Виноградники в цвете

Соня Орешниковая, 2023

У Эльги есть все. Квартира, машина, любимая работа, вот только в личной жизни постоянно происходит чехарда. То одно, то другое, Эльга так запуталась, что сама уже не знает, чего хочет. Тем более, ее подруги (обе психологи, а одна из них еще на картах гадает) хотят дать ей верные советы, да только еще больше усугубляют ситуацию. Так что же произошло у Эльги в прошлом? Комментарий Редакции: Этот драматичный любовный роман с красивым, звучным названием дает ответы на самые разные внутренние вопросы. Осталось лишь отыскать в себе смелость задать их собственному «Я»!

Глава 8

Я проснулась утром от звонка будильника. Открыла глаза. Что за чертовщина?.. Играет тихо музыка… включен на стене ночник… А рядом со мной на диване спит Максим Севастьянов. В одних джинсах. Без рубашки. Сначала я полюбовалась его телом. Конечно, в двадцать лет сложно быть некрасивым… Но и далеко не каждый в двадцать лет выглядит так, как Максим… Потом подумала: а где же его рубашка? Я вчера отправила его домой и легла спать. Все. Что же произошло потом?

Тут будильник зазвонил снова, Севастьянов вздрогнул, открыл глаза. Его зрачок постепенно сфокусировался на мне. Могу поспорить, что он удивился не меньше меня, честное слово! Севастьянов спрыгнул с дивана, перескочив через меня, как через спортивного козла.

— Эльга Сергеевна! Не подумайте ничего дурного! Вы вчера были в таком состоянии, я в этом виноват, задавал вам такие вопросы и, когда я ушел, постоял около двери и послушал… послушал, когда вы закроете дверь. А вы все не закрывали… и в квартире была тишина. Ну, как я мог вас оставить одну, за незапертой дверью? Я зашел, чтобы попросить вас закрыть за мной дверь… а вы спали… и… еще сказали, во сне, сказали… — Севастьянов смутился.

— Ну? Что я сказала?

— Сказали: «Станция Александровский сад. Просьба освободить вагоны». И я решил остаться.

Я вздрогнула. Тряхнула головой, отгоняя видение. Севастьянов развел руками.

— Я закрыл дверь. И остался. Я починил все книги, пока вы спали. Вот только когда книг не осталось, я очень спать захотел. В другую комнату идти не решился. Мало ли, что там. Вы меня туда не приглашали, дверь закрыта. Я попробовал спать, сидя в кресле, но, простите бога ради, у меня плечо это проклятое болит, если долго сидеть в неудобном положении… ну, вот я и прилег рядом… простите, пожалуйста.

— А рубашка? — ошарашено спросила я.

— Немного запачкал ее в клею. Отстирал и в ванной повесил просушиться.

Я рассмеялась. Я смеялась долго. Никогда еще мое утро не начиналось так непредсказуемо и… черт возьми, весело. Целый пердюмонокль! Юный «нелюбовник» в моей кровати, утром, без рубашки… О, а ведь скоро должен приехать Петраков, чтобы отвезти меня на работу. И что он подумает, увидев такую дивную картину? Я, конечно, все объясню, разъясню, но… Я бы тоже, увидев у Петракова утром в постели девушку в одном нижнем белье, что бы подумала, а? Вот то-то и оно!

Когда я успокоилась, Севастьянов стоял, вытянувшись в струнку, у дивана, уже в высохшей рубашке, с ключами от машины в руке. Я осмотрела комнату. На полу — ровные стопки книг, аккуратно перетянутые веревками. Севастьянов, и в самом деле, все починил, пока я спала. А книг было много. Значит, он не врал, что прилег ко мне под бочок лишь утром.

— Вот что, Максим, — сказала я, улыбаясь. — Что случилось, то случилось, и вряд ли мои соседи подглядывают за мной в глазок. Время еще терпит. Мы успеем выпить кофе. Хотя бы этим я смогу вас отблагодарить за то, что книжная эпопея так быстро закончилась, едва начавшись. Я пока в ванную, а вы включите чайник, хорошо?

— Вы правда не сердитесь?

— Я не привыкла повторять два раза, Максим.

— Но вы же преподаватель! Можете повторять и трижды, и четырежды…

Я рассмеялась и ушла в ванную. Быстро привела себя в порядок, оделась и вышла. На кухне уже был готов кофе.

— Спасибо, Максим. На этот раз за кофе.

Мы выпили кофе быстро, молча, не присаживаясь за стол. Потом Севастьянов начал быстро перетаскивать стопки книг обратно к себе в машину. Вот Кира Васильевна удивится! Давала дня на два, а я за один вечер все переделала! Опасная, кстати, расторопность. Как бы потом не стали мне все подряд спихивать со словами: «Ах, у вас все так быстро получается!» Только этого мне не хватало! Не надо было сегодня книги назад везти. Да что теперь делать? Не заставлять же Севастьянова опять таскать все назад? И вот, когда мы вместе с Максимом вышли из моей квартиры и он нес в руках последние две стопки книг… навстречу вышел Петраков, собственной персоной.

— Ну, здравствуй, зайка, — угрожающе протянул он. — А это кто?

Я нервно захихикала. Мне на самом деле было смешно. Но не могла же я просто взять и расхохотаться?.. Так, что делать?.. Врать, что мы с Севастьяновым не знакомы? А стопки книг у Максима в руках? Я же вчера чинила книги! Что подумает Петраков? Что Максим чинил мне книги! Ночью! Боже! Это катастрофа! Он уйдет от меня! То есть я от него! Я же теперь живу у Петракова! А я не могу его терять! Он — мой фактический муж. А Севастьянов? А что Севастьянов? Студент. Ничего лишнего. Просто мои фантазии. И все это пронеслось в моей голове за пару секунд. Я перестала прихихикивать, включила все свои актерские способности, которые есть у всех без исключения, особенно в экстремальных ситуациях, и мило улыбнулась хмурому Петракову.

— О, это Кира Васильевна подсуетилась. Я позвонила ей утром и сказала, что все книги починила, а она возьми, и отправь ко мне Максима, нашего студента, чтобы он книги на машине отвез, пока моя в ремонте, представляешь?

— И сколько было книг? — Петраков мрачно оглядел две стопки книг в руках у Севастьянова.

— О, только четыре стопки, милый, сущая ерунда! — лихо соврала я, подсчитывая в уме, сколько было стопок.

— И ты все эти книги починила одна, без чьей — либо помощи? — ухмыльнулся Петраков.

— А на что ты намекаешь? — Я уперла руки в бока. — На то, что я безрукая и не смогу справиться с починкой книг?

— Их ведь много, — протянул Петраков.

И это только надводная часть айсберга, милый, — подумала я, но вслух сказала:

— А мой рабочий день заканчивается к пяти вечера. У меня была уйма времени! А вот если бы я приехала вчера к тебе, то, конечно, ничего бы не успела.

Лицо Петракова разгладилось. Севастьянов, все это время топтавшийся рядом, не отпуская из рук стопки книг, вдруг ожил:

— Разрешите обратиться, Эльга Сергеевна!

Я кивнула головой, закусив губу. В богатом мальчике снова проснулся офицер.

— Эльга Сергеевна, разрешите идти? — Максим кашлянул. — Разрешите ехать?

— Разрешаю! — кивнула я, понимая, что его попытка реабилитироваться потерпела крах. Видимо, в таких вот экстремальных ситуациях, Севастьянов превращается в военного, что не удивительно, после Суворовского.

— Есть, — бросил по — военному Севастьянов, даже рукой дернул, да к пустой голове руку-то с книгами не прикладывают! Севастьянов припустил к машине. Закинул книги на заднее сидение и, в мгновение ока, — был таков. Я не выдержала и расхохоталась. Настроение было, ни смотря ни на что, прекрасное.

— Что это было? — опять мрачно спросил Петраков.

— Мой студент, Севастьянов.

— А почему он разговаривает, как военный?

— Поступил после кадетской школы, — пожала я плечами.

— А почему же дальше не пошел, офицером? Облажался? — съязвил Петраков. Меня это больно задело, но я сдержалась и спокойно ответила:

— У него серьезная травма плечевого сустава.

— И откуда ты все так хорошо про него знаешь? — прищурил глаза мой Петраков. Ревнует! И я его понимаю. Хорошо хоть я не сказала, что у Севастьянова травма правого плечевого сустава! Это были бы поистине исчерпывающие сведения, — а это просто так не бывает.

— И какое плечо болит? — как-то гадко поинтересовался снова Петраков.

— Откуда я знаю? — возмутилась я.

— Странно, все равно, что именно убого вызвали тебе помогать, — снова съязвил мой «муж». Мне снова стало очень обидно за Севастьянова.

— Ну почему же сразу убогого?

— А какого еще, Казакова? Служил у нас в армии один такой парень, заработал себе такую травму, так потом писарем до окончания службы сидел. И ты говоришь, этого инвалида прислали к тебе книжки таскать? А здорового не нашлось?

— Да причем тут я? Это Кира Васильевна! Ее забота. Я сказала, что у меня машина в ремонте, вот она и прислала студента «на колесах»! — выпалила я, но за Севастьянова забеспокоилась.

— Ладно, поехали, — сказал Петраков, припуская к машине. — Хотя, может, тебя бы этот убогий довез?

— Да? — рассердилась я. — А тебе — лень?

Мы сели в машину и Петраков надавил на педаль газа.

— При чем тут лень?

— А что? Ты ревнуешь?

Петраков отмолчался.

— Ты ревнуешь! — восхитилась я. — Как это мило!

— Просто мне не нравится, когда с утра рядом с тобой крутятся какие-то молодчики, да еще травмированные!

— Перестань!

— Слушай, а что ты вообще знаешь об этом твоем студенте?

— Да ничего особенного. Я его досье не изучала. Так кто-то что-то сказал, да еще кто-то что-то добавил. А что?

— Да я вот все думаю про его травму.

— Да это не он больной, а ты, Петраков! Чего ты к нему привязался? Мальчика попросили, вот он и постарался! — Я снова страшно рассердилась. Лучше бы Петраков дал мне затрещину, а потом попросил прощения и заткнулся. Нет же! Сидит, под шкуру мне лезет!

— Не в этом дело, Казакова. Понимаешь, плечевой сустав можно вылечить.

— Болтами, что ли, прикрутить? — пошутила я.

— Представь себе, — да! — рявкнул Петраков. Я заткнулась.

— Но… все равно… я не понимаю…

— Конечно, не понимаешь! Был у нас такой в армии. В драке получил травму позвоночника. У него было защемление нерва. Так его комиссовали и инвалидность потом ему дали.

— А при чем тут мой студент?

— Может, врет парень про плечевой сустав? Может, у него защемление нерва…

— И что?

— А то. Книжки пару раз вниз стащил и будет потом загибаться. Как бы потом тебя виноватой не сделали. Мол, угробила парнишку!

— Да не я, а Кира Васильевна.

— Вот — вот, в следующий раз будешь думать, прежде чем на помощь чью — либо соглашаться.

— А что я должна была сделать, по-твоему? — снова рассердилась я. Вот чего Петраков добивается, а?

— У тебя есть я. Могла бы меня попросить!

— Что? Книги чинить? Ха!

— Для того, чтобы книги чинить, можно и инвалида привлечь. Но я бы помог их тебе дотащить, понимаешь?

— Но я Киру Васильевну ни о чем не просила! Это была ее инициатива!

— Ты могла бы отказаться! Ты же знала, что я за тобой заеду.

— Да Кира Васильевна меня и слушать не стала. Она сказала, что приедет Севастьянов и бросила трубку.

— Вот это-то и странно, — протянул Петраков.

— Да что тут странного, черт возьми! — я просто теряла терпение! Я так вру, а мне не верят! Мог бы и Севастьянов что-нибудь умное приврать, а то взял и уехал, а я тут одна отдуваюсь! И бедная Кира Васильевна, на которую я свесила так много собак.

— Да странно, что всю эту беготню из — за пары стопок книг устроили с утра пораньше! — рявкнул Петраков.

— Какое утро? Уже почти десять! Кира Васильевна на работе с восьми!

— А ты почему приезжаешь так поздно, как профессор? — снова заподозрил меня Петраков.

— Да мне сегодня ко второй паре, дурья твоя башка! — крикнула я.

— А чего ты кричишь?

— А чего ты ко мне примотался, Петраков?

— Да вот думаю, не помогал ли тебе этот молодчик ночью книжки чинить, а?

— С ума сошел, Петраков! — взвыла я. Получилось натурально. В самом деле, ничего и не было, чего ревновать? Мне нравится Севастьянов? Ну и что? А может, Петракову нравится Пенелопа Круз и он представляет, как занимается с ней любовью. В этом случае я тоже должна ревновать Петракова к этой самой Пенелопе Круз? Так, что ли?

— Просто мне это не нравится.

— Раньше ты так меня не ревновал!

— Раньше мы жили отдельно.

— Просто в разных квартирах. Но ведь мы все — равно были вместе! — не согласилась я.

— Может быть. Но сейчас совсем иная ситуация. Пойми, Эля. Если уж мы решили жить вместе…

— Я решила! — перебила я Петракова. Думала, он смутится. Как же, я предложила, не он! Да как бы не так! Петраков кивнул и продолжил:

— Ты решила, что мы живем вместе, — Ну, Петраков! Молодец! Пять за сообразительность! — и вот, проходит немного времени, и ты не приходишь домой. А утром я вижу рядом с тобой какого-то молодчика!

— Послушай, если бы я знала, что эту ночь проведу с каким-то молодчиком, как ты выражаешься, я бы сказала, чтобы ты за мной не заезжал! — искренне возмутилась я.

— Ага, а вдруг ты не знала, а ночь провела? И вы утром проспали? Тогда как?

— Тогда это клиника и диагноз, Петраков, — буркнула я. — Если ты будешь так меня ревновать, без всякого повода, я от тебя уйду. Навсегда. Вообще. Понимаешь?

— То есть, ты мне угрожаешь?

— Ничуть. Но предупреждаю. Хватит делать предположения на пустом месте.

— Но мальчик-то симпатичный! Глазастенький, губастенький, — продолжал тянуть свое Петраков.

— Возможно. Но ты откуда об этом знаешь? Тебе нравятся мужчины? — подколола я Петракова, ненавидящего геев.

— Ты что, дура, Казакова, да? — заорал Петраков и стукнул кулаком по рулю.

— А почему сразу дура? Это ты ведь заметил, что мальчик симпатичный!

— Ну и что? Ты же ведь можешь замечать, какая женщина красива, какая нет, — но ты ведь после этого не лесбиянка!

— Что дозволено Юпитеру…

— Не надо умничать, Казакова! И не делай из меня дурака! Я просто буду пристально за тобой следить!

— Вот этого не надо, — холодно сказала я. — Уволь. Если не доверяешь мне, лучше давай сразу расстанемся.

— Ты этого хочешь?

— Нет. Но ты сам начал этого разговор. Я не хочу, чтобы за мной постоянно следили. Это просто бред! И я не желаю в этом участвовать!

Петраков резко остановил машину.

— Скажи, Эля, ты хочешь жить со мной?

— Да. Поехали. Я опоздаю.

Петраков тронул машину и покосился на меня, скорбно скривив губы.

— Мы будем жить с тобой дальше?

— Да, если ты перестанешь так глупо меня ревновать. Пойми, если бы я изменяла тебе с этим молодчиком, как ты выражаешься, я бы не настаивала жить с тобой вместе. Ты это понимаешь?

— Кто вас, женщин, вообще понимает? — буркнул Петраков.

Но тут, наконец, мы подъехали к институту. Я чмокнула недовольного Петракова в щечку и быстро вышла из машины.

— Ты сегодня домой, к нам? — спросил Петраков, делая ударение на «нам».

— Да, мишутка. Твоя зайка сегодня сбежит пораньше и приготовит восхитительный ужин! — Я приняла форму буквы зю, чтобы Петраков услышал мой ответ, сидя за рулем.

— А если опять наступит горячка с починкой книг или что-то в этом роде?

— Тогда зайка позвонит мишутке и попросит его не волноваться.

— Знаешь что, Казакова, если сегодня у тебя вновь случится какой-либо форс — мажор, я тебе не поверю.

— Опять угрозы? — изогнула я бровь.

— Нет. Я просто тебе не поверю.

— И что, бросишь меня?

— Вот этого я не знаю.

— Ладно, хватит, не хочу говорить в подобном тоне, согнувшись у твоей машины, это, по крайней мере, странно!

— За тобой вечером заехать?

— Нет, после работы я в магазин, за продуктами, надо же тебя задобрить!

— Тогда я заеду. Затаримся на неделю.

— Нет, затариваться на неделю будем в пятницу. Все. Я тебе позвоню.

— Ладно. И кстати, Казакова, узнай там про своего убогого. Не верю я в его выпадающий сустав. Что он, Железный Дровосек, что ли?

И не успела я возмутиться, Петраков перегнулся, захлопнул дверцу, и газанул. Я еле успела отскочить от машины, разогнувшись! Вот гад, а! А ревнивый-то какой! Оказывается! И мне это категорически не нравится! Что за ерунда получается, теперь я у Петракова на поводке? И вечерами он будет приезжать за мной? А если я захочу поехать к Ирке, он попрется со мной? Нет, с этим надо что-то делать. И я знаю, что. Мне тоже надо заподозрить Петракова. Устрою ему разбор полетов и запрещу следить за мной. Ему-то ведь точно не понравится, если я возьму его под колпак. Или переждать недельку? Может, сам угомонится? Захочет на рыбалку, например. Или к друзьям, в гараж.

Вот так, в раздумьях, и прошла первая пара. А на перемене ко мне зашла Кира Васильевна.

— Эльга Сергеевна! Огромное вам спасибо! Я даже не ожидала, что вы так быстро все сделаете! Думала, дня через два управитесь. А вы! За один вечер! Как вам это удалось? Муж помогал?

Совру, что да, тогда напрягать с добрыми делами будут не только меня, но и Петракова, а это же совсем абзац!

— Нет, что вы, мой муж — бука. Нет, вчера ко мне заехала подруга, она живет в Подмосковье и мы редко видимся. Вот так вот почти всю ночь сидели с ней и разговаривали, ну, заодно и книги чинили, одно другому не мешает. Поэтому так быстро.

— Да? — протянула Кира Васильевна. — Что ж подруга к вам на ночь глядя приехала? Муж-то не ругался?

Вот зараза! Тебе-то какое дело! Но не хамить ведь! Я мило улыбнулась.

— Так она в Москву по делам приезжала, а днем я на работе. Вот я и предложила ей у меня переночевать, в моей квартире, а утром она уехала.

— Так вы вчера оставили мужа одного? — склонив голову на бок, не одобрила меня Кира Васильевна.

— Да! И сегодня утром он заявил, что еще одно добровольное дело на работе — и он меня бросит! — выпалила я.

— Но при чем тут работа, милая, вы же не пришли к мужу из-за подруги! — выкрутилась Кира Васильевна. А на вид трогательная дамочка. А темперамент крокодила! Эта еще на меня партию книг повесит и не чихнет!

— Нет, муж сказал, что, если бы не эти книги, я бы вернулась домой и сказала бы подруге, что увидимся с ней как-нибудь в другой раз, — не осталась я в долгу.

Кира Васильевна сделала брови дугой.

— Мне кажется, книги тут ни при чем, милая, — сказала она тоном, не предвещающим ничего хорошего. — Утром мне книги привез Максим Севастьянов. Наверное, ваш муж приревновал к этому красивому мальчику?

Я уставилась на эту крокодилицу. Меня редко могут вывести из себя, но эта дама постаралась.

— Утром я позвонила Севастьянову и попросила отвезти книги в библиотеку, так как он все равно рано будет на занятиях, а мне ко второй паре, а я пока без колес, как вам известно. Муж за мной заехать не мог, спешное дело на работе, и видеть рядом со мной Севастьянова он тоже не мог и, кстати, рядом все равно была моя подруга, а она меня моложе года на четыре. Вот такой вот расклад. Я все понятно объяснила или будут еще какие-то вопросы?

— Но, милая моя, я просто переживаю за вас, — развела руками «ученая дама».

— Не стоит волноваться. За меня есть, кому беспокоиться. И кстати, Кира Васильевна, что вы знаете о нашем Пашкове? — вдруг перешла я на шепот.

— О Юрии Тимуровиче? — дама тоже понизила голос. — А что? Вы что-то знаете?

— Нет, но Пашков мог бы узнать, кто по институту сплетни собирает, — протянула я. — Вот вы откуда про меня такие сведения знаете? Я официально не замужем.

— Что вы говорите! — вспыхнула Кира Васильевна. — Я-то тут с какой стороны?

— Вот, вот, а вы знаете, кто у нас сплетни собирает? Может, предложить Пашкову найти дятла и наказать? Вы так многое знаете, могли бы помочь.

Мы обе сделали, так сказать, хорошую мину при плохой игре. Или, скорее, наоборот.

— Не думаю, Эльга Сергеевна, что Пашкову надо об этом знать. У него и так забот хватает.

— Может, вы и правы. Надо подождать некоторое время и, если сплетник не угомонится, тогда уже — к Пашкову. Да?

— Ну, вероятнее всего, — растерянно ответила библиотекарша и заспешила по своим делам. Вот так вот, и не таких обламывали. И не единого бранного слова! Все мило и литературно! С сиротой, да еще со мной и с тем, что мне еще потом выпало в жизни, играть нельзя… Но, что говорить, плести интриги, — дело, конечно, опасное…

В радужном настроении прошла еще одна пара. На перемене я отправилась выпить кофе. Впереди у меня была свободная пара. У Сусанны, кстати, тоже, и мы договорились, что она сейчас подойдет, составит мне компанию. Но вместо Сусанны за моим излюбленным столиком (последний столик в тенечке, под пальмой в кадке, «места для поцелуев»), сидел Максим Севастьянов. Он грустно мне улыбнулся. Ему-то чего грустить? Не его же «взяли с поличным», а меня! Я ответно улыбнулась Севастьянову, купила кофе и подсела к нему. Это, все-таки, и мой любимый столик тоже. И Севастьянов не предложил мне купить кофе. А зачем? За что? Если он каждый раз будет покупать мне кофе, то сплетен уж точно будет не обобраться! Да и вообще, тогда Севастьянов сделал галантный жест, мы только познакомились, а теперь что, просто так? Может, я вообще ему не нравлюсь. С чего я вообще взяла, что нравлюсь ему? Он просто дружелюбен. И вообще, о чем я думаю? Я посмотрела на Севастьянова. Он с интересом наблюдал за мной.

— Что? — невольно спросила я.

— О чем вы сейчас думали?

— Это так заметно? Мыслительный процесс отражается на моем лице в виде морщин на лбу?

Мы с Севастьяновым рассмеялись.

— Кофе я вам не покупаю для конспирации, — сказал Севастьянов, словно прочитав мои мысли.

— Да бросьте, — порозовела я. От стыда за свои меркантильные мысли.

— У вас все в порядке с мужем, Эльга Сергеевна?

— Мы не расписаны. — Зачем я это брякнула?

— Ну, разве это так меняет положение вещей? — Севастьянов задумчиво смотрел на меня. — Вы давно вместе?

— Достаточно. А вот жить вместе стали недавно. И, похоже, у нас это не получается. — Я ответила честно. Не рисуясь. Я и правда так думала.

— Почему же? — тревожно спросил Севастьянов. Ну, а ему-то чего тревожиться за мою семейную жизнь?

— Мой муж, Петраков, о… — я закашлялась. Как-то неудобно называть «своего мужа» по фамилии. — Лева… оказался ревнивым львом. — Я рассмеялась. Никогда не проводила параллели с его именем, и тут нате вам! Параллель очевидная! Даже удивительно!

— Я вам крепко насолил, да? — растерянно спросил Севастьянов. И выглядел он так, что жалеть хотелось его, а не Петракова.

— Нет, Максим. Вы ни в чем не виноваты. И может, это даже к лучшему, что Лева показал себя с такой стороны. Теперь я хорошо подумаю, стоит ли жить с этим человеком в одной квартире, да, хотя бы в одной квартире. А если он начнет меня ревновать ко всем подряд, следить и подозревать — это не жизнь. И мне такая не нужна. — Я пожала плечами. — Пока я в стадии раздумий. Там видно будет.

— Думайте больше.

— Что? — я просто открыла рот и обалдело уставилась на Севастьянова. Он поставил меня на место? Мол, размечталась, любительница малолеток, а на-ка, выкуси? Я постаралась, впрочем, тут же придать себе независимый вид. — Что, Максим? Вы как-то не совсем по-русски выражаетесь. Не ясно, — выкрутилась я.

— Понимаете, чтобы узнать и понять человека, нужно вместе с ним прожить не одну и не две недели. Не рвите быстро. Тем более, из-за такой глупости.

— Вот именно, глупость! — рассердилась я. — Так зачем же ревновать?

— Ну, он звонил вам вечером, волновался, а утром приезжает, — а тут я вам книжки таскаю. Я его понимаю.

— О, вы тоже из породы ревнивцев?

— А вы бы что подумали на его месте?

Вопрос повис в воздухе.

— Людям надо доверять, — наконец, выдавила я.

— А вот вы бы поверили? — спросил Севастьянов.

— Не знаю, — честно ответила я. — Но дала бы время на реабилитацию. И Петракову это время тоже дам. Не переживайте.

— Просто бывает, что люди расстаются из-за недоразумений. Это очень печально. — Севастьянов покачал головой.

— Вспоминаете собственный опыт? — догадалась я.

— Было дело, — согласился Севастьянов.

— И что? Не простили? — Ох, язык мой, враг мой.

— Не в этом дело. Не понял.

— А что хуже? Не простить? Или не понять?

— Не знаю. Наверное, не простить, потому что не понять.

— А ведь можно понять и простить.

— Да. Или понять и не простить.

— Философия! — пожала я плечами. — А что, собственно, было у вас?

Я смутилась своего вопроса. Севастьянов снова с интересом посмотрел на меня.

— Не понял и не простил, — ответил он.

Я так и знала! А вот из-за чего не понял? Но не спрашивать же об этом! Нужно же и меру знать, в конце концов! Я взглянула на Севастьянова, поймала его полуулыбку — полуусмешку, пожала плечами. Да, мне интересно! Но мне всегда и все интересно! Пусть не думает ничего лишнего!

— Это была измена? — все же ляпнула я и покраснела.

— Даже трудно это так назвать, — протянул Севастьянов, разглядывая мое лицо. — Я считаю, измена — это просто грубое слово. Но факт есть факт. Измена. А почему изменяют? Многое в жизни бывает и все можно понять. Но я не могу понять банальности. Когда просто — захотелось. Без любви и симпатии.

Мы молча допили кофе. Мне снова стало грустно. Зря я напридумывала себе про Севастьянова. Нравлюсь я ему, как же! Да не нужна я ему сто лет! Фантазерка! Сказочница! Вот про кого он сейчас переживает? Может, он тоже сейчас сидит и думает, — простить или не простить? Понять или не понять?

— Я чувствую свою вину, Эльга Сергеевна, — ожил Севастьянов. — Я вам все-таки насолил.

— Прекратите, Максим! А то получается как-то по-чеховски. Как в его рассказе «Смерть чиновника». Помните? «Ах, простите, извините, я вчера, совершенно случайно»… Цитата совсем не точная, но смысл…

— Да, я понимаю, — Севастьянов улыбнулся.

— Забудем, — предложила я.

— Забудем, — согласился он.

Мне стало совсем паршиво. Осталось только добавить, что мы останемся друзьями.

— Ну, мне пора, — Севастьянов встал. — У меня сейчас лекция.

— Да, конечно.

— До свидания, Эльга Сергеевна.

— До свидания, Максим.

Я осталась сидеть над пустой чашкой кофе.