Кир. История одной мести

Семен Злотников, 2015

История Кира, похищенного смертельно оскорбленной женщиной еще младенцем и выращенного в непримиримой ненависти к собственным родителям – невероятный симбиоз трагического по сути, и стёбового по исполнению. В романе «КИР. История одной мести», как в капле воды отразилось море событий второй половины двадцатого столетия. Как написал по поводу «КИРА» великий русский артист Сергей Юрский: «…Семен Злотников не перестает меня удивлять. Я люблю эту смесь жалости к бытию человеческому и жестокой иронии, а в «КИРЕ» еще запредельную смесь чувств и времен».

16.

«Слава Богу, живой!» — непривычно по-доброму прозвучал голос матери моей.

Едва я открыл глаза — она положила мне руку на грудь и попросила не волноваться, а тихо лежать, как лежу.

«Сынок, будешь жить!» — интригующе пообещала она.

Между тем, мое тело, казалось, кричало от боли — совсем как после смертельных сражений на берегу Сучара-ручья.

«Сынок… будешь… жить»… — повторял я про себя, почти осязая на вкус языком каждую буковку слова: ж-и-т-ь…

Неожиданно я обнаружил себя на матраце с подушкой (чего прежде со мной не случалось), укрытым старой солдатской шинелью.

В воздухе слышались запахи щей на сальце с пережаренным луком.

Поистине, мне снились сны — один фантастичней другого!

Наконец, в слабом утреннем свете, нечетко, на фоне решетки я различил мать мою, задумчиво что-то помешивающую ложкой в старом, помятом солдатском котелке времен первой мировой войны.

«Вот, доварю, и поешь!» — наконец, долетел до меня шепоток, подобный ласковому дуновению ветерка.

Четыре насквозь прозаических слова — «вот!» «доварю!» «и!» «поешь!» — прозвучали сонетом.

Удивительные на слух слова: щец на сальце с поперченным лучком, капусткой квашёной, мореной морковкой, лавровым листком и чесночком — протекали в меня, не встречая препятствий.

«Уж поверь, щец таких ты еще не едал!» — стоя ко мне спиной, мелодекламировала она, призывно почмокивая губами.

«Ну, чего, оклемался малец?» — послышался хриплый, до боли знакомый голос.

«Не убили, спасибо, товарищ Каинова Надежда Авелевна!» — процедила сквозь зубы мать моя.

И тут же мне вспомнились жуть и кошмар, пережитые мной этой ночью в Детской Комнате №13.

«Так-то был не сон, и она мне не снилась, а существует!» — подумалось, вдруг.

«Так били не до смерти, до полусмерти!» — как будто расстроилась генерал.

«Гляди, если что!» — погрозила ей мать моя.

«Как сама попросила — так били!» — как мне показалось, с обидой и некоторой толикой сожаления повторил хриплый женский голос.

«Не дай Бог помрет — ворочу с того света!» — без пафоса, впрочем, произнесла мать моя.

«Не многих, однако, встречала оттуда!» — заметила вскользь генерал.

«Тут случай такой… — начала, было, мать моя и умолкла. — Тут случай особый…» — сказала и стихла; как будто утратила нить, или забыла слова.

«О ком, любопытно, они говорят? — безуспешно гадал я, взирая на женщин, — неужели обо мне?»

«Да живой, говорила, не помер!» — должно быть, заметив мой взгляд, обрадовано закричала Каинова Надежда Авелевна, на сей раз представшая в образе старшины сверхсрочной службы Министерства Внутренних Дел СССР.

«Пробудился, сынок!» — наконец, обернулась ко мне лицом…