Протоплазма. Мистический триллер

Тамара Злобина

Петра Бокова невзлюбила тёща. Из-за её козней он вынужден был в срочном порядке покинуть родное село и уехать в город. Провидение в лице старика Михалыча встаёт на его сторону и защищает от колдовских козней тёщи. Но Мария Петровна не собирается сдаваться и едет в город, чтобы вернуть власть над зятем.Она даже представления не имеет, с чем ей предстоит схлестнуться. Но, несмотря на это, ввязывается в смертельную битву…

© Тамара Злобина, 2018

ISBN 978-5-4493-4916-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рассказ о том, как Петька Боков стал «любимым» зятем и что из этого вышло.

Глава 1. Тёща

К Петьке Бокову из-за ближнего бугра, что по левую руку от их села, в очередной раз припожаловала тёща, и потому все народонаселение их дома стояло на ушах — даже кот Тимофей забирался на чердак и зыркал оттуда злыми глазами.

Есть ещё и дальний бугор по правую руку, но там у Петьки нет никакой родни — даже дальней.

При каждом таком появлении Марь Петровны Боков жалел, что она не там живёт — глядишь реже наведывалась бы «в гости».

Каждый раз Петька ломал голову над этим странным понятием «в гости».

— В гости — это когда заходят на чашку чая с бубликом, — рассуждал он наедине с собой. — Выпьют чай, сгрызут бублик, поговорят по душам с пол часа и по домам — восвояси. А когда заявляются нежданно-негаданно и живут у тебя неделю, другую, третью? Это уже не гости… Это… Это…

Петруха поскрёб пятернёй в кудрявой голове, не находя нужного определения для сего явления и, наконец, сделал жирный вывод:

— Одно слово: тёща! Этим сказано всё…

Пётр мужчина молодой ещё — всего двадцать семь недавно стукнуло, и хотя он не злой и не злопамятный, но всеми фибрами души ощущал недобрую силу со стороны Марь Петровны, словно она никак не могла простить ему то, что он увёл от неё единственную доченьку — Катюшку.

Каждый раз при её появлении у них с Катериной начинались проблемы: то тёщеньке не нравилось, как Петруха посмотрел на неё и она высказывала своё недовольство знакомым тоном прапорщика Тришкина из их армейского подразделения, то Катерина на ровном месте взбрыкивала, требуя нежности и тепла. А какая такая нежность под неусыпным взглядом Марь Петровны? Под этим взглядом у Петрухи даже слова замерзали на языке, а уж чувства и подавно.

Даже самый незлопамятный и добрый мужик начал бы внутренне роптать, предполагая непоправимое: или поторопился жениться, или выбрал себе в жёны слишком молодую девку: ему-то 27 лет, а Катерине всего 18.

Тут ещё совпадение произошло странное: Катя его моложе на девять лет, а Марь Петровна старше на те же девять лет.

Друг Витька Пяткин ему ещё перед сватовством сказал:

— Ох, Петруха, не нравится мне это совпадение! Честно признаюсь: не нравится.

— Эт почему, интересно? — полюбопытствовал Петруха.

— Видишь ли, дружище, — с великим сомнением ответил ему Витька, — Катерина ещё не вошла в самый бабий сок, а Марь Петровна из него ещё не вышла… Как бы какого противоречия не возникло… Коварная эта цифра — девятка. Перевёртыш какой-то, а не цифра: хошь тебе девять, а хошь — шесть… Смотря с какого бока посмотреть.

Петруха тогда посмеялся над дружком, обвиняя в суеверии. А выходило по всем проявлениям — напрасно. Противоречия появились и довольно быстро. При каждом появлении Марь Петровны в их доме начинались трудные времена: недовольство, придирки, едкие замечания следовали одни за другими.

Даже человек с ангельским терпением вряд ли выдержал такой жёсткий прессинг. вполне понятно, что Пётр иногда срывался, ведь он не святой какой-то там, а вполне обычный человек.

Ко всем иным хорошим качествам — доброте и терпению, Боков ещё и не злопамятен, а потому через пять-десять минут его мысли, уже начинали порхать совсем в другом измерении — более высоком и желанном, как те бабочки, что вились вокруг его кудрявой головушки.

С некоторых пор он уходил в дальний угол сада, привязывал к двум развесистым яблонькам гамак, и, устроившись поудобнее, «мечтал» о том, что сегодня после недельной голодухи, наконец, будет допущен к телу собственной жены Катерины, отстранённый за какую-то провинность. За какую он уже и сам не помнил.

Предвкушение этого факта было не менее желанным, чем сам факт, и потому Петруха даже застонал в сладостном ощущении обладания.

Его прервали на самом интересном месте: со стороны сарая донёсся испуганный вопль тёщи:

— Помогите!… Ну, помогите же, хоть кто-нибудь!

— Какого чёрта? — недовольно проворчал Петруха, поворачиваясь на другой бок, явно не собираясь бежать на помощь сломя голову.

Однако вопли не прекращались.

— Даже тут покоя нет! — возмутился Боков, неспешно вываливаясь из гамака.

Неторопливой походкой он направился на голос, сожалея о том, что Катерины, как на грех, нет дома — пошла в сельский магазин: уж она-то первой прибежала на голос любимой мамочки, чтобы помочь.

Марь Петровна висела между небом и землёй, зацепившись за створку чердачного окна и верещала из последних сил.

— Интересно, куда тебя черти понесли? — удивился Петруха про себя.

Или всё же не про себя? Потому что тёща перестала верещать и начала ругаться:

— Ну, что зенки вылупил?! Снимай меня сейчас же! Ещё немного и я сорвусь…

Больше Марь Петровна сказать ничего не успела, потому что с воплем: — «Держи меня!», полетела вниз, и Петруха чисто автоматически подставил руки, чтобы принять её.

Принять-то принял, но неожиданно свалившегося на него «счастья» не выдержал, и прямо с ним в руках сел на пятую точку.

Марья Петровна, ощутив своим мягким местом мужское естество зятя, неожиданно зарделась, как молодуха и заикаясь перешла на вы:

Ппётр Ффилиппович, отпустите меня, наконец… Что вцепились, словно жар-птицу за хвост ухватили?

Не говоря ни слова, Петруха разжал руки, ловя воздух открытым ртом: мягкое место тёщи хоть и нежное, но вполне себе весомое, при столь пикантном падении «слегка» помяло его естество.

Марь Петровна проворно соскочила с зятя и уже готова была дать стрекача, да на свою беду обратила внимание на посеревшее личико зятя со слегка выпученными глазками, и поняла сей факт по своему.

— Пётр Филиппович, — сказала она, как можно ласковее и душевнее, — надеюсь, сей инцидент останется между нами? Мне не хотелось бы становиться анекдотом про неуклюжую тёщу и изворотливого зятя…

И ушла в дом с гордо поднятой головой.

— Тьфу ты! — не скрывая досады объявил Петруха. — Я её спас от смертоубийства, и я же ещё виноват?!… Вот стервоза свалилась на мою голову.

Петруха всё ещё сидел на земле, боясь даже пошевелиться: боль внизу живота давала о себе знать.

— На голову, но ту, что пониже пояса, — уточнил он, начиная сомневаться в том, что сегодняшняя встреча с телом молодой жены сможет состояться.

Немного очухавшись от произошедшего, Петруха собрал рыболовные снасти и, никого не предупреждая, ушёл на рыбалку.

Поймать, конечно, ничего не надеялся, потому как не время для клёва, но успел основательно подумать о своей перевёрнутой жизни, понимая, что если и дальше будет так продолжатся, то его надолго не хватит: ни характер, ни мужское естество у него не железные. Жаль этого ни тёща, ни жена не понимают.

Его бы, как мужика, поберечь немного: не трепать нервы изо-дня в день, не сигать с воплями на голову невесть откуда… Так нет же: что ни день, то новые капризы, новые «сюрпризы», новые претензии.

Клёв начался только под вечер, когда солнце склонилось почти до самой реки, и это отвлекло Петруху от невесёлых мыслей.

Домой он явился, когда в домах уже начали включать электричество. Марь Петровна зыркнула на зятя, но ничего не сказала, слегка удивив тем Петруху. Да и Катерина была на сей раз на удивление спокойна и мила, даже словом не отреагировав на очередную «провинность» мужа.