту минуту Регина Григорьевна тяжело, хотя и быстро, шагала в сжимавших ноги узких туфлях на высоких каблуках.

Однако ее светлый кабинет с белыми стенами, белыми жалюзи на окнах и современной оргтехникой являлся полной противоположностью нагроможденному предметами роскоши обиталищу ее мужа. Все здесь было функционально, рационально, ни одной бесцельной вещи. Здесь Регина Григорьевна позволяла себе быть самой собою — деловой женщиной, умеющей и желающей делать деньги.

С висящей на стене фотографии смотрел бритоголовый брутального вида мужчина с короткой бычьей шеей и мощной презрительно выпирающей нижней челюстью. Тупо-надменным взглядом он словно одобрял кипучую деятельность своей вдовы.

Регине нравилось видеть в погибшем бандите сказочного волшебника, поднявшего ее на такие высоты. Но вместе с тем было приятно, что прежний муж смотрит на нее теперь лишь с фотографии, а рядом находится нынешний недотепа.

Регина Григорьевна перебирала бумаги, вытащенные из сейфа, когда услыхала вопрос сына:

— Мам, а что такое призрак?

— Призрак — это галлюцинация, — не отрывая взгляда от документов, дала она четкое, без всякой мистики, определение и уточнила: — Это, Антош, когда видишь или слышишь то, чего на самом деле нет.

— Как во сне? — переспросил сын.

— А на кой хрен тебе, Антошка, дался призрак? — Мать первый раз подняла усталые глаза на сына. — Наслушался что ли этих бредней о призраке княжны? Выброси из головы! Иначе свихнешься, как твой папаша.

— Я хочу знать, что такое счастье.

— Ну, вот, опять суешься с какой-то фигней! Не видишь что ли, сынок, что мама занята делом?

Разыскав, наконец, нужный документ, Регина Григорьевна опрометью вылетела из кабинета. Через секунду отдаляющийся стук ее каблуков был слышен уже с лестницы.

4

Несколько секунд Антоша в раздумье постоял в коридоре. Затем взялся за ручку двери, ведущей в бабушкину комнату.

Мелодично зазвенели висящие над дверным косяком хрустальные колокольчики. На Антошу пахнуло пряным ароматом восточных благовоний. Внук переступил порог комнаты, где все шкафчики, комоды, столики и тумбочки были уставлены множеством экзотических сувениров, к которым не разрешалось прикасаться. Меж тем Антоше давно хотелось поиграть с этими фарфоровыми жабами, державшими во рту монеты, со смешными пузатыми человечками, поменять местами выстроившихся в ряд по росту слоников, помахать в воздухе монетным деревом или снять со стены гигантский веер, которым мог обмахиваться разве что великан. Все эти сокровища находились под присмотром глядящих с фотографий лукаво улыбающихся восточных гуру и хмурых народных целителей.

— Тосик, дитенок мой сладенький! — запричитала бабушка Клавдия Васильевна Сиволапова, мать Регины Григорьевны, довольно бодрая пожилая женщина, скорчив плаксивую гримасу. — Счастья нет у моей кровиночки! Это ж надо! Вон у Голенищевых дети день и ночь во дворе бегают, здоровые, как лошади! А ты, моя рыбонька, все в четырех стенах сидишь! Кушаешь плохо! Вечно бледненький, аж зелененький весь! Где только шляется эта бездельница нянька?! — Бабушка приоткрыла дверь и прокричала на весь коридор: — Наташка! На-та-аш-ка-аа!

В комнату вбежала, набегу поправляя очки, интеллигентного вида женщина лет сорока пяти.

— Ты посмотри, дармоедка, что ты с ребенком сделала!

Няня испуганно оглядела малыша, отыскивая на нем следы травм и ушибов.

— У ребенка счастья нет, — рассеяла ее недоумение Клавдия Васильевна и взглянула на часы. — Ну, да, ладно, некогда мне тут… Через пятнадцать минут — начало. Не-е, ты не представляешь… всего один день в городе!

— Это вы о том заезжем шарлатане? — еле скрывая ехидную усмешку, спросила няня.

— Не о шарлатане, а о самом настоящем дипломированном экстрасенсе! — рассердилась хозяйка и ткнула своей подчиненной в лицо газету. — Во! Гляди: магистр белой и черной магии. И во-ааще, не спорь со мной, а займись ребенком.

— Да уж, тяжелый случай! — пробормотала себе под нос материалистка-няня, имевшая естественнонаучное образование. — Поистине патологическое пристрастие к лженаукам!

— Больно умная?! — расслышала ее шепот хозяйка. — Ты, Наташк, давай не зазнавайся, а ни то живо отсюда вылетишь. Небось, нигде стока не получишь, скока мы тебе платим.

5

Антоше ничего не оставалось делать, как вернуться в детскую и переадресовать вопрос о счастье няне — кандидату наук Наталье Аристарховне.

— Неужели и впрямь интеллектуальные потребности появляются лишь там, где полностью удовлетворены все прочие? — спросила саму себя Наталья Аристарховна, с любопытством разглядывая Антошу. — А о смысле жизни думает лишь тот, кто действительно живет, а не выживает? — Она на минуту задумалась. — Тогда почему же не у всех обитателей этих княжеских хором различимы проблески интеллекта?

— Теть Наташ! Отвечай! — Антоша в нетерпении дергал няню за рукав.

— Антошечка! — Наталья Аристарховна натянула на лицо улыбку. — А тебе никогда не приходило в голову, что счастье — это богатые родители, роскошный дом, лучшие игрушки, в общем, все то, о чем другие дети и мечтать не смеют? Не казалось, что ты живешь, словно принц? Говоришь, счастье руками схватить нельзя? — Голос няни все больше срывался на крик. — Пусть я потеряю эту работу, но я все скажу. Вот послезавтра твой день рождения. Гостей ожидается, словно на бал к королеве, громадный торт, все мыслимые развлечения, вечером — фейерверк. Да ты счастье не то, что руками схватишь, ты так его пережрешь, что писать и какать будешь счастьем! Да ты просто с жиру бесишься, буржуй маленький! — Наталья Аристарховна со слезами выбежала из комнаты.

Антоше сделалось жаль няни. Он не понимал, что с ней случилось, и за что она так рассердилась на него. Антоша и подозревать не мог, что у няни за пределами детской есть какая-то собственная жизнь с собственными проблемами. И что ради решения этих проблем Наталья Аристарховна ежедневно вынуждена посещать дом, обитатели которого, хотя на первый взгляд и забавны, но иной раз ей здесь бывает совсем не до смеха.

Антоша с нетерпением ждал того знаменательного дня, когда ему было обещано самое непосредственное и ощутимое соприкосновение со счастьем.