Стокгольмский синдром

Стэсс Гор, 2023

Майе Нордин скоро тридцать, но ее уже посещают мысли о смерти. Они дают ей иллюзию контроля над собственной жизнью, изгибы которой становятся все более причудливыми. Встретив Саймона Хеллстрёма, она окончательно теряет этот самый контроль, получая взамен то, что принято называть "нездоровыми отношениями". Неизменным остаётся одно – всегда можно вернуться к первоначальному плану покончить со всем разом. Сможет ли неудержимый рок-музыкант с его мрачноватым жизнелюбием и таким заразительным сумасшествием вернуть ей вкус к жизни? Городская легенда с густо татуированными предплечьями и Девочка, уставшая быть хорошей. Что будет в их истории? Ночь. Боль. Сексуальное напряжение. И, возможно, любовь. Комментарий Редакции: Тонкий лед, отделяющий здравомыслящего человека от безумия – это и есть первая настоящая любовь. Так хрупка, чтобы не треснуть. Но так ли страшны воды, в которые неизбежно придется окунуться с головой? Содержит нецензурную брань.

4. Немного о боли

Проснувшись, Майя не смогла понять, который сейчас час. Было темно, и за окном уже привычно сияла пульсирующая транспортными артериями столица. Саймон спал, и в неясных отсветах его лицо было очень уж серьезным для спящего.

Интересно, во сне можно чувствовать головную боль?

Майе нестерпимо хотелось пить и немного хотелось есть. И совершенно не хотелось вставать, чтобы не будить свое персональное лихо, покуда оно тихо дышит на соседней подушке. Поскребя по сусекам, она нашла в себе еще и немного любопытства. Первым пунктом ее интересовало, заточен ли Грешник еще хоть на что-то, кроме получения удовольствия всеми доступными ему способами? Вторым — какого черта было нужно Петеру утром? Она была уверена, что он перезвонил позже, и не один раз. Он умел быть настойчивым, когда не надо.

Мыслей о том, чтобы уйти, у нее не возникало. Не потому, что она боялась спуститься в метро или поймать такси, а потому, что уходить расхотелось. Не сейчас, не сегодня. Она подумает об этом завтра, но не теперь… Поняв, что терпеть больше нет никаких сил, Майя встала, стараясь производить поменьше шума.

И тут же поняла, что под теплым одеялом под боком у Саймона было куда уютнее. Ощупью отыскав плед, оказавшийся на полу еще тогда, когда она приземлилась на эту постель впервые, девушка завернулась в него на манер римской тоги из тонкого флиса.

Добравшись до зоны кухни, она осторожно, практически бесшумно включила подсветку над вытяжкой. Окей… После ревизии холодильника широко известной в узких кругах рок-звезды, Майя соорудила себе пару изрядных бутербродов с индейкой, которые планировала запить сидром. Подумав, один она оставила на тарелке.

Плохой знак: когда начинаешь о ком-то заботиться, этот кто-то может сесть тебе на шею.

Сидр был прекрасно холодным, хотя фрекен Нордин понимала, что жажду утолять лучше водой — так же точно, как и то, что спать нужно с равными. С теми, кто без ума от тебя и всегда сможет быть рядом. Там, в койке, остался король, в то время как она сама — всего лишь фрейлина. Майю никто и никогда не учил считать себя королевой. Вспомнив почти нежное «королевна» в исполнении Саймона, она усмехнулась.

Вряд ли это имя ее собственное.

От этих мыслей еда становилась поперек горла, но сидр делал свое дело: она расслабленно улыбнулась, облизывая покрытые мясным соком пальцы. Интересно, готовит здесь тоже домработница? Как он сказал? «Останься здесь до среды», кажется?

Она была готова остаться и дольше — это ее пугало.

Саймон Хеллстрем не решит ее проблем, нет. Скорее, создаст ей новые.

Майя не знала, как и чем убить время, пока хозяин ее мыслей и этой квартиры все еще спит. Со скуки она прошерстила его платяной шкаф, рассматривая десяток одинаковых узких джинсов и ворох рубашек, среди которых попадались, пожалуй, чересчур экстравагантные. Не удержавшись, она вытащила одну из них, с принтом золотистого питона, и прикинула на себя. Усмехнувшись, девушка рассматривала вышитое на спине матерное слово, а потом избавилась от пледа, надевая рубашку Саймона на голое тело. Плоские кнопки защелкивались с едва различимым звуком.

Хороша, чертовка.

От попытки натянуть на свои бедра эти безбожно узкие штаны она отказалась сразу же. Зато мысль о его собственных плавках плотно засела у нее в голове. Копаться в нижнем белье было глупо и смешно, но она сделала и это, выбирая самые узкие из черных. Она хотела бы быть женской копией Саймона, но вместо этого получилась пародия. Глядя на себя в зеркало, она была готова возненавидеть свои темные волосы.

Вместо пижонской рубахи Грешника ей куда больше пошла бы одна из художественно обрезанных маек его гитариста Марса. Скривив пухлые губы, она только добавила сходства. И ладно…

Но рубашка пахла Саймоном, и расставаться с ней из-за этого внешнего диссонанса не хотелось. Это так по-мужски — вешать рубаху, которую ты уже надевал, которая штырит солнечным днем где-то на взморье, чертовым «Бодлером», высолом пота и сигаретами, обратно в шкаф.

Носить мужские трусы Майе пока что не доводилось, но сверкать голым задом сил больше не было. Может, еще пять-десять минут — и маскарад был бы окончен, но тишину прорвало слишком громким рингтоном смартфона. Его владелец явно не раз ложился спать слишком глубоко и надолго… Краем глаза она видела, что Саймон рывком сел на постели, и в этом его механически-стремительном движении было столько от зомби, что ей стало не по себе. Майя на мгновение закрыла глаза, и не заметила, откуда он вынул свой телефон — вопли прекратились. Осторожно задвинув дверцу шкафа, девушка юркнула в кресло напротив чуть поблескивающей плазмы, обнимая коленки руками.

Закрыв глаза, она оставила только звуки и запах. Чуть сиплый, наполненный желчными интонациями, голос и «Бодлер».

— Майя… — легкий ступор спал, когда она поняла, что телефонная беседа окончена, и теперь пришел ее черед. — Где, твою мать, ты есть?

— Сижу в кресле, пытаюсь не слушать, о чем ты треплешься, — отозвалась она со странной легкостью, в который уж раз не узнавая собственных игривых интонаций.

Судя по звукам, Саймон отыскал и натягивает джинсы, скрипя зиппером. Короткий сухой щелчок — и по периметру глубокого глянца потолка вспыхнул свет, заставляя щуриться их обоих. Майя сглотнула так громко, что, казалось, он должен был услышать.

— Это был всего лишь Марс, которому все еще интересно, жив ли я. Вообще-то… Эй!

Легок на помине…

Его шаги не были стремительными, но и спешить ему было некуда. Майя улыбалась, даже когда он встал перед ней во весь рост, перекрывая свет и угрожающе нависая сверху. Под разметавшимися волосами она не видела его глаз, но резко очерченные желваками скулы точно добра не предвещали.

— Симме… — начала было она, тщетно пытаясь перестать растягивать губы в улыбке, но он тут же отмахнулся.

— Заткнись. Встань, пожалуйста.

Ее будто заклинило, хотя Майя прекрасно понимала, что шутить с ним опасно. Тем более, сейчас. Сделав какое-то неопределенно-хватательное движение руками, он тут же засунул их в тесные передние карманы джинсов, подбираясь, точно кобра, предупреждающе расправившая капюшон.

— Встала, я сказал! — он не крикнул, нет. Его подвели связки, и все возмущение Саймона вылилось в некоторое подобие хриплого лая.

Все еще улыбаясь, Майя встала с ленивой грацией уставшей за ночь стриптизерши, которой глубоко наплевать на оскорбленные эстетические чувства очередного клиента. Встала, не спустившись на пол, а прямо на его черном кожаном кресле, чувствуя, как босые ступни скользят по нагретой ее телом гладкой поверхности. Он медленно прошелся по ее фигуре оценивающим взглядом, запрокидывая голову назад: все это время она смотрела только на его нервно вздрагивающие ноздри.

Барометр гнева.

Поправив волосы, она кокетливо, как только могла в своей шаткой позе, повертелась перед ним, демонстрируя всю эклектичность прикида. Майя не надеялась разрядить обстановку, отнюдь. Она хотела довести ситуацию до абсурда, чтобы заглушить свой собственный, внезапно вырвавшийся на волю страх — обратную сторону ее нежности, которая была совершенно некстати.

Плюс еще сто очков к желанию бессмысленно улыбаться.

Майя была готова к любому повороту событий, но, уперевшись взглядом в резинку надетых на ней его собственных трусов, Саймон заржал так же внезапно, как и только что разозлился. Вынув руки из карманов, он крепко обхватил ее за бедра, притягивая к себе.

— Это что, бля, такое? Бунт на корабле?

— Я просто устала быть голой, Симме.

— Тебе явно не хватает чего-то в гульфике. Это очень смешно.

— Ты явно собирался мне врезать, даже не отпирайся… — отбросив с его лба волосы, Майя видела, что взгляд у него по-прежнему неспокойный. — Ты и сейчас этого хочешь. Почему?

Вздохнув, Саймон потянул уже знакомую ей усмешку, от которой в иные моменты брала оторопь. Его внутренний Джокер явно был в ударе сегодня вечером.

— Во-первых, в этом гребаном шкафу — тонна шмотья, но ты откопала именно эту рубашку. Эту чертову рубашку, которую я люблю больше всего…

— Поэтому ты ее не стираешь? — не удержалась Майя, перебирая его линялые голубые пряди.

— Поэтому ты однажды допиздишься, — резюмировал Хеллстрем, стискивая ее сильнее и спуская с кресла на пол. Теперь ей приходилось смотреть в его лицо чуть снизу. — Ты могла напялить то белое посмешище с жабо, в котором я был на паре дурацких фотосессий — я не сказал бы и слова, клянусь. Зато, может, признался бы, что у меня от этого твоего вида яйца сводит…

— Признайся сейчас — инцидент будет исчерпан.

— Детка, ну помолчи ты хоть минуту, дай мне закончить… — освободив одну руку, он жестко прихватил ее за горло, будто подчеркивая серьезность своих намерений. — Во-вторых… Черт, что же во-вторых? Ах, да… Я же говорил тебе уже не раз и не два, что меня бесит, когда ты ведешь себя как я. Если мы не в постели, это может плохо закончиться. А мы ведь не в постели, правда? — он сжал пальцы еще чуть сильнее, одновременно чуть поднимая руку так, чтобы Майе пришлось встать на цыпочки.

Она чувствовала себя провинившейся, а его — в праве. В праве наказывать. Но ее губы кривила улыбка, которую Майя не смогла подавить. Вместе с тем, она ощущала, как ее пульс танцует под его пальцами, отдаваясь в голове грохотом прибойной волны. Судя по взгляду, Саймон отставил шутки и намеревался получить удовольствие от этого маленького акта насилия. Она смотрела на него и думала о том, до чего же этот придурок ей нравится.

Эта мысль не оставила ее и тогда, когда его язык щекотно забрался в ее ухо, отчего ей казалось, что все внутри дрожит и переворачивается.

И тогда, когда он крайне больно укусил ее за шею чуть пониже мочки, тут же проутюжив ноющую кожу прохладным прикосновением влажных губ.

— Я не лажу в мужские трусы, но я и без того уверен, что тебе нравится, детка.

Майя кивнула, насколько могла это сделать. Саймон ослабил хватку, пройдясь по ее горлу ласкающим движением подушечек пальцев. Он сделал это медленно, дав ей прочувствовать каждую продолговатую гитарную мозоль на его правой руке. Перехватив его тяжелое от массивного кожаного браслета запястье, она положила его ладонь поверх своей правой груди, прикрытой полиэстером, расписанным под золотистого питона.

— Хочу чувствовать твои пальцы внутри, Симме…

— Насколько глубоко, Майя? — поинтересовался он, сжимая податливую плоть слишком сильно, чтобы это было приятно. — Сейчас я могу вставить их между твоих ребер. Ты этого хочешь?

— Ты полный придурок, Саймон. Но ты мне нравишься даже сейчас. И я не могу остановиться, даже притом, что мне давно пора домой…

— С чего вдруг?

— С того, что мне даже жопу прикрыть нечем в твоей роскошной квартире.

— Она съемная, не комплексуй, — не прозвучавшее «как и ты» Майя додумала себе сама, прикусывая уголок очередной непрошеной улыбки. — Хочешь, я сделаю тебе роскошный леопардовый окрас в сине-лиловой гамме? В стиле Rush of Terror. Собственноручно, так сказать…

— Сними с меня своего драгоценного питона, милый. И отпусти меня домой.

— Дерзко, Майя. Очень дерзко…

— Мне встать на колени?

Он приподнял бровь, изображая заинтересованность.

— Ммм… Хорошая идея. — Майя принялась было расстегивать мелкие кнопки рубашки, но Саймон остановил ее жестом. — Оставь… Все равно стирать. Просто займись мной.

Она опускалась медленно, будто в лифте, скользя руками сперва по его гладкой коже, а потом и по грубой ткани его джинсов. Можно было сколько угодно долго бряцать его и без того расстегнутым ремнем, но Майя решила избавить Саймона от одежды одним коротким рывком, заставляя светлый, художественно прорванный хлопок съехать по его мускулистым бедрам вниз, до колен.

— Привет, Симме… — сказала она драматичным шепотом, прежде чем пристроить ладони куда следует.

— Если хочешь действительно взять меня за яйца — сделай это сейчас…

— Хочешь, я перевяжу их шнурком от твоих ботинок? Больно… Но тебе понравится.

— Я не ношу ботинки, но могу прикупить пару шнурков специально для тебя, — его пальцы сомкнулись на ее шее сзади, вызывав щекотно-колючее ощущение, от которого хотелось сглотнуть. — Одним я зашнурую твой рот, наконец. А второй затяну на твоей нежной шейке…

Она чувствовала, как впиваются его твердые ногти, одновременно понимая, что на его языке это звучит крайне романтично. Чувствовала, что заводится от его слов, его присутствия, ощущения его жесткой хватки и собственного, все чаще возникающего желания пережестить его в очередную их горизонталь.

Если это вообще возможно.

— Ты сам не знаешь, чего хочешь, Саймон.

— Знаю, детка. Посмотреть, как ты мне отсасываешь, наконец.

Она склонила голову, пряча улыбку и облизывая губы, но Хеллстрем поймал ее за подбородок, заставляя посмотреть вверх практически рывком.

— Эй… В глаза смотри, окей?

Майя позволила ему применить еще немного силы, чтобы разжать ей челюсти. Он обвел контур ее губ сперва большим пальцем, а потом и головкой своего бодро вставшего члена. Она едва успела спрятать зубы, когда он толкнул бедра вперед, будто проверяя возможности предоставленной ему влажной глубины. Пару раз Саймон намеренно, потому достаточно ощутимо, зацепил свод неба и почти толкнулся в заднюю стенку глотки, но Майя не остановилась — только ущипнула его за ягодицу, надеясь, что останется след. Улыбнувшись, он убрал руки и запрокинул голову, позволяя ей самой руководить процессом. Сплюнув немного вязкой слюны, она медленно растянула ее по стволу, оттягивая крайнюю плоть, одновременно поднимая член Саймона чуть вверх и открывая себе доступ к его телу. Потому что короткие и длинные, едва ощутимые и почти жесткие пробежки языком она оставила его яйцам.

При мысли о том, что будет, если любимая рубаха Хеллстрема окажется уделанной спермой, Майе хотелось нервно рассмеяться, но это было невозможно технически. Впрочем, она достаточно быстро втянулась в процесс, слыша сверху шумное дыхание и сдавленные стоны, чувствуя его пальцы в своих волосах. И она не ожидала подвоха, когда эти же пальцы практически сжались в кулак, отрывая ее от увлекательного занятия и заставляя отпрянуть.

Фрекен Нордин с легким недоумением смотрела на своего полубога из подворотни. Его возбуждение было настолько очевидным, что давно уже передалось ей самой. Понимая, что они все еще не закончили, она даже не пыталась встать, чувствуя болезненное любопытство на тему того, что же будет дальше. Чуть дрожащие пальцы Саймона прошлись по ее щеке от самого подбородка вверх, к виску, почти ласкающим движением.

— Я хочу иметь тебя сзади, — сообщил он, дополнив слова весьма красноречивым жестом, призывающим ее развернуться. Вцепившись в высокую массивную спинку кресла, она позволила ему не только стянуть с нее совсем недавно спасшие ее шкуру трусы, но и достаточно ощутимо ее отшлепать.

Хорошо, что Хеллстрем управлялся собственной ладонью, не подумав вытащить из джинсов ремень с пряжкой в форме звезды. Звонкие шлепки коротко обжигали ее кожу до тех пор, пока у нее не сбилось дыхание: она прогнулась, сползая чуть вниз, прижимаясь щекой и грудью к прохладной коже, забираясь коленками на сиденье. Ладонь Саймона описала длинную вытянутую дугу, проходя по внутренним сторонам ее бедер от левого колена к правому, намеренно избегая наивысшей точки, отчего Майе хотелось вцепиться зубами в кожаную обивку.

— Пальцы, Симме… — выдохнула она, не особенно надеясь на понимание с его стороны.

— Попроси, — отозвался он, прихватывая ее за зад, заставляя придвинуться ближе. Ее бросило в жар, и тонкая синтетика щекотно прилипла к коже, доставляя дополнительное беспокойство, граничащее с удовольствием. Майя чувствовала, как низ живота наливается приятной тяжестью, как соски превращаются в крупные горошины. — Просто попроси меня, Майя.

— Я хочу, чтобы ты… — начала было она, но очередной шлепок заставил ее прерваться на полуслове.

— Разве так просят, детка?

— Пожалуйста… — один только звук от соприкосновения ее кожи с его ладонью на скорости среднего замаха заставил ее вздрогнуть, снова и снова чувствуя разливающееся в паху тепло возбуждения.

— Я начинаю терять терпение.

— Вставь свои чертовы пальцы, умоляю тебя! — взмолилась Майя, понимая, что готова кончить уже от одной этой импровизированной порки.

Второй раз просить себя он не заставил — и она впустила в себя сперва один, потом второй, а потом и все три его пальца до самых колец. Майя понятия не имела, что было приятнее: ощущение трения при входе или сама мысль о его жестких пальцах внутри. Посчитав, что достаточно, Саймон перехватил ее под локти, заставляя выгнуться назад, будто всерьез боялся, что она попортит мебель, завладевая ее руками и не оставляя больше ни одного шанса отодвинуться, соскочить или просто сопротивляться. Он вошел на вдохе, погружаясь в нее так медленно, будто делал это впервые.

Ей казалось, что она превратилась в море, и с каждым его движением ее расплескивало все больше.

Саймон был глубоко, ежесекундно вдавливаясь в очередную шероховато-чувствительную точку внутри, ранее ей неведомую, отчего Майя только кусала губы. Будь сзади Петер, ей не обойтись бы без руки между ног, не только скользящей по ее клитору, но и то и дело вправляя обратно его не слишком-то ловкий член. С ним она почти всегда чувствовала себя сухой или чересчур просторной. Хеллстрем втискивался с трудом даже тогда, когда Майе казалось, что она мокрая до неприличия. От этой разницы потенциалов ей хотелось вышибить себе мозг. Но единственное дуло в ее распоряжении прямо сейчас сладко долбилось в отведенном ему природой тупике на самом крайнем юге ее тела. Казалось, приложи она ладонь к животу — и она почувствует эти толчки.

Мысли, собственное воображение, звуки и даже запахи сейчас накручивали ее сильнее, чем сеансы юношеской мастурбации. Кажется, теперь она знала о себе, своем теле и его потребностях не больше, чем тогда…

Хеллстрем заламывал ее руки с азартом насильника, снова и снова кусал ее шею, заставляя кожу покрываться мурашками в три слоя. Тонкий приятный запах и скрипучие звуки кожаной обивки были наглухо перебиты отголосками «Бодлера» и многоголосой симфонией этого жесткого и достаточно быстрого секса. То ли от настойчивой стимуляции, то ли от собственной впечатлительности, то ли от активного трения бедер Саймона о ее пылающий после десятков его шлепков зад, Майя кончила, хватая губами воздух. Она сказала что-то ругательное, но не уловила, что именно, потому что ее тут же накрыло что-то похожее на афтершок: после первого оргазма пришел второй, пускай и менее яркий.

Саймон почувствовал, как ее отпустило, и ускорился. Ему понадобилось еще несколько минут, прежде чем он кончил на ее спину, художественно забрызгав не только ее влажную кожу, но и свое фэшн-сокровище с питоновым принтом.

— Это чума, детка… Сама подумай, как я могу тебя отпустить? — выдал он, отпуская ее руки и тут же прижимаясь грудью к ее спине, запуская ладонь между ее ног, не давая ей успокоиться.

— Симме…

— Ну, что «Симме»?

— Просто… — она выдохнула, чувствуя, как его пальцы словно нарочно выписывают завитушку латинской «S», обходя чувствительный островок клитора. — Просто вызови мне такси.

— У меня есть одно условие, — сообщил он, позволяя пальцам скользнуть чуть дальше и чуть глубже. — Маленькое. Но обязательное.

— Господи…

— Да, Майя… Да, — вынув, он резко задвинул их снова. — Ты что-то хотела спросить?

— Условие…

— Я вызову тебе такси. Как я могу отпустить тебя одну, королевна, зная, в каком ты виде? Я поеду с тобой. Просто, чтобы убедиться, что все в порядке…

Быть может, Майя Нордин и хотела бы возразить, но ее сознание сомкнулось тесным влажным кольцом вокруг его пальцев. Все, что она могла сказать, было не громче выдоха.

«Да, Симме. Да».

Через четверть часа она натягивала чулки, поглядывая на курящего Саймона.

Майя не имела ни малейшего представления о том, как выпутаться из этой стремной и одновременно совершенно восхитительной передряги. Ее засасывало в самую сладкую из возможных трясин и захват оказался сильней, чем она думала.

Сильней, чем она сама.

Таксист был уже немолодым шведом, оттого мало интересовался происходящим на заднем сиденье, где устроилась пара странного вида пассажиров. Черное пальто Майи почти чопорно прикрывало ее колени. Но ладонь Саймона, скользнувшую по ее ноге вверх почти сразу же, как только улица за окнами машины медленно зазмеилась, не заметил бы только слепой. Время от времени фрекен Нордин ловила на себе пристальный взгляд, отражающийся в зеркале заднего вида.

Чуть заинтересованный и осуждающий одновременно.

Но Хеллстрем только шептал ей в самое ухо свое: «забей», тут же спускаясь влажными губами вниз по ее шее строго до чуть приподнятого ворота. Больше дразня их обоих — и таксиста, и Майю. В итоге, она просто откинулась на подголовник, закрывая глаза и позволяя Саймону делать, что вздумается.

Нащупав в кармане его кастет, она надела его на свои тонкие пальцы. Будто пытаясь получить немного силы от этого ее персонального артефакта.

Стараясь не думать о том, что теперь у нее есть еще один — любимая рубашка Грешника, которая все еще была на ней.

Все эти — тайные и явные — мысли закружили ей голову так, что она почти не узнала собственный дом, позволяя Хеллстрему расплатиться с таксистом и едва ли не вынуть ее из машины. У входа в подъезд с древним, через раз работающим домофоном Майя почти кокетливо шагнула в сторону, выскальзывая из золотого пятна мутного фонарного света. Саймон шагнул следом, нависая над ней, упираясь ладонями в грубую каменную кладку по обе стороны от ее плеч.

— Давай, — коротко скомандовал он, ухмыляясь. Поправляя колечко пирсинга и подставляя губы холодному ветру.

— Что? — она невольно вскинула брови от удивления, но не смогла отказать себе в удовольствии прикоснуться к его щеке стынущей на этом же самом ветру ладонью. Вторая ее рука по-прежнему сжимала кастет. Если хорошенько замахнуться, то получится приложить его прямо поверх звезды, к которой ей так хотелось прижаться губами…

— Ты слишком громко думаешь о том, как бы отделаться от меня.

— Саймон…

Резко подавшись вниз, он коротко поцеловал ее в уголок рта.

— Симме. Драться со мной — не самая лучшая идея. Просто на слово мне поверь, детка.

— Я даже не…

Она разжала пальцы, чувствуя, как нагретый рукой металл соскальзывает, мягко ударяясь о шелковистое дно кармана.

— Врушка… Но меня заводит даже то, как ты пиздишь мне, Майя. Так что пригласи меня на пару бокалов чаю. Хотя бы из вежливости.

— Может быть, не сегодня?

— Я все равно не отстану…

Она сглотнула, чувствуя, как по телу разливается пьянящее тепло, очень похожее на радость. Порывшись в сумочке, фрекен Нордин отыскала ключи. Саймон освободил ей путь к двери, сопроводив этот жест доброй воли дурашливым полупоклоном.

На мгновение она подумала о том, чтобы юркнуть за дверь, оставив его снаружи. Но слабый голос разума захлебнулся почти сразу, сходя на нет. Здесь и сейчас тонкий шлейф «Бодлера» был их общим.

Их собственным.

В ее квартире было темно и душно: после огромных окон с видами на ночной город, привычное пространство казалось тесной коробкой. Захлопнув замок, Саймон привалился спиной к двери, скрещивая длинные ноги. Обняв его за пояс, она прижалась щекой к его скрипучей кожаной куртке. Хеллстрем тут же среагировал, прижимаясь губами к ее виску, обхватывая за талию и давая ей в полной мере прочувствовать приятную твердость бутылки виски, спрятанной у него за пазухой.

— Теперь особое приглашение нужно тебе? — поинтересовалась она глухо, тут же прихватывая зубами плоский поводок молнии и оттаскивая его все ниже и ниже.

— Ага… Пригласишь по-особенному? — ответил он так же глухо. Удивляясь своему азарту следовать каждой его безумной идее, Майя продолжила расстегивать его куртку, опускаясь все ниже, выпутываясь из его рук. Веселящие пузырьки возбуждения ударили ей в голову, и она очнулась окончательно, уже стаскивая его пижонские чопперы.

Носки Грешника были идеально белыми.

— Ты достаточно приглашен? — поинтересовалась Майя, незаметно даже для себя самой переходя к массажу ступней, устроившись перед ним по-турецки прямо на полу.

— Да я охуел вообще…

— Ты останешься?

— Если ты продолжишь…

И она продолжила — возможно, впервые в жизни получая реальное удовольствие от простых прикосновений к одному из самых интимных и беззащитных мест мужского тела. Стараясь не применять силу и не провоцировать щекотку, прокладывая уверенный путь от пальцев к голени. В конечном итоге, из прихожей Саймон вышел босым, в джинсах и майке, шлепая по теплому деревянному полу с бутылкой виски в руках.

Майя юркнула в свою тесную ванную, чтобы натянуть на себя домашний спортивный костюм и закинуть непростую рубашку Хеллстрема на деликатную стирку. Когда она вернулась, ее гость меланхолично переключал каналы, будто пытаясь отыскать истину между Евроспортом и Шведским MTV.

— Убого, правда?

Он фыркнул.

Она приземлилась на низкий диван рядом с ним, западая в пахнущих лавандой подушках. Бутылка стояла на маленьком столике, на который Саймон пристроил и ноги. Круглый проволочный плафон из IKEA светил пыльным, но теплым светом, низко спускаясь с потолка. Щуриться от него не хотелось.

— Напоминает мою квартиру в Лондоне. Очень.

— Тебе там нравилось?

— Сомневаешься?

— Я просто видела ту, которая съемная…

Он фыркнул снова, закатывая глаза.

— Брось… Это херь, которую можно купить за бабки. Просто кусок нашего материального мира. Угол, в котором я храню шмотки и сплю.

— И трахаешь баб, — добавила Майя, хотя очень хотела бы оставить эту ценную идею в собственных мыслях.

— Ты дохуя умная, но не угадала, — Саймон смотрел в телевизор, но она увидела, как он улыбается. — Это тебе так свезло.

— Звучит так, будто ты пытаешься произвести на меня впечатление, Симме. Лучше сразу перестань. Могу ведь и поверить, — съязвила девушка, скрещивая руки на груди, отгораживаясь от него, будто нарочно подчеркивая тот факт, что его обаяние на нее не действует.

— Вот именно, что я не пытаюсь. И баб к себе домой я не вожу уже хотя бы потому, что они редко бывают благонадежными, — повернувшись к ней, Хеллстрем улыбался все шире. — Детка… Тебе лучше не знать, насколько я всеяден. Ты захочешь натянуть гандон мне на голову.

Мысль о том, что все это время они даже не думали предохраняться, несколько запоздало взбудоражила нервы Майи. В верхнем ящике ее прикроватной тумбочки в спальне всегда имелись презервативы. Она попыталась — и не смогла припомнить ни одного раза, когда она впустила бы в себя Петера без резинки. Не то чтобы она боялась беременности: Швеция — страна больших медицинских возможностей в этом смысле. Просто незащищенный контакт казался ей чем-то слишком личным.

Чем-то, что ей хотелось бы отложить до появления особенного человека в ее жизни. И у нее между коленок.

Настал ли этот момент вчера? Вопрос так и повис в голове неотвеченным, в то время как от одного воспоминания о том дивном эпизоде на барной стойке в залитой закатным светом квартире Саймона предательское тепло растекалось под кожей до самых пальцев ног.

— Любишь резинки? — рассеянно поинтересовалась она, чувствуя, как ее неумолимо мажет.

— Неа. Но когда ебешь, преимущественно, проституток и групиз, выбора у тебя не то чтобы много. А что? Проблемы какие-то?

— Если будут — я как-нибудь их решу. Прятать твое сокровище в латекс — это кощунство. Даже если для разнообразия…

Она прекрасно знала, что у них снова будет секс. Возможно, уже очень скоро. Как знала и то, что ее запас в тумбочке останется неприкосновенным, даже если это сделает ее грязной в самом ханжеском смысле слова. Да что там… Ей хотелось быть грязной — как тогда, в ее кабинете, когда вместо платья на ней была его майка с белесыми пятнами.

— Я доверяю тебе, ты доверяешь мне. Поэтому нам по приколу играть вместе, — коротко резюмировал Хеллстрем, цепко беря Майю за подбородок, чуть сдавливая, заставляя язык прилипнуть к небу. — Правда, сладость моя?

Она не могла даже кивнуть, потому просто закрыла глаза. Было ли это теплое чувство еще и про доверие? Возможно. Во всяком случае, ей нравилось, что Саймон здесь. У нее дома, где его тяжелые шаги отдаются в перекрытиях едва ли не до первого этажа. Прямо сейчас она почти кощунственно молилась о том, чтобы хриплый смех Хеллстрема оставался на изнанке ее сознания даже тогда, когда он уйдет отсюда.

И даже тогда, когда ей самой придется уйти.

При мысли о смерти, она улыбнулась.

Саймон отпустил ее, потому что хотел выпить. И они пили вместе, устроившись так, чтобы он мог видеть телевизор, а она — его лицо. Майя просто положила голову на его колени, позволяя Хеллстрему запустить пальцы в ее волосы. Узкое зеленое горлышко «Джеймесон» переходило из рук в руки, пока они прикладывались по очереди, игнорируя принесенные ею стаканы. Майя время от времени закидывалась кубиком льда, чтобы унять пламя, то и дело вспыхивающее внутри.

Видела бы ее мамочка…

Эти круги под глазами от полубессонницы, эти красные от поцелуев губы.

Эти не успевающие подживать царапины и засосы по всему телу, особенно болезненные из которых — на внутренних сторонах ее бедер.

Сейчас, как никогда, фрекен Нордин была похожа на более чем легкомысленную девушку, но она не чувствовала ни голода, ни жажды, ни недовольства собой. Ей было недосуг подумать даже о красном платье, которое она так опрометчиво оставила в клубе, о том, что ее могут запросто попереть с работы, если об этом маленьком инциденте узнает Йохан. Ее вообще не волновало ничего, кроме собственных ощущений.

Старшая сестра Майи имела привычку считать ее эгоисткой ровно с тех пор, как отец позволил ей остаться в столице, получить там жилье и не приезжать в Уппсалу месяцами. Как будто Майе могло нравиться то, что она видела там! Как будто это она уговаривала Бригитту выйти замуж, родить близнецов и теперь работать на двух работах, чтобы ее простофиля-муж не парился, разводя мазню, которую искренне считает искусством. Майя прислушивалась к себе, пытаясь понять, как это — быть эгоисткой по-настоящему. Если бы в данный момент ей кто-то сказал, что она нужна дома, что Бригитта снова беременна (с нее станется) или что чертов мир окончательно налетел на небесную ось, она все равно не хотела бы ничего, кроме очередного тура траха с Грешником.

Ей было бы плевать на все и на всех.

Усмехнувшись, она потянулась за своим мобильником, по пути ловко избежав руки Хеллстрема, который попытался перехватить ее коротким угрожающим жестом.

— Хочешь в «Три в ряд» поиграть? — поинтересовался он, не оставляя попыток завладеть ее смартфоном. — Майя, что за хуйня?

— Предполагаю, что там есть неотвеченные, хочу посчитать…

— Дай-ка сюда… — Саймон приложился к бутылке и настойчиво протянул руку, совершенно не сомневаясь в том, что ему не откажут. Помедлив, Майя положила в рот очередной кубик льда, перебрасывая его от одной щеки к другой и ловя на себе жадный взгляд Хеллстрема. — Майя, мать твою!

Она протянула ему телефон, давая понять, что обменяет его на бутылку.

Обмен состоялся. Отсутствие кода-пароля ничуть не удивило Саймона, который с видимым нетерпением ждал, когда заветный список загрузится.

— Некто «Дружище» звонил тебе восемь раз. Что за хер с горы? Тот, что я думаю?

— Петер.

— Петер? Ах да… Наверное, и сообщение тоже от него, — он прокашлялся, явно готовясь декламировать. Майя полоснула гортань шотом ирландского виски, стараясь расслабиться. Левой рукой Саймон по-прежнему перебирал ее локоны, и ощущение от этих прикосновений было крайне противоречивым. Она не любила, когда кто-то касался ее кожи или волос, в особенности, когда бывала не в духе. Но от заигрываний Саймона она получала реальный кайф мазохиста.

Он взламывал ее уже вторые сутки. Это было больно и приятно одновременно.

— Читай, — просто отозвалась Майя.

— Ты охуеешь, но там всего два слова. «Я волнуюсь». Это слова мамочки, а не мужика, с которым ты спишь.

Сделав еще глоток, она проглотила и «мамочку», и ставший гладким лед, чувствуя, как он соскальзывает в желудок, заставляя кожу покрываться чувствительными мурашками.

— Убери этот телефон на хер или прочти это еще раз. Мне нравится слушать твой голос.

— А что мне за это будет? — поинтересовался Саймон, откладывая смартфон и отбирая у нее виски. — Полегче, детка… Я тоже хочу немного огня.

— Договоримся. Просто скажи.

Влив в себя изрядный глоток, Хеллстрем склонился над ней, обдавая теплым алкогольным дыханием.

— Твою мать, Майя… Я волнуюсь, — выдержав паузу, он уточнил. — Нравится?

— Обалденно. Жаль, что это неправда.

— Имей совесть, не все сразу, — глумливо заржал он, перехватывая ее одной рукой и укладывая затылком на подлокотник так, что ее зад снова оказался у него на причинном месте. — Я не собираюсь быть как этот твой ублюдочный Петер…

Быть может, еще совсем недавно она попыталась бы вступиться за старого друга, но сейчас она смотрела в дурные голубые глаза напротив и улыбалась улыбкой куклы, послушно подставляющей губы для поцелуев.

Где-то на самом дне ее сознания шевельнулось желание врезать ему снова.

Не потому, что ей было обидно. А потому, что она знала: это может доставить удовольствие им обоим.

— У тебя все равно не получится, даже если и соберешься, — подавшись вперед, Майя коснулась губами подбородка Саймона, надеясь, что эта попытка избавиться от бредовых мыслей сойдет за жест примирения. От прикосновения к его коже стало только хуже: она вспомнила вкус собственной крови во рту, его азарт и то безумие, с которого все начиналось. На этом пестром фоне залипание на диване напоминало гриппозный больничный, когда все тело ноет от малейшего касания влажной простыни.

Будто прочитав что-то в ее блуждающем взгляде, уже смазанном от алкоголя в полупустом желудке, Хеллстрем взял Майю за подбородок, заставляя запрокинуть голову назад. Мгновение спустя его большой палец мягко прошелся по ее нижней губе, надавливая и соскальзывая внутрь рта, чуть цепляясь за край зубов и тут же возвращаясь обратно. «Что?», — спросил он коротким кивком по окончании этого странного теста, оставляя ей только солоноватый привкус и темное пламя, танцующее где-то в самом низу. Даже прикладываясь к бутылке, он не отводил глаз, явно ожидая ответа. Ни с того, ни с сего, он облизал палец, только что бывший у нее во рту.

— Симме… — выдохнула она, внезапно ощущая себя слишком одетой. — Какого черта?

Ей хотелось бы знать, какого черта они делают, но вопрос сошел на нет сам собой.

Саймон продолжил поедать ее глазами, спускаясь все ниже и ниже, как будто ему и впрямь было интересно получше рассмотреть непритязательный комплект домашней одежды. Чувствуя, как все живое внутри завязывается в тугой узел внизу живота, Майя понимала, что красноречивее его молчания, сопровождаемого чуть заметным трепетом ноздрей, только ее собственные соски, дерзко торчащие под одеждой.

Совсем уж нежности ей не хотелось, но и щелчка по проступившему сквозь ткань бугорку чувствительной плоти она не ожидала. Естественно, возбуждение от этого меньше не стало, и Саймон улыбнулся с невероятным злорадством, заметив это не хуже нее.

— Выпьем еще? Хотя, рискованно… Можно ведь и в стельку надраться.

Он так явно хотел заставить ее просить продолжения, что это читалось у него в лице.

— Ну… Тогда придумай повод. Так, для куража, — это было дерзко, но он оценил. Его улыбка стала хищной.

— Можем выпить за наше близкое знакомство, Майя. Если тебе очень нужен повод. А потом — за еще более близкое. Хочешь — дернем на брудершафт, хотя это ни хуя не шампанское. Ты любишь шампанское?

— Иногда, — его глаза снова напоминали два влажных, сосредоточенных прицела, и видеть это было приятно. Чувство сродни узнаванию рассыпалось по телу тысячей игристых пузырьков. — Но я от него становлюсь абсолютной дурой, Симме.

— Первый раз вижу девчонку, которая способна это признать. Хочешь?

— Шампанского?

Приложившись к бутылке, от отставил ее на стол, упираясь обеими руками в подлокотник дивана по обе стороны лица Майи. Его большие пальцы щекотно прошлись по ее вискам, превращая воображаемое шампанское внутри в искристое цунами. Сбрендившие от переизбытка всего рецепторы реагировали даже на его выдох с четким запахом алкоголя.

— Меня.

— Эммм… Выпьем еще?

— Ну ты и сучка, королевна, — он сказал это почти нежно. Почти. Ровно настолько, чтобы она успела понять, что попала именно туда, куда целилась. Ей хотелось ответить что-то достаточно едкое, чтобы джинсы Саймона снова показались ему тесными, но она поперхнулась словами, когда его длинные пальцы юркнули за резинку ее штанов, нащупывая под ними зону повышенной влажности в качестве главного доказательства.

Склонившись еще ниже, Хеллстрем позволил Майе обнять его за шею, притягивая ближе.

— Самое время сказать это твое: «Симме», от которого мне хочется то ли въебать тебе, то ли вставить по самое не балуйся.

Она смотрела ему в глаза, не издавая ни звука и стараясь не думать о его пальцах, где не надо. В довершении этого акта неповиновения, она покачала головой отрицательно. Концы его волос щекотали ей лицо, но она даже не улыбалась. Выдохнув, Саймон обвел кончиком языка мягкий контур ее губ.

— Не выебывайся, детка. Просто скажи. Иначе я сделаю тебе больно…

Но Майя всерьез опасалась, что не убери он руку, ей станет очень приятно уже совсем скоро.

— Чего ты больше хочешь? Заставить меня подчиняться или причинить мне боль?

— Это одно и то же. Выбери сама и не еби мне мозги.

— А если я хочу и того, и другого? И полирнуть остатками виски?

Усмехнувшись, Саймон убрал руку из опасно-приятной зоны, прихватывая Майю за шею, вдавливая ногти глубоко в тонкую светлую кожу.

— Тогда попроси Симме отодрать тебя на полу, шлюшка.

Она чувствовала, как он заводится, понимала, что заводится она сама.

— Пожалуйста, Симме…

Коротким, но уверенным движением он спихнул ее с дивана, давая знак, что игра началась. Приложившись локтем, Майя попыталась отползти, но Хеллстрем поймал ее за босую ступню.

— Не так быстро, королевна, — и девушка послушно замерла на месте как насекомое, неудачно упавшее на спину. Оттолкнув в сторону катающийся на колесиках столик, Саймон принялся расстегивать ремень джинсов, кривя губы в знакомой ухмылке. На этот раз он сверкал проработанным контуром нижнего пресса, поскольку трусов на нем не было. — Хотя… Быстро я тоже очень люблю.

Уже через мгновение достаточно грубо перевернутая им на живот Майя могла только вцепиться пальцами в короткий ворс ковра, проверяя на прочность собственные ногти, и позволяя Саймону рывком обнажить ее до колен.

Чувствуя, как он наваливается сзади, распластывая ее, не давая даже вдохнуть полной грудью, притирая этой самой грудью о пол. Она понятия не имела, каких усилий ему стоил хоть какой-то баланс: в момент, когда он вошел, пиковое возбуждение смешалось с болью, сузив восприятие Майи до слабо освещенного тоннеля. Его вес, резкие толчки его горячего поршня внутри и сама мысль о происходящем то и дело сбивали ее дыхание… Впервые за все время с тех пор, как она лишилась того, что принято называть невинностью, она стонала по-настоящему, без притворства. В который уж раз не узнавая звук собственного голоса, разбавленного шумным дыханием сверху. Каждый раз, когда он оказывался достаточно глубоко, вталкиваясь сверху и по косой вниз, ее лобок с силой вжимался в покрытый тонким ковром пол. Эта боль была незнакомой и почти огненной.

Не дать ей кончить было вполне предсказуемой частью его доктрины жестокости, но разочарование было таким горьким, будто ее лишили чего-то действительно важного. Чувствуя, как откатившийся в сторону Саймон почти издевательски водит гладкой головкой члена вдоль ее ягодицы, Майя была готова перевернуться на спину хотя бы затем, чтобы вцепиться в его улыбающуюся физиономию. Вместо этого она подтянула руку к лицу, закусывая кулак, чтобы не расплакаться. Напряжение в ее теле никуда не делось. Резкий щипок был почти что финальным аккордом к этой короткой и грустной пьесе.

Он научил ее летать только затем, чтобы жестоко вывернуть крылья?

— Эй… — его теплые твердые пальцы щекотно забрались под ее топ, поднимаясь вверх по узкой ложбинке позвоночника, заставляя кожу покрываться мурашками. — Майя?

Она даже не повернула голову, пытаясь успокоить свой гнев и не думать о гулкой пульсации крови там, внизу. Саймон среагировал мгновенно — перехватывая ее за талию и разворачивая, нависая сверху.

— Саймон, просто дай мне прийти в себя. И дай мне этот чертов вискарь… Если я его заслужила.

— Ты хотела жести или нет?

— Хотела.

— Жесть была?

— О да…

— Почему же я не слышу ни ноты ебаной благодарности в твоем голосе, м? — игнорируя ее явно плохое настроение, он пустил в ход уверенную ладонь, чуть сжимая левую грудь девушки, заставляя и без того напряженный сосок чувствительно тереться о его кожу. Он продолжал свои нехитрые манипуляции, пока не услышал, что ее дыхание снова стало неровным. — Детка… Ты заслужила не только вискарь. Расслабься, ладно?

— Я попробую, — выдохнула она, кусая губы.

— Закрой глаза.

— Что?

— Закрой. Мать. Твою. Так. Глаза. Пожалуйста…

Майя послушно смежила веки, даже не пытаясь угадывать, что он там еще придумал. Она не удивилась бы, если бы он продолжил начатое при помощи оставленной на столе бутылки. И даже почти приготовилась к этому, чувствуя, как Саймон стаскивает с нее штаны окончательно и снова забирается между ее ног. Но она буквально выпала в осадок, когда почувствовала касание его мягкого языка, заигрывающего с ее набухшим клитором. Убедиться в реальности этой своей догадки Майя не успела: оторвавшись от своей новой забавы, Хеллстрем предупредил ее глухим от возбуждения голосом.

— Смотреть я тебе не разрешал…

Широкие мягкие касания сменились изучающим любопытством острого кончика и увлекательным погружением. Она подсматривала за ним через ресницы ровно три секунды, почти мгновенно забыв о выражении превосходства на его лице.

Улетать так сладко и далеко ей не доводилось со времен юношеских экспериментов с собственным телом. Навыки Петера, время от времени проявлявшего интерес к оральному изучению ее женской сущности, наталкивали Майю исключительно на философские мысли. Подобные ухаживания она принимала, скорее, из благодарности к высокому порыву: это было то слишком мокро, то очень долго, и почти всегда — в достаточной степени нелепо.

Саймон с его напором дал фору своим предшественникам, подключив пальцы, о которых Майя почти мечтала. Она совершенно потеряла счет времени, становясь податливой, словно воск, кусая губы и надеясь, что когда ее накроет, она не задушит его, сжимая бедра.

Когда, наконец, накрыло — ей было хорошо и странно. Странно от мысли о том, что этот жесткий мужик умеет быть таким чутким, если захочет.

Не давая девушке прийти в себя, Хеллстрем осторожно поднял ее с пола, укладывая на диван и почти заботливо накрывая пледом. Выключил свет и приглушил телик почти до шепота. Предательская слабость рассыпалась отголосками дрожи по всему телу, когда Майя решилась открыть глаза, всматриваясь в комнату, незнакомо залитую бледными отсветами от телеэкрана. Саймон стоял к ней спиной, демонстрируя россыпь родинок, разбросанных от поясницы вверх, до самых драконьих крыльев: она не столько видела их, сколько помнила. Будто почувствовав взгляд, он обернулся, прихватывая со стола бутылку и явно собираясь лечь рядом.

Она подвинулась молча, вжимаясь в мягкую диванную спинку, но он тут же завладел ее телом: передав виски ей, Саймон забрался к Майе под плед, забрасывая ее колено к себе на бедро. Дождавшись, пока она сделает свой долгий глоток, он прижался губами к ее губам, размыкая их в поцелуе, вталкивая в ее рот гладкий кусочек льда и тут же отбирая бутылку снова. Оценив количество недопитого виски, Хеллстрем поставил бутылку на пол, рискуя свалиться, но Майя не позволила этому случиться, обхватывая его через всю немаленькую расписную грудь.

— Спасибо, — коротко отозвался он. Вместо ответа девушка в который уж раз прихватила губами его проколотый сосок. Придвинувшись чуть ближе, он спрятал лицо в ее волосах, напряженно дыша некоторое время, прежде чем заговорить снова. — И… Не сердись.

— Нахлобучивает?

— Ага…

— Саймон, а оно того стоит?

Он фыркнул. Даже не видя его лица, она понимала, что он улыбается.

— Тебе же нравится этот ебливый придурок? Так с хуя ли такие вопросы, детка?

Вместо интонации «не зли меня» она отчетливо слышала усталость. А еще она понимала, что сегодня он снимается только для того, чтобы не умереть. И чтобы снова вмазаться завтра.

— Нравится?! Да он просто охуенный, этот придурок, — сказала она, прекрасно осознавая, насколько это правда. — А еще… У тебя самые длинные ресницы в мире, Симме.

Он рассмеялся, стискивая ее в объятиях до хруста.

— Ты первая девчонка в моей жизни, для которой это поимело значение. Толкни меня через часок, окей? И мы выпьем еще…

Диван был явно слишком узким, чтобы спать на нем вдвоем. Но в данный момент это абсолютно никому не мешало.