Замок Альбедо

Стелла Фракта

В разгар гоночного сезона на механика чемпионской команды совершено нападение, впереди – Гран-при на японской трассе. Механик – агент британской разведки под прикрытием, его заклятый враг – русский шпион, вернувшийся с того света, чтобы отомстить. Сила мечты, технологии будущего автомобильных корпораций, алхимики, Поэты и лжецы встретятся вновь, чтобы сыграть в опасную тайную Игру – на виду у всего мира.Второй этап великого делания, альбедо, продолжение романа «Невероятный шпионский детектив».

8. Царь зверей

[Япония, Токио, Тюо]

Странный сон приснился Ричарду в ночь с четверга на пятницу, но смысл его он понял только в воскресенье.

Он, действительно, когда-то жил под личностью Рихарда Вайса, на миссии под названием Станция, работая в Министерстве иностранных дел Германии, и его напарницей — и, по роли, женой — была агент Роуз Вайс. На Станцию они прибыли четыре года назад, автомобильная вечеринка была спустя полтора года после начала операции… Еще спустя полтора года Ричарду и Роуз пришлось бежать из Берлина, заметая следы, они чуть не провалили миссию — и еле предотвратили катастрофу — потому что их разоблачили.

Год назад Роуз Вайс, которая уже на тот момент работала в контрразведке и занималась внутренними расследованиями, искала крота. Про хитроумный замысел, по которому было подстроено, что Ричард и есть крот, Ричард лишний раз не любил вспоминать… Год назад во время облавы Александра застрелила Роуз Вайс, когда они бежали из Москвы в Лондон — потому что иного выхода у них не было.

Женщина с розовыми волосами из сна была Александрой, мужчина с эспаньолкой — их общим другом Кристофером, бывшим агентом Цирка, инсценировавшим собственную смерть, чтобы уйти от разведки и начать собственное дело. Почему вдруг воображение Ричарда решило поместить их в декорации Станции, у него не было ни малейшего представления — до момента, как он включил телевизор в номере отеля.

За эти дни ничего не происходило. Он искал знаки, ломал голову над тем, кому было выгодно его запугивать, и какую реакцию от него ждали — но так и не делал ход.

Ричард терпеть не мог прятать голову в песок или залегать на дно — но пока что время в отеле походило на попытку спрятаться от проблемы.

Дарио докладывал ему события с паддока, Ричард следил за новостями и смотрел трансляции свободных заездов и квалификации по местному телевидению. Сейчас на канале Фудзи с прямого эфира вещали представители корпорации Нонода, поставляющей силовые установки для гоночных автомобилей Ротештира, по обыкновению расписывая чудесные перспективы технологий будущего, ставших реальностью уже сейчас. Президент и глава центра Мастерства инновационных исследований отвечали на вопросы про новые стандарты силовых установок для Формулы-1 по регламенту, который по решению Международной автомобильной федерации вступит в силу через три года.

Нонода отказалась от содержания собственной команды — но активно участвовала в гоночной жизни с помощью разрабатываемых технологий. Отношения Ротештира и Ноноды были партнерскими, они объединили усилия и поделили поле деятельности, пусть и в пересекающихся сферах они, несомненно, были конкурентами.

На завтра, на следующий день после гонки, для команды Ротештир была запланирована экскурсия в штаб-квартиру Ноноды в Минато, район Токийских небоскребов — где директора в очередной раз пожмут друг другу руки, а сотрудников будут развлекать — делая из этого развлечение.

Ричард ел рамен из пластиковой миски, сидя на кровати, Александра в ванной сушила волосы феном. Они уже успели сходить в сады Хамарикю в трех четвертях часа ходьбы — добираясь туда на такси — и забрать по пути обратно еду навынос.

Начало гонки было в два часа дня по местному времени, презентация Ноноды подходила к концу. Автомобильная корпорация представляла достижения не только машиностроения, но и искусственного интеллекта, на базе своих внутренних проектов для мониторинга, анализа и ассистирования. Юсукэ Кума, глава подразделения Мастерства инновационных исследований в Центре исследований и разработок, рассказывал и о проектах акселератора на базе исследовательского института Ноноды в Кремниевой долине, и о проприетарных разработках, системе «Совместная Разведка», нейронной сети, самообучающейся на поведении пользователя, название которой резало слух.

— Забавно, — хмыкнула Александра, Ричард поднял на нее взгляд от миски с раменом. — Год назад какой-то студент продал им свою разработку искусственного интеллекта — которую делал на деньги Имперского колледжа Лондона. Отличный ход: использовать репутацию государственного учреждения, чтобы развивать собственный стартап, который привлекает внимание прогрессивностью — прямо как прототип Д'Анджело.

Джузеппе Д'Анджело был персонажем из книги «Кошки не пьют вино» — детективного романа об убийстве на итальянских виноградниках — принесшего Александре популярность. Талантливый стратег и бизнесмен, создавший свою империю Бароло, возродив старинные легенды о вине крови королей и алхимии… Ричард знал эту историю, он помнил того, на ком основан вымышленный герой — и лишь покачал головой.

–…популяризацией науки. Как говорил Генри Форд, что бы мы ни предпринимали, всегда была и будет пропасть между массовым потребителем и создателем инновации, — рассказывал с трибуны Кума. — Как была и будет извечная борьба между классами, каждый представитель которых мнит себя носителем истинной мудрости — научной, интеллектуальной или народной — и будет стремиться сохранить элитарность и узость собственного круга, не принимать изменения, вступающие в силу в новом веке технологий.

— Вообще-то это говорил Гедеон Рихтер, — с набитым ртом произнес Ричард, возражая.

Александра усмехнулась, скрестив руки на груди.

— Но это не мешает нам двигать идеи вперед и заниматься просветительской деятельностью, размывая границы, делая невозможное возможным, — продолжал спикер. — В этом миссия любого деятеля — переступать черту, перетаскивать на противоположную сторону ценное, являть его миру и делиться им. Я тоже когда-то не понимал смысл популяризации науки — считая, что так науку обесценивают, показывают ее, якобы, простоту — так, словно каждый может запустить ракету в космос и совершить открытие. Но правда в том, что запускать ракеты и совершать открытия обычному человеку мешает лишь узость мышления — в убеждении, что между классами есть какая-то разница.

— Вообще-то, — протянула Александра. — Это сказал не Форд и не Рихтер.

— М-м?

Юсукэ Кума был худым и высоким японцем средних лет — из тех, по которым невозможно понять истинный возраст, — он хорошо говорил по-английски — пусть и с типичной японской артикуляцией, он прекрасно держался на сцене. Под его началом прошли десятилетия развития инновационных технологий Ноноды, пару лет назад он попал в серьезную автокатастрофу и пережил долгую реабилитацию — чтобы позже вернуться в строй с новыми силами.

— Это сказал мой Грандмастер Рублев — и я даже помню, что это было на его кухне, за чаепитием с его партроном Германом, — объяснила Александра. — И они обсуждали его аспиранта, который ненавидел популяризаторов науки — которые обесценивают деятельность ученых, показывая их работу, словно это кусок пирога. И смысл цитаты был не в закономерности разделения на классы, а в невежестве обеих сторон спора.

Рука, держащая лапшу палочками, замерла над миской, лапша соскользнула обратно в бульон. То, что цитата принадлежала Рихтеру, венгерскому фармацевту, Ричард помнил из речи Бера, с которым он столкнулся на Станции. На той самой автомобильной вечеринке — когда Ричард познакомился с ним — он как раз рассказывал то же самое, что сейчас с трибуны вещал Кума. Единственным отличием был язык — Бер говорил по-немецки, а японец с экрана телевизора — по-английски.

— Они могли цитировать Рихтера, — отозвался Ричард.

— Исключено.

— Рихтер и Форд могли быть знакомы с Рублевым и его партроном?

— Возможно.

— Опять алхимики, — вздохнул Ричард.

Для Поэтов, алхимиков, не существовало понятий ни пространства, ни времени, Поэты и алхимики знали друг друга даже сквозь века, общались друг с другом через творчество — передавая из поколения в поколение знания и опыт. Форд и Рихтер были современниками, Рублев — следующим поколением, за ним — Александра и Ричард.

Партроны — партнеры и патроны — были напарниками на пути великого делания, совместные творения меняли реальность. Ричард уже не удивлялся, что все алхимики между собой связаны — и что через своего партрона Кристофера он был связан с бывшим партроном Кристофера, через знакомства с другими Поэтами он может общаться и с Данте, и с Мильтоном, и с Ричардом III, и с Гете…

Случайно ли Бер процитировал тогда слова Поэта — или Бер мог быть алхимиком? От этой мысли Ричарду стало не по себе. Воспоминания о Морице Бере были неприятными — потому что Бер стал для него кем-то вроде личного врага.

Эту проклятую Станцию он, видимо, еще нескоро забудет.

— Ну вот, — в наигранном недовольстве сказала Александра. — Теперь я не успокоюсь, пока не вспомню, как звали этого аспиранта… Мне даже интересно. Потому что он тоже к этому причастен — он был одним из талантливых учеников Рублева и Германа.

Ричард поставил миску на прикроватную тумбочку, он задумался. Мысленно он переместился в прошлое, в Берлин, в отдел инфраструктуры Департамента Азии и Тихого Океана Министерства иностранных дел Германии.

Работа агента под прикрытием в чужой стране — роль, которую следует играть двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, неопределенный срок, пока не будет иных указаний от руководства. Шпионаж, политический, промышленный — деятельность, наказуемая пытками и смертью: если не от карательной силы противника, то от руки своих же коллег — если вдруг вытащить из страны разведчика не получается.

Ричард и Роуз жили в Берлине под чужими именами, изображая семейную пару — Рихарда и Роуз Вайс. Они добывали и с нужной периодичностью передавали информацию о деятельности министерства в Секретную Разведывательную Службу Великобритании. Их позиции не привлекали внимание, во внутренней системе многие разделы для них были закрыты, но они находились в эпицентре событий, в политическом муравейнике, на пересечении путей сообщения.

Агенты Вайс были связующим звеном между иностранными послами и политическими деятелями, ключевыми фигурами мирового масштаба — даже если послы, деятели и фигуры об этом не знали. Вопросы, касаемые других стран — рассматриваемых в контексте внешних взаимодействий Германии, — интересовали британскую разведку больше, чем дела отдельно взятого государства. Слухи и секреты, подслушанные и проговоренные на ночных сборищах дипломатов и их приятелей под кайфом, были еще полезнее.

Искушений было много. Ричард когда-то полагал, что его отправили на Станцию, потому что он подходит под описание молодого дипломата-немца в счастливом браке с коллегой-немкой, что он имеет необходимые знания и навыки, что он ответственный, неподкупный и надежный… Оказалось, что он просто был хорош собой и должен был стать тем, кто окунается на дно, в развратный мир Берлинских увеселительных заведений, в то время как Роуз Вайс больше играет на поверхности.

У них был хороший тандем, Ричард был рад, что он на задании именно с Вайс. Она была холодна и требовательна, она никогда не ошибалась и, как и Ричард, уважала субординацию и рабочую этику.

Они полтора года спали в разных комнатах и целовались только тогда, когда этого требовали обстоятельства. Ричард помнил лишь один раз, когда он видел Вайс в белье, и то это была постановочная сцена — когда они только устроились в Министерство иностранных дел, и ему следовало зайти к Вайс в кабинет — в юридическом отделе, — чтобы раз и навсегда произвести на всех впечатление похотливого самца.

Их должны были застукать — и бюстгальтер у Вайс был белый, на косточках, но без кружев. Трусы, судя по всему, тоже были без кружев — потому что на ощупь они были незаметны под брюками.

О том, чтобы намеренно подкатывать шары к агенту Вайс, Ричард даже не думал — потому что ему всегда было куда присунуть член, даже когда он сам этого не хотел.

Во время Станции он часто, пусть и мысленно, проклинал свою участь секс-машины, куклы на витрине, которая крутит задницей и всегда привлекает внимание. У него была внешность широкоплечего плохиша-актера, ему шли синие и черные рубашки, небритым и с грязной головой его считали еще более привлекательным, чем причесанным офисным модником.

И в задницу, как заметила Александра в его сне, ему тоже нередко хотели что-нибудь засунуть.

Вайс представила его Беру на той вечеринке, Бер имел большой круг знакомых, Ричард счел связи Бера ценными — и дал Беру понять, что сам может быть ценным… Какое-то время находясь рядом с немецким меценатом, они, как охотничьи псы, приносили свежие трюфели в Цирк.

Потом они выяснили, что Бер — не только филантроп и лидер мнений, соучредитель фармацевтической корпорации, но и русский шпион.

Сливать через Бера ложные сведения напрямик в русскую разведку они считали гениальной идеей. Полгода они забавлялись, радуя Цирк ощущением вседозволенности и всевластия — пока Бер не понял, что к чему.

Он был настоящим профессионалом, он бы не оставил им шанса — если бы не чистая случайность, позволившая им уйти. Они заплатили высокую цену — и не смогли спасти своих людей, еще двоих агентов под прикрытием…

Ричарду пришлось их убить — потому что если бы до них добрался Бер, миссия была бы провалена. У них бы не получилось вывезти всех единовременно — и замести следы.

Мориц Бер был таким же, как они, даже сильнее — просто у него был другой хозяин. Ричард лишь год назад понял причину бешенства Бера, который вмиг потерял все — из-за двоих британских шпионов, вставших у него на пути, сломавших годами работавшие, отлаженные механизмы.

Бер строил свою империю с умом — но на обеспечении русской разведки, которая вмиг лишила бы его и статуса, и жизни — за ошибку. Как сложилась его судьба дальше, Ричард не знал — и не хотел знать…

— Вот, нашла! — воскликнула Александра, показывая Ричарду экран телефона, и его резко вытолкнуло обратно из водоворота воспоминаний. — «Слово как инструмент музыкального самовыражения Германа Гессе», — зачитала она. — Статья бог знает какого лохматого года, кандидат филологических наук Вадим Рублев, соавтором идет Борис Медведев, Московский государственный университет, кафедра теоретической и прикладной лингвистики.

Он даже не заметил, как она села рядом на кровать, не знал, как долго искала информацию об аспиранте… По телевидению уже показывали, как начался предстартовый отсчет, все, за исключением представителей команд и механиков покинули стартовую решетку, погасла одна пара красных сигналов.

— Медведев… и Кума на японском тоже медведь, — хмыкнула Александра. — Русский царь зверей.

Ричард уставился на нее, словно увидел привидение.

Бер — тоже медведь.