Замок Альбедо

Стелла Фракта

В разгар гоночного сезона на механика чемпионской команды совершено нападение, впереди – Гран-при на японской трассе. Механик – агент британской разведки под прикрытием, его заклятый враг – русский шпион, вернувшийся с того света, чтобы отомстить. Сила мечты, технологии будущего автомобильных корпораций, алхимики, Поэты и лжецы встретятся вновь, чтобы сыграть в опасную тайную Игру – на виду у всего мира.Второй этап великого делания, альбедо, продолжение романа «Невероятный шпионский детектив».

3. Мертвец

[Сингапур, Сингапур, Чанги][Сингапур, Сингапур, Кент-Ридж]

Двумя днями ранее утром в Сингапурском аэропорту Чанги был переполох — но не только потому что легендарная гоночная команда Ротештир, чемпионы Формулы-1, покидали страну после Гран-при на городской трассе Марина Бей.

Пилоты, инженеры, механики, менеджеры и другие участники звездного состава группой пересекали оживленный зал, направляясь к стойке регистрации. На них обращали внимания не только фанаты, кричавшие прощальные поздравления, но и остальные пассажиры — потому что организованная толпа в отличительных брендированных костюмах двигалась как единый организм.

Механик Ричард Бейтман, широкоплечий и высокий — больше шести футов ростом, — шагал вместе со всеми, голубые глаза смотрели в пол, на голове была кепка, торс облегала фирменная куртка, в руках — сумка. Он перебрасывался редкими фразами с коллегами, утренний перелет после напряженного уик-энда — с всего лишь одним выходным днем понедельника, в который обычно все отсыпаются, — был обыкновенной рутиной. Он накануне побрился и теперь выглядел моложе, с непривычки кожу щек и подбородка саднило.

На повороте, в переходе между залами, толпа разделилась — часть Быков отстала, обходя ряды стульев зала ожидания, растягиваясь в колонну. Навстречу двигалась другая вереница лиц, смешивающихся за месяцы путешествий в калейдоскоп, Ричард на автоматизме лавировал между телами, почти никогда не поднимал взгляда от блестящей поверхности пола, ориентировался по пяткам и спинам коллег.

Вдруг некто из идущей навстречу толпы резко двинулся в его сторону, Ричард мгновенно отпрянул, тело отреагировало быстрее разума — однако незнакомец не только не сменил траекторию, но и врезался в него, хватая одной рукой за правое плечо, а другой упираясь ему в левый бок.

То, что Ричард выставил вперед левую руку, согнутую в локте, отталкивая незнакомца — в такой же куртке и кепке, как у него, — не спасло от удара лезвием в левое подреберье. Как нож вошел в плоть, Ричард почувствовал мгновенно — и это было смесью резкой боли и изумления — как если бы он был воздушным шариком, который проткнули иголкой.

У незнакомца были светлые брови и светло-карие глаза, он был среднего роста, лицо почти ничем не примечательное, от него пахло потом и средством для стирки из прачечных.

— Ты мертвец, Ричард Норт, — сказал он глухим голосом, по-английски, но с восточно-европейским акцентом.

Прошла всего пара секунд — но они показались вечностью свободного падения. В следующее мгновение незнакомец уже растворился в толпе, Ричард глядел ему вслед, сердце громко бухало в горле, кровь шумела в ушах, вторя какофонии звуков аэропорта.

— Эй, ты чего? — окликнул кто-то его, звук был у уха, но Ричард не сразу обернулся.

Левый бок странно пульсировал, как будто на него лили из крана горячую воду — или как будто он сам был краном с горячей водой. Ричард, наконец, осознал, что произошло. Он попытался зажать рану ладонью, но зал начал качаться перед глазами, рука почему-то не слушалась, сил не хватало даже чтобы держать ее на уровне живота.

— Ричард!

На задворках сознания Ричард понимал, что ранен, но наблюдал будто от третьего лица, как Дарио Фишер, его коллега под прикрытием, работающий радиоинженером в команде Ротештир, пытается докричаться до него, стоящего на коленях в зале Сингапурского аэропорта, а Ричард, в свою очередь, заваливается на бок — и Фишеру не хватает сноровки его удержать.

Фишер снял свою куртку и придавливал рану, пытаясь остановить хлеставшую кровь, вокруг собралась толпа соглядатаев, снимающих на камеру происшествие. То, как менеджеры были в ужасе, и то, как прибыла бригада скорой помощи, Ричард не застал — он отключился.

Сингапурский госпиталь — Госпиталь Национального Института — он помнил плохо, он пришел в себя после операции, когда уже перестала действовать анестезия. Ощущения были как во время жесткого похмелья и одновременного кишечного отравления — когда голова гудит, а весь живот горит и распирает изнутри. Самые паршивые похмелья у Ричарда были в Берлине, во время миссии Станция, суровейшее отравление в своей жизни он получил в период задания в Индонезии, работая на медицинском катере фельдшером.

Ричард видел сидящего рядом на стуле Фишера, он зажмурился, надеясь, что тот — всего лишь видение — но это не помогло. Ричард жалел, что во время бессознательного состояния он не видел ни видений, ни снов… Мысли, растущие в количестве в экспоненциальной прогрессии, уже начали разрывать черепную коробку изнутри.

Ему нужно было понять, кто его ранил, и что теперь делать.

Ричард открыл рот — но вместо слов изо рта вырвался лишь невнятный хрип.

— Сейчас среда, четыре часа утра, ты в Сингапуре, и ты выглядишь дерьмово, — сказал Дарио.

Ричард скосил глаза в сторону широкого окна в пол, выходящего на Кент Ридж Парк, на панораму предрассветного города, окинул взглядом просторную, комфортабельную палату… Ротештир постарался позаботиться о нем — и оставалось только гадать, как происшествие скажется на дальнейших событиях — в том числе и гоночного мира.

Незнакомец был в брендированной одежде, все выглядело как атака на команду, пусть и Ричард знал, что Быки не имели никакого отношения к покушению.

Это было предупреждением — а не попыткой его убить. Если бы незнакомец хотел его прикончить, он бы вогнал нож в другое место — чтобы наверняка… Он назвал его Ричардом Нортом, Ричарда Норта знали только те, кто участвовал в миссии с Поэтами — кто знал его, как британского театрального актера… и кто знал Александру.

От этой мысли Ричард похолодел. Он вновь открыл рот и хотел попросить телефон, он хотел тотчас позвонить, предупредить, услышать голос…

— Все улетели в Нагою, я еле уговорил их позволить мне остаться — и пообещал, что буду в Судзуке к четвергу. Меня уволят, если я их подведу.

Ричард хотел сказать, что ему стоит бояться наказания от Цирка, если он подведет разведку, но язык не слушался.

— Телефон, — наконец, выдавил он.

Дарио не стал ничего спрашивать, он тотчас встал с места и подал ему телефон, лежавший рядом с бумажником и документами на прикроватном столике.

Рука, оторвавшаяся от постели рядом с деревянным телом, была словно чужая. Он смотрел на темный экран и думал.

— И одежду.

— Сбежать решил? — хохотнул Фишер.

Он стоял рядом с кушеткой и улыбался — но недолго. Несколько мгновений спустя он уже лез в сумку Ричарда, чтобы достать оттуда чистые вещи — без опознавательных знаков Ротештира. Ричард в это время не шевелился и смотрел в одну точку, по-прежнему сжимая в нетвердой руке телефон.

— Мне нужно сделать звонок. Жди меня снаружи, — сказал Ричард.

Дарио не задавал вопросов, он вышел, состроив рожу, Ричард вновь провалился в мысли, даже не заметив, как тот покинул палату.

Если он позвонит Александре и предупредит ее, что за ней следят — или намереваются ей навредить — он вынудит ее действовать самостоятельно. Он был уверен, что сейчас она в порядке — но не был уверен в будущем. Интуиция все еще была под действием анестезии, Ричард не мог долго держать фокус, он не чувствовал тело, не понимал, боится он, или его просто тошнит…

Если она сбежит из Москвы, ее тотчас найдут — если она, конечно, не воспользуется частным самолетом… Ричард не хотел, чтобы она обращалась за помощью к своему приятелю МакКеллену, английскому историку, в прошлом разыгравшему отменный спектакль с агентами Цирка в главных ролях — у которого был и частный самолет, и пара-тройка трюков для исчезновения.

Они справятся сами — и настало время воспользоваться своим служебным положением, чтобы хотя бы раз в жизни сделать что-нибудь для себя.

Ричард сел на кровати, не с первой попытки спустив босые ноги на пол, он набрал номер — выделенной линии зашифрованного канала — Фэлкону, шефу Секретной Разведывательной Службы. Совершать подобный звонок он мог только в экстренном случае.

Он доложил обстановку и объяснил произошедшее — заявив, что для сохранения обеих миссий — Быков и Поэтов — ему требуется забрать Александру Штерн из Москвы в Токио, куда на следующей неделе после Гран-при на трассе Судзука — на которое он, очевидно, уже не попадет — прибудет вся команда Ротештир. Сделать это он должен лично, чтобы не привлекать других агентов и не вызывать подозрение — а как объяснить это Штерн, он сообразит. Фишера ему было велено взять с собой — и самостоятельно разобраться, как организовать отсутствие радиоинженера на паддоке во время подготовки команды к уик-энду.

Ричард понял, что Дарио Фишера отдали ему, чтобы тот быстрее всему учился… Решение посвящать ли Фишера в миссию с Поэтами оставили на усмотрение Ричарда — потому что, в случае чего, отвечать он будет своей же собственной головой.

Он заявил Цирку, что ранение пустяковое, он свободно передвигается по палате и никакой угрозы нет; директора команды Кристиана он поблагодарил и заверил, что не будет давать никаких комментариев ни прессе, ни кому-либо еще; главному механику Филу он написал, что пропустит уик-энд и не рискнет подводить команду с дырой в боку, даже если сбежит из палаты смотреть на Сингапур — не только из панорамного окна; остальным коллегам, спрашивающим о его самочувствии, он отвечал, что жив и скоро будет в строю. Объяснение тому, что Дарио Фишер остался в госпитале, нашлось быстро: своих команда не бросает.

Ричард с трудом надел джинсы, с ботинками было еще сложнее… Он стоял напротив окна и смотрел на усыпанный огнями город, на футуристические джунгли, но видел совершенно другое.

Он не сможет ей позвонить… Он так долго скрывал от себя самого, что у него не получается — строить заново, этот замок альбедо из белого мрамора, для себя, для них двоих. Еще в начале года он был преисполнен энтузиазма, надежды, он был уверен, что справится — и что теперь ничто не сможет им помешать быть вместе, никакие службы разведки, никакие лже-алхимики и лже-поэты, никакая сила — порядка, хаоса, зла, добра.

Теперь он вдруг начал сомневаться — что никакой он не Поэт, что все возвращается в прежнюю колею, когда он бегает по кругу, как дрессированный зверь, исполняя приказы, прыгает в горящие обручи… Его убьют — и он так ничего и не успеет; его убьют — а он даже не узнает, каково это — быть архитектором своей вселенной.

Он боялся, что с каждым днем промедления, с каждым днем расставания, они отдаляются друг от друга, а он отдаляется от себя же самого. Иногда ему казалось, что, наоборот, они связаны, как никогда раньше — и что он чувствует ее на расстоянии, даже без звонков — редких, спонтанных, когда у него есть возможность, когда у нее есть возможность…

Он часто воображал, что она рядом — что она все прекрасно знает, что он не один.

Не один. Так странно — он начал задумываться об одиночестве, только когда вдруг понял, как хорошо иметь единомышленника. Александра была не единственным человеком, по которому Ричард — к собственному изумлению — скучал.

Телефон в руке ожил, сообщение и отправитель были как нельзя кстати.

«Для строительства замка можешь взять с собой все, что тебе понадобится. Что не понадобится, оставь здесь». Вот он, знак свыше — даже если отправителем был человек, формально значащийся мертвым для британской разведки, а совпадение, при котором Ричарду стоило лишь о нем подумать — и тут же получить послание, — казалось невероятным.

— Дарио! — позвал он.

Фишер явился мгновенно, так, словно он стоял за дверью и только и ждал, когда его окликнут.

— Мы летим в Москву через два часа, отвлеки персонал, чтобы я покинул госпиталь. Встретимся внизу у входа.

Дарио кивнул и вышел из палаты, ни слова не говоря.

Он чем-то напомнил Ричарду его же самого — на все согласного, если это было сказано кем-то из руководства. Он был вынужден признать, что в определенных случаях этим нельзя не пользоваться.