А как же наши куры?

Андрей Неклюдов, 2013

Обездвиженная, разбитая инсультом теща и враждебно настроенный к ней зять, которому выпало за ней ухаживать… Неожиданно для себя Игорь, герой рассказа, в корне меняет свое отношение к больной.

— Я сразу говорил: я за ней ухаживать отказываюсь!

Игорь нервно прошелся по комнате и остановился возле кровати, на которой неподвижно лежала под одеялом старушка, уставив мутно-серые, ничего не выражающие глаза в потолок.

— Извини, Семёновна, но на такие подвиги я неспособен. Да и ты, полагаю, вряд ли отдалась бы в руки зятя. Учитывая нашу с тобой взаимную любовь.

При звучании своего имени старушка приподнимает вопросительно жиденькие белесые брови и снова опускает. Это единственное движение на ее лице.

— Какое значение сейчас имеют ваши прежние отношения?! — вскинула голову жена Игоря Татьяна, сидящая у постели больной. — Перед тобой беспомощный несчастный человек, а ты вспоминаешь прошлые обиды. Да и чем она так уж тебе досадила, не пойму.

— Как это — чем! Да она невзлюбила меня с самого начала! Ты прекрасно знаешь. Даже обращалась только через тебя: «Скажи своему…» Это как?

— А ты к ней как обращался? «Тёща». Ну, иногда, редко — «Семёновна». А за глаза так вообще — «Мозоль».

Игорь фыркнул:

— Мозоль и есть. Постоянно мозги тебе мозолила: дескать, я мало зарабатываю, мало по дому делаю и вообще я не тот, за кого тебе следовало выйти.

— Ей от тебя больше доставалось. Вспомни, как ты ее за дверь выставил.

— И правильно сделал! Приехала и давай зудеть: почему это некоторые на работу не ходят, как все нормальные люди, а сидят дома с компьютером играют? Не по-людски! — Игорь зримо увидел осуждающее, с поджатыми губами лицо прежней тещи, и в нем запузырилась былая враждебность. — Сама всю жизнь на одном предприятии отбарабанила от звонка до звонка, и другие так же должны…

— Между прочим, она считалась на предприятии лучшей работницей.

— Ну конечно! Передовица! Она передовица, а остальные, значит, — прохиндеи и тунеядцы. А то, что мои переводы… что я делаю полезное людям дело…

— Всё, хватит! Вы оба хороши. И давай не будем, Игорь, при ней сейчас всё это трясти, прошу тебя.

— «При ней»… Как будто она что-то понимает. Семеновна-а-а! — противным голосом пропел зять, склонившись к самому лицу больной, так что та зажмурилась. — Ку-ку! Тё-ёща-а! Ты хоть помнишь, сударыня, кто я такой? Ну-ка посмотри: кто я? А?

Старушка приоткрывает робко глаза и пристально всматривается в говорящего. Потом беспомощно переводит взгляд на дочь, на окно, за которым бойко каплет с крыши.

— Ну, кто я, скажи!

— Отстань от нее! — требуетжена.

— Нет, пусть скажет! Так кто же я, Семеновна?

Старушка снова глядит.

— Мужчина, — впавший рот слегка растягивается в подобии улыбки, губы поплясывают.

— Мужчина, — повторил Игорь саркастически. — И больше тебе сказать нечего. Ладно. А это кто? — указал он на жену. — Кто эта женщина?

— Мама, кто я? — дрогнувшим голосом спрашивает и Татьяна. — Как меня звать?

— Танюша? — после минутного напряженного раздумья не совсем уверенно произносит испытуемая.

— Вот видишь: меня она узнаёт! — Татьяна порывисто стиснула руку матери в своих ладонях — худую, как плеть, дряблую руку с висящими мешочками кожи. — Мамочка, это я, твоя дочь. Ты ведь меня узнаёшь?

Больная слабо кивает увязшей в подушке маленькой головой с белым пушком на макушке, сквозь который проглядывает розоватая кожа.

— Бедная моя, — ласково провела Татьяна ладонью по этому жидкому пушку. — Что нам с тобой делать? Два месяца уже лежишь. Скажи, родная: ты поправишься?

Но лежащая уже вновь глядит отрешенно в потолок, словно речь идет не о ней.

— Тань, ну ты же помнишь, что сказала врач, — скептически скривил Игорь губы. — «В таком возрасте шансов практически нет». У нее на участке десяток таких послеинсультных, и ни один из них не поднялся. Пора перестать себя обманывать.

— А еще врач сказала: постарайтесь скрасить ее существование.

— Скрасить, — повторил Игорь. — Такое существование может скрасить разве что цианистый калий.

— Знаешь что?! Мама была права: не за того я вышла! — Татьяна решительно встала и отошла к окну. «Теща даже теперь умудряется нас ссорить», — проворчал про себя Игорь.

— Я не про нее конкретно, — поправился он. — Я и для себя в подобном состоянии предпочел бы…

— Прекрати! — резко повернулась к нему жена. — Хочешь, чтобы я опять рыдала? Игорь, я же не могу разорваться! Два месяца от нее не отхожу. Еще один отпуск мне никто не даст. И за свой счет также. Или мне что? совсем бросить работу и сидеть с ней? Ты дома работаешь, тебе не составило бы труда покормить-попоить ее…

— И задницу помыть, — добавил Игорь мрачно. — Нет уж, увольте!

— Хотя бы просто сменил два раза памперс, а вечером я бы уже помыла.

— Тань, о чем ты?! Да я рядом находиться не могу — такой от нее дух! А чтобы еще с этими гадостными памперсами возиться… После того как столько лет она меня в упор не замечала. Нет, пусть сама за собой ходит.

— Ты ерунду говоришь, Игорь. Или специально меня доводишь. Посмотри на нее: она даже нос себе почесать не может — не попадает рукой.

— А я что, виноват в этом?

— И она не виновата! Никто не виноват, что так получилось. Но страдать она не должна. Я же предлагала нанять сиделку, но ты тоже против.

— Ага. Чтобы чужая тетка полдня торчала у меня перед глазами! Она мне работать не даст. А между тем, у тебя имеется еще сестра и два брата. Почему всё на нас?

— Странный вопрос. Они в других городах. Ты предлагаешь везти маму к ним?..

Игорь хмуро промолчал.

— А работать ты мог бы в Машиной комнате. Перенеси туда компьютер.

— Маша со школы приходит рано, ей стол нужен. Тоже не выход.

— Значит, пусть лежит старушка, мокрая, весь день?! — голос жены задрожал. — Опревает, загнаивается! Ты этого добиваешься? В отместку за ее прошлое к тебе отношение?

— Ничего я не добиваюсь. Просто не могу и все! Физически. Мне-то за что такое наказание? Игорь спорил, негодовал, но подспудно уже знал, чем все закончится.

— Кстати! — ухватился он за «соломинку». — А Маша? Машка почему в стороне? Маша, иди-ка сюда на минуту! — прокричал он в дверь.

— Ты как маленький. Ничего Маша не станет делать.

На пороге комнаты возникла девочка-подросток с распущенными по плечам светлыми волосами и кислым выражением лица.

— Маша, мама завтра выходит на работу, — произнес Игорь с расстановкой. — Надо, чтобы кто-то заботился о бабушке.

— А я при чем?

— Давай хотя бы с тобой по очереди.

— Мне уроки надо делать, — надула губы Маша.

— А мне тексты переводить.

— Хотите, чтобы я двойки получала?

— А ты хочешь, чтобы я деньги не зарабатывал?

— Ты и так почти ничего не зарабатываешь.

— Вот так заявочки! Сижу не вставая, как проклятый, и вот благодарность! Ладно, сейчас речь не обо мне, а о бабушке. Твоя же бабушка! Бабулю родную тебе не жалко?!

— Что я, виновата, что она лежит?

— Все, хватит! — возмутилась Татьяна. — Вы меня оба достали! Маша, иди к себе. Но Маши и так уже нет в дверях.

— Очень хорошо! Иди к себе — вот и весь спрос, — проворчал Игорь.

— Она говорит то же, что и ты. Вы оба готовы взвалить всё на меня. Черт с вами. В данную минуту ты можешь помочь мне сменить памперс? Приподнять ее за ноги, а я поменяю и помою ее.

— До сих пор ты как-то сама управлялась…

— Сейчас ты рядом, вдвоем быстрее и сподручнее. Не будь таким вредным — помоги.

Игорь держал в приподнятом состоянии костлявые желтоватые ноги тещи, пока жена разворачивала и вытаскивала из-под нее набрякший пожелтевший памперс. Едко пахнуло старушечьей мочой. Игорь, как мог, отворачивался, дышал едва-едва, самыми верхушками легких, и шепотом поругивался.

— Видишь, какие у нее тут опрелости, — сокрушалась жена (Игорь предпочел не разглядывать). — Если не мыть каждый раз — болячки образуются до мяса. Подержи еще — я ополосну и смажу.

Старуха тихонько охала, пока дочь, подложив клеенку, обмывала ее бледно-лиловым раствором марганца.

Игорь смотрел на мятый домашний халат и кое-как заколотые волосы жены, и чувство безнадежности и тоски овладевало им.

— Вот ты вспоминаешь про нее только плохое, — говорила тем временем супруга. — А вспомни, как она сидела возле больной Маши три ночи подряд, чтобы мы с тобой могли выспаться и пойти на работу. А ведь мы ее об этом даже не просили.

Игорь мысленно признал: действительно сидела три ночи. Но вслух он произнес запальчиво:

— Ну и что?! Ей же на работу не надо было.

— Даже если бы и надо было… — Татьяна не договорила. — Мама, отпусти! — полусердито-полужалобно вскричала она. — Отпусти меня! Ты мне делаешь больно! Мешаешь мне! Отпусти!

Оказалось, больная поймала действующей правой рукой руку дочери и крепко за нее ухватилась. Насилу оторвали вдвоем. Заправили новый памперс, распрямили ноги, укрыли.

Конец ознакомительного фрагмента.