Ангелы, демоны, странники. Роман

Татьяна Кутикина

Одни обходят этот дом стороной, других влечет к нему неодолимой силой, третьи приобретают его в собственность. А причина одна – в доме обитает привидение – прекрасная княжна из 18-го века, способная подарить целый мир или затянуть в лунную бездну.Что принесет встреча с демонической княжной Антону и Мстиславу – братьям по отцу с такими разными судьбами?Меж тем оба влюблены в жизнерадостную и взбалмошную Агнию, ставшую ангелом-хранителем для них обоих. Но и Агния всю жизнь ищет своего ангела.

Глава 11 Крылатый друг любительницы ночного купания

Душа спящего как бы спит, а у умершего, напротив, бодрствует.

Иоанн Златоуст

У тебя нет души. Ты — душа. У тебя есть тело.

Клайв Стейплз Льюис

Он душу младую в объятиях нес

Для мира печали и слез.

Михаил Лермонтов. Ангел

1

Внезапно на середине реки юную купальщицу останавливает ужас. Он леденит сердце, сковывает, парализует все тело.

А ведь еще мгновение назад девушка плыла уверенно, бездумно. С безрассудной легкостью она отдавала себя во власть игривого течения, предоставляла еще теплой после знойного дня воде ласкать свое юное тело. Что же случилось?

Вдруг осознается, что до обоих берегов одинаково далеко, а вокруг — ни души. В следующее мгновение вспоминается, что и плавать-то научилась всего две недели назад.

Открытие это словно пробуждает от блаженного полузабытья. Купальщица порывисто оглядывается.

Безмятежная зеленоватая гладь воды, чуть подернутая туманом, тянется не на один десяток метров. Темнеющие на берегу заросли ивняка кажутся краем света.

«Это я столько проплыла?!» — не верится самой.

Другой, едва различимый сквозь туман берег видится таким же безнадежно далеким.

«Возвращаться обратно в Русалочью заводь, в сторону своей Камышовки? Плыть дальше, на другой берег, в соседнее Ягнятково?» Девушка начинает метаться.

С потерей самообладания утрачиваются и силы. Отяжелевшие ноги начинает тянуть ко дну.

«Это, что же… все?» — спрашивает себя утопающая, даже мысленно не решаясь произнести слово «смерть».

А вода уже поминутно накрывает с головой, попадает в ноздри и рот. Девушка отфыркивается, начиная захлебываться. Это противно. Она понимает, что через минуту станет невыносимо.

К сердцу вдруг подкатывает приступ отчаянной, бессильной злобы на саму себя: «Дура! Пришла, называется, любоваться восходом! Давай, любуйся!»

Вынырнув в очередной раз, утопающая успевает окинуть небосвод жадным взглядом отчаяния.

Горизонт пылает огнем. Земля у его кромки и полоска неба над ним слились, окрашенные восхитительным пурпуром. Медленно всплывает огромный пламенный шар. Он еще не слепит глаз. Он позволяет любоваться своей царственной красотой.

Как ни странно, осознание близости конца нисколько не препятствует в эти секунды созерцанию красоты.

«Эх! — думается незадачливой купальщице. — Неужто мне и впрямь придется распрощаться с жизнью в шестнадцать лет?!»

Девушка часто слышала от взрослых, что шестнадцать лет — это только восход жизни. Но ей не с чем сравнивать. Ей никогда не было больше. Шестнадцать лет — это ее век.

И он начинает проноситься перед мысленным взором. Память воскрешает все события жизни, начав обратный отсчет.

2

Вчера, голубой июньской ночью Агаше Солнычевой не спалось. Невнятные чувства томили ее юную душу. То хотелось вырваться из неги пуховых перин, выбежать на крыльцо и разбудить всю Камышовку возгласом: «Как прекрасна жизнь! Как я счастлива!» А через минуту Агаша, уткнувшись лицом в подушку, беззвучно рыдала, сама не понимая, о чем.

На заре ее вдруг охватило желание сочинять стихи. Но зыбкие, бесформенные, подобные танцующим на воде лунным бликам, чувства укладывались лишь в оборванные фразы: «Муторно на душе… Хочу чего-то… Не пойму, чего…»

Июньские ночи коротки. После нескольких проведенных в бессоннице часов Агаша начала отчетливее различать окружающие ее предметы. Стали угадываться оленята на плюшевом ковре, различаться железные прутья кровати.

Взволнованный взгляд принялся блуждать по залитой предрассветной мглой комнате. В углу иссиня-белым пятном маячила печь. Цветастой занавеской было отгорожено пространство кухни. Складки занавески напоминали выстроившихся в хоровод стройных девушек. Между столом и печью темнела дверь, ведущая в бабушкину горницу.

Уже стали различимы висящие в изголовье кровати образа в застекленных киотах, незатейливо украшенные фольгой и выцветшими искусственными цветами и любовно обрамленные белым расшитым узорами полотенцем.

В эту предрассветную рань Агаше и взбрело в голову отправиться на Русалочью заводь…

А вот перед глазами вырастают высотные новостройки Золовска. (Агаша родилась в этом городе и жила здесь с родителями все время кроме летних каникул, которые неизменно проводила в Камышовке у бабушки). Мимо длинного, стоящего зигзагом, дома вдоль зеленеющего палисадника бежит стайка детей. Всплывает в памяти запах мокрого после первой майской грозы асфальта…

Затем разворачивается рождественский вечер. За окном квартиры сгущаются сумерки. По снежному городскому пейзажу разливается сказочная синева. Крошка Агаша сидит за столом рядом с мамой и помогает ей вырезать снежинки и ангелочков из белой бумаги. У расцветшего зимними узорами окна сидит пришедший в гости дедушка, папин папа. В его окладистой серебристой бороде — совсем такой, как у Деда Мороза — прячется улыбка. Напротив, на диване, рядышком сидят две Агашины бабушки, мамина и папина мамы, и тоже улыбаются. В это время папа развешивает на зеленых пахучих ветвях елки блестящие разноцветные шары. В одном из них Агаша вдруг видит отражение всей комнаты, своих близких и себя самой…

Перед мысленным взором, сменяя одна другую, проносятся сцены семейных праздников и школьных будней. Кинопленка жизни с головокружительной скоростью мчится вспять.

Наконец, она предоставляет Агаше созерцать разноцветные погремушки, нанизанные на веревочку и прикрепленные к краям коляски и крошечные ручонки, неумело перебирающие их…

В следующее мгновение взору открывается довольно живописная, показанная откуда-то сверху, картина, которую Агаша не сразу узнает: таинственная глухая местность; клочья тумана, позолоченного восходящим солнцем; в искрящейся воде живописно барахтается обнаженное бело-розовое девичье тело.

Пейзаж похож на сцену из какой-нибудь древней сказки о русалках, которые часто рассказывала бабушка. Агаша невольно любуется им и фигуркой девушки.

Вдруг узнав себя, она самодовольно отмечает: «Да я совсем взрослая!»

3

Через секунду барахтающаяся в воде фигурка становится маленьким светлым пятнышком, река — серебристо-зеленой змейкой, а окружающие ее золотистые пашни и зеленые пастбища — ровно очерченными лоскутами. Агаша видит это все с огромной высоты.

Затем она отрывает взгляд от земли и обращает ввысь к безбрежной лазури. Ее охватывает головокружительное ощущение простора и свободы.

«Интересно, бесконечность существует? — спрашивает себя Агаша. — Ее ведь нельзя представить. От одной мысли бросает в дрожь. А если нет, что же тогда? Летишь-летишь и упираешься в какую-нибудь холодную непробиваемую стену. И этой стеной огорожено все. А что же дальше, за стеной? А если за стеной ничего? „Ничего“ нельзя представить тем более. Так как же? Наверно, есть ответ. Только он недоступен человеческому уму. В жизни, наверно, есть много такого, чего мы никогда-никогда не поймем. А вдруг тогда… Вдруг, все, что мы понимаем, нам только кажется, будто мы понимаем? А на самом деле все совсем не так?»

От этих мыслей захватывает дух. Становится жутко и восхитительно. И, кажется, что вот-вот откроется что-то самое важное.

Вдруг Агаша начинает ощущать, что не одинока в океане лазури. Кто-то держит ее за руку. И это крылатое существо знакомо ей. Оно охраняло ее всю жизнь, стояло еще у ее детской кроватки. Они даже никогда не расставались. Агаша с первого взгляда узнает своего лучшего друга. Ведь это его ясные, лучистые глаза. Это его легкие крылья за плечами.

Он смотрит на нее с безграничной любовью. Нет, не с любованием, а именно с любовью, которая готова броситься на помощь хоть в пекло. И вдруг становится ясно, что только такой и может быть любовь. И что каждый должен так любить каждого. Да, разве в этом можно сомневаться? Ведь это и есть сама жизнь.

А еще глаза крылатого друга полны сострадания, словно Агаше грозят какие-то беды. Но что может случиться? Они же на пути к свету.

— Выше, выше! — рвется взволнованная Агаша, увлекая за руку своего спутника.

Но тот удерживает ее, словно бы желая сказать, что не все так просто.

— Какие могут быть преграды? — нетерпеливо восклицает она.

Крылатый друг лишь грустно улыбается.

4

Меж тем к сердцу Агаши медленно начинает подкрадываться тревога.

Вокруг сгущается тьма. Бесформенными жуткими тенями она обволакивает со всех сторон. Эта бесформенность страшит больше всего. В ней таятся неведомые еще чудовища, которые должны вот-вот проявиться невесть в каких леденящих душу обличьях.

И вот уже со всех сторон будто кто-то смотрит на Агашу. Небытие вперилось в несчастную отовсюду тысячами глаз. Но это — не глаза живых существ, а дыры в бездонную пропасть. Не в силах вынести жуткого зрелища, Агаша прячет лицо на плече своего друга.

Когда она решается поднять глаза, то видит, что очутилась в какой-то серой комнате, похожей на офис. На столах разложены кипы пухлых папок, а из принтера вылетают все новые и новые печатные листы.

Агаша понимает, что в этих бесконечных листах — вся ее жизнь. Здесь собраны все слова, когда-либо ею произнесенные, сознательно или в порыве эмоций, и каждый ее поступок.

Служащие офиса наперебой предъявляют своей жертве все ее оплошности. Напоминают о том, как в самых мизерных мелочах она успела обмануть и родителей, и учителей, и приятелей; как иной раз, слушая сплетни о ком-то, охотно поддакивала; сколько раз была зачинщицей драк; как пробовала курить с девчонками в школьном туалете; как однажды тайком от всех посмотрела фильм, предназначавшийся исключительно взрослым. Не упускают из внимания даже того, как пятилетняя Агаша утащила у мамы из шкатулки деревянные бусы и нацепила их на свою Барби.

— Ну и дотошность! — изумляется Агаша. — Вот крючкотворы!

— Странно, — удивляются, в свою очередь, ее враги. — При таком потенциале страсти — так мало грехов. Эх, не в те годы она к нам попала!

Еще одним открытием становится найденное в Агаше тщеславие. Оказывается, поводом к нему могли служить и супермодные джинсы и скромное длинное платье; и то, что оказалась самой выносливой в походе, и то, что дольше всех в классе проболела свинкой; и та драка, в которой ловко подвесила соседскому мальчишке «фингал», и та, в которой самой (словно мученице из книжек) расквасили нос; и отличные отметки по алгебре, и даже то самообладание, с которым узнавала о двойках по химии…

Душа обнажена, у нее уже нет тайн от самой себя. Самые сокровенные слои подсознания беспощадно выставляются под обжигающие лучи прожекторов.

И вот все выявленные грехи и грешки гирями повисают на плечах, не давая возможности взлететь.

Но крылатый спутник, словно адвокат, предъявляет аргументы из увесистой белой папки. Здесь собрано все то, что называется добрыми делами. Здесь же искренняя молитва, которой научил дедушка, водивший внучку в храм. Здесь и все, сказанные кому-либо добрые утешительные слова.

Этого оказывается немало. По мере зачитывания, висящие на Агаше гири лопаются, как мыльные пузыри, а лица врагов искажает досада. Излучаемый белой папкой свет расчищает среди мглы коридор ввысь.

Одним из добрых дел значится посещение заболевшей одноклассницы и занятие с ней уроками. Тут вдруг служители зла начинают злорадно хихикать:

Конец ознакомительного фрагмента.