Виноградники в цвете

Соня Орешниковая, 2023

У Эльги есть все. Квартира, машина, любимая работа, вот только в личной жизни постоянно происходит чехарда. То одно, то другое, Эльга так запуталась, что сама уже не знает, чего хочет. Тем более, ее подруги (обе психологи, а одна из них еще на картах гадает) хотят дать ей верные советы, да только еще больше усугубляют ситуацию. Так что же произошло у Эльги в прошлом? Комментарий Редакции: Этот драматичный любовный роман с красивым, звучным названием дает ответы на самые разные внутренние вопросы. Осталось лишь отыскать в себе смелость задать их собственному «Я»!

Глава 10

В институте все шло гладко. С Севастьяновым мы больше не пересекались. То есть, он приходил на лекции, правда, пару раз пропустил, и транскрибировал уже не только Песню песней, а красивые стихи о любви и грусти. Авторов некоторых стихов я не знала, и он не указывал. Но я уже не думала, что Севастьянов сам пишет эти стихи, тем более, посвящает их мне. Что мне, двадцать лет, придумывать глупости и верить им? Пару раз я замечала, что Севастьянов как будто рисует в тетради. Быстрые движения, как мазки, — он явно не писал, а рисовал. Ну и что? Чем только мои студенты не занимались на лекциях! Аудитория-то ого-го! Если я начну делать замечания Севастьянову, придется делать замечания всем остальным, а это уже как в школе. Студенты — совсем не школьники. Главное, чтобы в аудитории было тихо. Мое дело — рассказать материал. Студентам — записать, понять, запомнить, а как они с этим справились — покажут экзамены. Не справились — до свидания. Так что тут все элементарно. Сама, помнится, будучи студенткой, читала на лекции по языкознанию «Ай гоу ту Хайфа» Кунина, стараясь не расхохотаться во все горло. А одна моя однокурсница, Маша Вяткина, даже вязала на лекциях шарф. Честно — честно. Машка была замужем и имела годовалого ребенка…

Поэтому я молчала и делала вид, что вообще не вижу, чем занимается Севастьянов. А после лекций он просто уходил и не делал никаких попыток заговорить со мной. А ведь скоро будет уже Хэллоуин! Забыл? Или просто не пригласит? А мне — прийти или нет? Ну и гад этот Севастьянов, хоть рядом с ним я никакой девушки не заметила. Хотя не факт, что она учится вместе с ним. Может, она вообще в другом ВУЗе учится. Или актриса. Откуда я знаю? У богатых свои причуды. Мы с Петраковым достаточно обеспечены, у нас по двухкомнатной квартире, у каждого хорошая машина, хорошая работа, но все равно, с той прибылью, которую, к примеру, имеет Севастьянов — нам далеко. У нас разные сферы общения. Так что тут дело темное.

И транскрипции Севастьянова выбивали меня из колеи.

«Голубица моя в ущелии скалы под кровом утеса!

покажи мне лице твое,

дай мне услышать голос твой;

потому что голос твой сладок

и лице твое приятно.

…Как лента алая губы твои,

и уста твои любезны;

как половинки гранатового яблока — ланиты твои под кудрями твоими»;

Наглый, обворожительный мальчишка! Я уже готова признать свое поражение. Да, Севастьянов поразил меня.

Но Ирке я больше не досаждала, каждый вечер проводила с Петраковым и готовилась смириться с тем, что Севастьянов забыл меня. Поэтому пятница не предвещала никаких неожиданностей. Я уже собиралась домой и думала, что сделать на ужин, что-нибудь красивое, все-таки пятница, впереди два выходных, хочется романтики, и тут в аудиторию зашел Пашков.

— Уже уходите, Эльга Сергеевна?

— Да, тороплюсь к своему мужу.

— Вы, вроде бы, не замужем?

— Это формальности. Мы вместе много лет, хотя уже подумываем о свадьбе, — лихо соврала я. — Правда, я еще не дала согласия. Мой будущий муж ревнив, как лев. — Я пристально посмотрела на Пашкова. — А что вы хотели?

— Я? Видите ли, я давно должен был сказать вам, да закрутился с делами, сами понимаете…

— Понимаю.

— Вы в курсе, что Севастьянов перевелся с вечернего на дневное?

— Не понимаю, — потрясла я головой.

— Он перевелся в начале сентября. В индивидуальный журнал его вписали, но неужели никто вам об этом не сообщил?

— А зачем? — Я уже пришла в себя.

— Вообще, о переводе принято думать заранее, но Севастьянов хороший студент и я дал добро. Собственно, я хотел сказать, Эльга Сергеевна, вы уж последите за тем, как он посещает лекции.

— Зачем? — снова удивилась я.

— Будет пропускать, переведу обратно на вечернее, чтобы другим не повадно было. А то после Севастьянова ко мне другие с подобной просьбой идут, чтобы побыстрее развязать с учебой… В принципе, я вообще не должен был переводить Севастьянова, но, сами понимаете…

— Понимаю, — кивнула я головой. Вот тут как раз все ясно. Севастьянов заплатил Пашкову. — И я послежу. Я вас не выдам. Что же теперь, всех с вечернего переводить?

— Вы умница, Эльга Сергеевна! Спасибо! Я удаляюсь! Вы меня понимаете! Я это знал! К тому же, вечернее отделение платное, а нам нужны хорошие зарплаты. Кстати, я обязательно выпишу вам премию к Новому Году.

— Да что вы! Не нужно! — разыграла я смущение.

— Это за то, что вы прекрасно справляетесь со своей работой. Только за это! Ну, счастливых выходных! — Пашков кивнул мне и быстренько скрылся за дверью. Я рассмеялась. Уже собралась идти, зазвонил телефон. Это был Петраков.

— Это твой мишутка, зайчонок.

— И чем мишутка хочет обрадовать зайку? — ехидно спросила я. Дело запахло жареным. Никак мой мишутка собирает удочки. В принципе, не вижу в рыбалке ничего плохого и отношусь к ней нормально. Те, кто считает пристрастие своего спутника жизни к рыбалке недостатком, просто придиры, недовольные своим мужчиной. Или это мужик такой, для которого рыбалка — просто повод выпить, то есть, прямо говоря, нажраться.

С моим Петраковым все в порядке. Но надо же к чему-то придраться!

— Котенька, отпустишь мишутку на рыбалочку? — проворковал в трубку мой муженек.

Я расхохоталась.

— Что? Что, лисонька? — заволновался Петраков. — Что это за злобный смех из мультика? — Ах, он еще пытается острить! Ну, сейчас ему мало не покажется!

— И когда мой котик собирается рыбачить?

— Завтра с утречка, моя кисуленька.

— Я поеду с тобой.

— Ч-что? Ты что, Казакова, белены объелась? — вышел из роли мой благоверный. — Я еду не один.

— С рыбкой?

— С какой еще рыбкой? — не понял добродушный Петраков.

— С длинноногой, молодой, белокурой форелью — моделью? — я прибавила в голосе децибел.

— Да ты с ума сошла, Казакова! Рыбалка — не бабское дело!

— Ага, а с форелью, значит, ты встречаешься после рыбалки? — сердито крикнула я.

— Нет, ты точно рехнулась там, в своем институте! — тоже заорал Петраков. — Чего тебе в колледже не работалось? Все же было нормально! Ау! Казакова! Прием! У мишутки нет никакой форельки, и модельки, кстати, тоже, у мишутки только любимая зайка! Как принято?

— Плохо принято! — опять крикнула я. — Ты сказал не форель, а форелька. Форелька! Так ласково! Что это за форелька? Я ей ноги выдерну, волосы тоже повыдергиваю, а тебе наглую морду расцарапаю! — заверещала я. — Я тебе покажу, блин, форельку! Казанова недоделанный, блин! — Я, кажется, вошла в роль. Не перегнула ли палку?

— Зайка, успокойся, люблю только тебя.

— Меня и рыбалку! — истерично всхлипнула я. Нет, какая прелесть, чтобы спокойно уехать на рыбалку, Петраков уже два раза признался мне в любви! Да он сто лет это уже не говорит! Какая прелесть! Надо почаще ругаться!

— Ну, зайка, тебя я люблю больше, ты же знаешь! — блажил Петраков. А мне было очень и очень приятно.

— И с кем ты собираешься рыбачить, если не с форелькой? — сбавила я децибелы.

— С Ромкой, Витькой и Серегой.

— Ненавижу твоих дружков!

— Зайка!

— Все, мишутка, я решила — никаких друзей!

— Как? — очень натурально ахнул Петраков. Я чуть не расхохоталась, но все же сдержала себя.

— Так, мишутка. Зайка поедет с тобой на рыбалку.

— Ты? — все не мог поверить Петраков.

— Да, милый! Вместо Ромки, Витьки и Сереги ты поедешь рыбачить с зайкой! Это так романтично! Правда? Да? Эй, милый, ты почему молчишь? Ау! Ответь зайке!

— Опарышей копать тоже со мной пойдешь? — ожил Петраков обреченным голосом.

— Фу! Какая гадость! Ни за что! Меня сейчас стошнит! И вообще, это опасно! А возможность попадания трупного яда через этого… к рыбе, а?

— Заюшка, милая…

— Не спорь со мной! Этих копать тебе запрещаю!

— Ну, тогда червей.

— Замолчи! Замолчи немедленно! Ни-за-что!

— А на что рыбу ловить?

— На хлебные крошки, милый.

— Можно, конечно, на тесто, но это не серьезно! — Он что, правда, собрался ехать со мной? О, нет!

— Я не смогу есть рыбу, которую ловили на этих… фу!.. даже сказать противно… Меня до сих пор тошнит!

— Но ты же ешь рыбу, а не то, что ела она! — заорал Петраков. — Ты ведь ешь курицу! А курица тоже ест червяков!

Конец ознакомительного фрагмента.