Байесовская игра

Стелла Фракта

Успешный бизнесмен, филантроп и по совместительству русский шпион в Берлине попадает в водоворот экзистенционального кризиса среднего возраста. Голоса в голове, подозрительно сговорчивая помощница, алхимия и зов бытия… Все вдруг теряет смыслы, превращается в сумасшествие, бегство и погоню, игру с природой, и ответы следует искать в собственном прошлом, в другой жизни.Философская остросюжетная драма о том, что можно вернуться, продолжение романа «Замок Альбедо» о поэтах и лжецах.

8. Контракт

[Германия, Берлин, Митте][Германия, Берлин, Фридрихсвердер][Германия, Берлин, Сименсштадт]

Я отвез Норберту все свои пиджаки и образцы срезов ножниц. Я чувствовал себя полным идиотом, пытающимся собрать компромат на себя же самого — а не чтобы исключить лишние улики.

На одном из бумажных квадратов были частицы ткани кармана оставленного мной пиджака. Я думал, Норберт шутит… Я был уверен, что в кармане листок никогда не бывал без пакета.

Я жалел, что не пометил каждый — и теперь не было никакого представления, чем один квадрат отличается от другого, в какой очередности они появлялись.

На обратном пути — уже ближе к одиннадцати вечера — я, будто бы случайно, пошел ужинать в стейк-хаус неподалеку от Министерства иностранных дел, чтобы, будто бы случайно, заметить за соседним столиком двух дипломатов.

Томас Науман, начальник юридического отдела, уничтожал двойную порцию картофеля фри и усмехался, слушая Маркуса Штойбера, руководителя отдела переводов. Тот, откинувшись назад, положив локоть на спинку соседнего стула, рассказывал, как они с женой отдыхали на Ибице, щеки у него были с красными пятнами румянца от вина.

— Герр Бер! — окликнул Штойбер меня. — Тебе не скучно ужинать в одиночестве?

В одиночестве мне никогда не было скучно.

— Если вы будете говорить о работе, я отсяду подальше от вас, — ответил я.

Но я уже поднимался с места и кивнул официанту, подавая знак, что я присоединюсь к другому столику.

— Даже зубоскальство это работа, — отозвался Науман.

Я сел с торца стола — чтобы видеть их рожи и чтобы мешать официанту проходить мимо меня.

— Я как раз рассказывал, как моя жена достала всех своими ядовитыми шутками так, что даже массажистка от нее сбежала. Я завидую тебе, Мориц, ты не женат, тебе никто дома не мозолит глаза.

Чаще меня спрашивают, как я живу, если меня дома никто не ждет, а я отвечаю, что когда этого захочу, я заведу собаку.

— У тебя огромный дом с пятнадцатью комнатами, — возразил я.

— Семнадцатью.

— Тебе есть куда спрятаться.

— Все проще, — хмыкнул Науман. — Есть вторая квартира.

— В которой ты тоже не бываешь, — покачал головой я. — Не нойте, у вас есть на кого оформлять имущество и бизнесы.

— Я для этого заставил жену родить ребенка. Инвестиции в будущее.

— Сколько ему?

— Семь… восемь… или десять, — Штойбер расхохотался. — Я не помню, сколько мне лет, а ты такие вопросы задаешь.

Штойберу было сорок восемь, его сыну было десять. Я помнил все и обо всех.

— Моему пятнадцать, и он не собирается поступать в университет после окончания школы. Ведет какой-то блог и жалуется, как его права ущемляют.

— Пусть самовыражается, — пожал плечами я.

— Он тупой. Я все время жду, когда он вляпается в какую-нибудь историю.

— Весь в тебя.

— Весь в мать.

— Ты один никогда не жалуешься, — Штойбер повернулся ко мне. — Счастливчик?

— Мне просто нечего рассказывать.

— У него все по контракту, — Науман отпил пива из бокала и вытер рот салфеткой. — За закрытыми дверями.

— Ты даже никого публично не выгуливаешь, — добавил Штойбер.

Я усмехнулся.

— Я же не дипломат.

— Выкрутился.

— Я не та особь, которая должна гнездиться и плодиться.

Пока официант подавал бутылку шпетбургундера, министерские дипломаты наблюдали, как презентуют, откупоривают и наливают в бокал вино — на пробу.

В компаниях, подобных им, никто всерьез не высмеивал чужие пристрастия — потому что у каждого были специфические способы снять напряжение. Я не делился подробностями личной жизни, потому что у меня ее уже много лет не было, а когда была, она укладывалась в рамки договоренностей. Сессия, сценарий, два человека, которые понимают, что они делают — за закрытыми дверями.

От того, что у меня не было партнерши, я вовсе не переживал — и тем более не планировал никого выгуливать для вида.

Я пробовал — правда, давно. Я ходил на свидания, это было забавно — но на это нужно выделять время и ко всему подходить вдумчиво. Люди не привыкли думать…

Когда Штойбер и Науман выпили всю бутылку, а я уже заканчивал с блюдом, в кармане коротким сигналом ожил телефон.

В сообщении Норберт утверждал, что все квадраты побывали в моих пиджаках — которые я для удобства пронумеровал — и были отрезаны канцелярскими ножницами с моего рабочего стола в кабинете.

Выглядело так, словно я каждый день отрезал кусок бумаги, засовывал в карман рабочего костюма, потом клал себе на стол на видное место.

После ужина я поехал не домой, а в офис — чтобы перерыть все в кабинете и найти бумагу, если она там есть… Я был настолько взбудоражен, что не мог дождаться утра.

Офис был безжизненной декорацией фильма ужасов или видеоигры-квеста, где из-под стола может вылезти зомби, а красные диоды пожарной сигнализации в коридорах похожи на красные светящиеся в темноте глаза.

Я вытаскивал каждый ящик и лез в каждый шкаф; урны проверять было бесполезно, но я на всякий случай даже заглянул под стол, надеясь найти обрезки бумаги, ускользнувшие от пылесоса. Если бы я не был таким уставшим, я бы разбросал вещи и устроил беспорядок — потому что от досады мне хотелось расшвырять все и перевернуть кабинет вверх дном.

Я спятил. Я не мог сделать это сам и не мог забыть об этом. Я спятил. Если я поверю в это, я точно спятил.

Я уснул прямо за столом уже на рассвете, уткнувшись лицом в сложенные на столешнице руки, меня разбудила уборщица и звук включаемого в розетку пылесоса.