Шут герцога де Лонгвиля

Татьяна Евгеньевна Шаляпина, 1991

Действие происходит в средневековой Франции, по дорогам которой, опустошенным чумой, колесят бродячие комедианты. Замок, куда попадает главный герой, хранит некое страшное пророчество, в исполнение которого мало кто верит. Однако, слившись с жизнью обитателей, герой сам того не замечает, как становится частью зловещей легенды. На фоне фатальных событий герой пытается найти ответы на вопросы, которые задает себе любой мыслящий человек: о предназначении жизни, об истинной природе творчества, о любви, ее истоках и последствиях, о добре и зле и о Высшей справедливости, а главное – о вечном познании самого непостижимого: себя самого. В основе романа лежит документально подтвержденный исторический факт: непроницаемый туман, упавший на Париж в одно воскресное утро 1588 года.

Глава 6

Там уже был накрыт огромный стол, туда-сюда сновали поварята с тяжелыми блюдами, слуги и служанки старались угодить своим господам.

Баронесса была спокойна и холодна, как мраморное изваяние. Герцог отхлебывал вино из дорогого кубка и поглядывал на дверь. Наконец он, набравшись с духом, обратился к баронессе:

— Дочь моя, — начал он трагически. — Злая судьба заставляет меня сообщить вам одну печальную и важную новость.

— Уместно ли говорить о печали в столь радостный день? — хладнокровно парировала Генриетта.

— Бесспорно, вы правы, моя дорогая, и я никоим образом не желал бы испортить вам настроение, — поспешно пробормотал герцог. — Но, дочь моя, такова жизнь…

— Так что случилось, отец? — перебила его баронесса.

— О! Дело в том, что незадолго до вашего возвращения скончался наш любимый Шарль… — господин де Лонгвиль рассчитывал, что эти слова повергнут девушку в скорбную истерику, и уже собирался делать мину, будто плачет, но он ошибся.

Генриетта по-прежнему оставалась непроницаемой.

— Значит, сегодня нам не удастся развеять скуку? — осведомилась она.

— Вовсе нет! — спохватился герцог. — У меня для вас припасена и хорошая новость! Я приготовил вам подарок.

— Какой еще подарок? — баронесса одарила его злым взглядом.

— Я нанял нового шута.

— Столь же уродливого, как Шарль?

— К сожалению, нет…

— Он стар?

— Молод.

— И даже не горбат?

— Увы…

— Дорогой отец, я доверяю вашему вкусу, но боюсь, что ваш подарок не придется мне по вкусу, — Генриетта говорила с тем изысканным безразличием, которое отличает людей высших сословий. — А что если спустить его с лестницы… Как вы думаете, отец, тогда он станет хоть немного горбат?

Герцог засмеялся остроумию дочери, а она даже не улыбнулась.

В этот самый момент двери распахнулись, и в зал ворвалось странное разноцветное существо, которое сначала прошлось на руках до стола, потом высоко подпрыгнуло и буквально зависло в воздухе.

Оно было похоже на большую крапчатую бабочку. Опустившись на пол, оно трижды перевернулось через себя, а потом склонилось в низком поклоне перед господами, сидящими за столом.

— Что это? — Генриетта подняла одну бровь.

— Это наш новый шут, Анри, — с удовольствием сказал герцог.

В дверях возник побледневший от досады и злости «господин Жан».

Баронесса с любопытством разглядывала пестрое существо.

— Подойди сюда, — велела она.

Анри приблизился.

— Открой лицо, я хочу тебя видеть.

— Никак невозможно! — ответил молодой человек, через ткань созерцая госпожу.

— Почему?

— Так сшит костюм. Вы же хотите, чтобы я предстал перед вами в голом виде?

— Фи! — сказала Генриетта.

— Я с вами совершенно согласен, — сказал Анри.

— Не огорчайтесь, дочь моя, — герцог попытался успокоить баронессу. — Ты посмотришь на него позже…

— Хорошо, — смирилась госпожа. — А сейчас, — обратилась она к молодому человеку. — Развлекай меня!

— Какого рода развлечения вам предпочтительнее?

— Песни пой, сказки рассказывай!

— Если мне дадут лютню…

— Эй! — крикнула баронесса. — Слуги!

— Принесите лютню, да поживее! — распорядился герцог.

Слуги моментально разыскали музыкальный инструмент.

Анри попробовал звучание струн и обратился к Генриетте:

— Госпожа, какую песню вы бы хотели услышать?

— Веселую, конечно! — ответила та. — Я еще молода, чтобы скучать и тосковать.

— Прекрасно! — и Анри запел: —

Прохладный дует ветерок,

В лугах пасутся хрюшки,

А в стоге сена пастушок

Целуется с пастушкой.

На этих словах слуги прыснули со смеху. Генриетта слегка улыбнулась.

— Неподалеку был лесок

И разбежались хрюшки,

А в стоге сена пастушок

Шептал слова пастушке:

«Мари, Мари, Мари моя!

Любимая, прекрасная!

Как хорошо, что встретил я

Тебя одну в лугах…»

Куплеты были одинаковые, менялись только слова припева:

— «Катрин, Катрин, Катрин моя,

Любимая, прекрасная!

Как хорошо, что встретил я

Тебя одну в стогах…»

— «Мадлен, Мадлен, Мадлен моя,

Чудесная, красивая!

Как хорошо, что встретил я

Тебя одну в лесах…»

Казалось, это будет продолжаться до бесконечности, но тут Анри завел последний куплет:

— Исчезло солнце за горой,

А волки съели хрюшек.

Но не забудет пастушок

Возлюбленных пастушек.

И будет он сидеть впотьмах

Один на стоге сена,

Ему не вырваться никак

Из сладостного плена:

«Мари, Мари, Мари моя!» — прошепчет он в тиши.

«Катрин, Катрин, Катрин моя!» — разносится в глуши.

«Мадлен, Мадлен, Мадлен моя!

Любимая, прекрасная!

Я всех вас встретил, встретил я…

Я не забуду вас!»

Популярная песенка, обожаемая Карменситой, произвела хорошее впечатление и на Генриетту. Зато, напомнив о друзьях, навеяла тяжесть на душе Анри.

— А что еще ты знаешь в этом же духе? — спросила баронесса.

— Знаю, госпожа.

— Спой скорее!

Но Анри исполнил то, что больше всего отвечало его настроению:

— Приди, весна, в далекий край,

Жизнь светом озари

И всем влюбленным открывай

Историю любви.

У южных ласковых морей

Жила любовь моя.

Он был красив, как Прометей,

Была прекрасна я…

Но ты уехал за моря,

А я осталась ждать,

Любовь жила во мне, горя,

Не смея остывать.

Как много лет сидела я

На камне у воды.

Истлело платье алое,

Что подарил мне ты.

А я ждала, всю жизнь ждала

Тебя, любимый мой.

Я клятву верности дала

В разлуке роковой.

Но рассказал о том народ,

Что есть на свете дом

И милый счастливо живет

С женой любимой в нем…

Приди, весна, в далекий край,

Жизнь светом озари

И гимн моей любви играй,

И счастье всем дари…

Анри замолчал, перебирая струны.

В розовом зале царило безмолвие.

А когда затихли последние минорные звуки, Генриетта тихо спросила:

— А ты мне будешь петь такие песни?

— Зачем? — возразил герцог. — Они заразят вас, дочь моя, своей меланхолией!

— Отец! — резко произнесла баронесса. — Я уже повзрослела, и мне самой решать, что слушать.

— Но я нанял его веселить тебя, а не…

— Я всё сказала! — заявила Генриетта, и герцог умолк.

— Человеческая душа так устроена, — негромко молвил Анри. — Что ей необходимо не только смеяться, но и плакать. А когда люди лишь веселятся и радуются, значит, они сошли с ума.

— А ты не дурак! — удивилась баронесса.

— Вы слишком добры ко мне, — юноша под покрывалом улыбнулся.

— Отец! Ты мне его даришь? — спросила Генриетта, и этот больно хлестнул Анри.

— Если вы пожелаете, я стану вашим преданным другом, — сказал он.

— Ерунда какая-то! — воскликнул возмущенный герцог. — Шут предлагает дружбу моей дочери! Вы слышали когда-нибудь о подобной наглости? Дочь моя, он ваш, я его уже подарил вам!

— С каких это пор я стал вашей собственностью? — теряя самообладание, спросил юноша.

— Ах, вот как ты заговорил! — взорвался господин де Лонгвиль. — С того момента, как ты принял мое предложение, ты мой! Вон отсюда, ничтожный шут, и не смей на глаза мне попадаться!

— С превеликим удовольствием! — ответил Анри, отложил лютню и, пройдясь колесом по залу, покинул помещение.

Герцог долго не мог прийти в себя:

— Я подобрал его, нищего бродягу, а он смеет вступать со мной в спор. Как у него рот открывается! Он что, возомнил себя ровней мне?! Я велю его выпороть и посадить в подвал, чтобы остудить его наглый плебейский пыл!

— А, по-моему, остыть нужно вам, дорогой отец! — внезапно отрезала Генриетта. — Не знаю, где вы его нашли, но отныне он под моей защитой, и вы с ним ничего не посмеете сделать.

— Но, дочь моя, он и с вами не станет церемониться! Ему необходимо указать на его место!

— Я пойду к себе, — баронесса встала из-за стола.

— Вы уже покидаете меня? А я надеялся поговорить с вами об очень важных вещах…

— О чем? — резко оборвала его Генриетта.

— Об обстоятельствах вашей свадьбы с графом до Лозеном.

— Мне совершенно безразличны эти обстоятельства, впрочем, как и сам господин граф! — заявила она и, не давая отцу опомниться, вышла из зала.

— На беду я приютил этого проходимца! — сам себе сказал герцог. — От него необходимо избавиться… И как можно скорее…

Он окинул помещение взглядом затравленного хищника.

У окна, сливаясь одеждой с чернотой сентябрьской ночи, стоял его лакей Жан.