Азат и Чародей. Сочетание литературы и кинематографа

Сейтек Нарынский

Люди часто защищают себя от горькой правды и создают идеальную историю. Кирилл и Азат – два совершенно не похожих друг на друга человека, но это не мешает им быть близкими друзьями.

Глава 4

Казино-бар «Остров везения», по совместительству отель и — прошу прощения — бордель, был самым авторитетным в Бишкеке. Горожане коротко называли его «ОВ». Все здесь стоило очень дорого — вход, обслуживание, трапеза, выпивка и особенно девушки. Поэтому ОВ посещали лишь самые богатые бездельники.

Персонал заведения отлично знал всех постоянных клиентов, потому что таковых было по пальцам пересчитать.

— О, Кирилл Игоревич! — приветствовали меня дюжие охранники. — Долго не было вас, дорогой. Пожалуйста, проходите.

Гостеприимное отношение они проявляли лишь ко мне, ибо догадывались давно, что Володя и Сыргак были всего-навсего моими «придворными».

Все те же лица, подумал я, когда мы очутились внутри. Приди в любое время — одни и те же рожи.

— Как дела, Кирилл, — бросил мне младший сын мэра, азартнейший игрок. — Рад видеть тебя.

— Я тебя тоже, — вяло и неискренне пробормотал я.

— Вчера двадцать штук просадил! А буквально полчаса назад пять штук выиграл. Я счастливчик! — Глаза его округлились, и в них заиграл порочный огонек. — Присоединяйся к нам.

— Нет, — отказался я, а про себя вынес ему вердикт: бедняга, тебе никогда не выбраться отсюда, ты свихнутый маньяк.

Я уже видеть не мог автоматы и рулетку. Вопреки многообещающему названию заведения, мне здесь никогда не везло. Видно, не везло не только мне одному. Вот поэтому и расцветал «Остров везения». Поэтому и были толстыми его два совладельца. Потому и катались эти жиртресты на здоровых «гелендвагенах», так как уже не влезали в обычные машины.

Мы расположились в заранее забронированных покоях. Пришли жрицы любви, официанты принесли вина, яств и… травку. А затем пошло-поехало. Зазвенели бокалы. Застучали ножи и вилки. Заработали челюсти. Задымились трубки, запахло коноплей. Замелькали расплывчатые видения в игривых глазах. Веселее забились сердца, и быстрее зациркулировала молодая кровь.

— Короче, расскажу вам анекдот, — начал Володя. — Собирает царь своих трех сыновей и объявляет: «Ну, дети мои, вы уже давно взрослые мужики, а еще в бобылях ходите. Давайте, женитесь уже! Хочется быть дедушкой, внуков нянчить!.. Возьмите лук и стрелы и стреляйте туда, куда вам заблагорассудится. В кого попадете, с той и обвенчаетесь». Взял старший сын лук и пустил стрелу в сторону гор. Угодила стрела в глаз прекрасной дочери скотовода, и женился он на одноглазой красавице. Второй сын пустил стрелу в направлении ночного клуба. Стрела полетела вихрем и вонзилась в ногу прелестной девушки, танцующей на шесте. Захромала она, но стала женой царевича. Больше всех не повезло младшенькому. Мало того, что он овдовел, даже не женившись, его еще разыскивает милиция. Ведь стрела этого несчастного пустилась туда, где на балконе особняка стояла единственная дочь прокурора, и попала ей прямо в сердце!

Взрыв хохота потряс всю комнату, закачались люстры, задребезжали окна, подпрыгнула посуда на столе.

— А вот еще один анекдот. — продолжил вошедший в страсть Володя, когда хохот ослабел. — Жили-были юноша и девушка. Юноша был — я подчеркиваю — безумно влюблен в нее. Однажды, набравшись храбрости, он сделал девушке предложение руки и сердца. Она ответила: «Я подумаю». Юноша сказал: «Я буду ждать». Она думала и думала, он ждал и ждал… Прошли годы. Он отмечал свой вековой юбилей, когда она пришла к нему и промямлила застенчиво: «Я шоглашна». И женились они и жили долго и счастливо, то есть одну неделю. А потом их не стало.

Новый взрыв хохота — на этот раз более продолжительный. Мы все хватались за бока, а от напряжения на глаза навернулись слезы.

— Все… все… хорош! — выдавливал я из себя, хохоча. — Все… Володь… хватит рассказывать… Ха ха ха…

Я хохотал, парни хохотали, девушки хохотали. И чем меньше нам хотелось, тем сильнее получался хохот.

Наступила тишина. Мы переглянулись и снова захохотали. Мы не могли контролировать себя. Это значило, что вино и трава, которую тут продавали открыто, делали свое дело. Сумасшедшее веселье длилось около получаса, но мало-помалу хохот сменился смехом, смех — легким смешком, тот — улыбкой, а улыбка, становясь менее диковинней, — серьезным выражением лица.

— Ублюдок, что-то ты рано захотел, — обратился Володя к Сыргаку, который встал и, держа за талию одну из проституток, собрался в смежную комнату. — Обычно тебя от жратвы не оттащишь.

— Куй железо, пока горячо. — многозначительно изрек Сыргак и исчез за дверью со своей избранницей.

Володя называл Сыргака «ублюдком». Нет, не подумайте ничего плохого о его матери. У Сыргака была приличная мать. И приличный отец, кстати. Просто это неблагозвучное прозвище пухлощекий Сыргак получил из-за своей прожорливости. Чрезмерно воздавая должное своему желудку, он всегда находился, как говорил Володя, «у блюда». Право, Сыргак не отходил от стола.

Стоит также отметить, именно Володя дал мне «имя» Кир. Он был начитанный и остроумный. Я порою удивлялся, как высокая эрудированность и низкая пошлость могут сосуществовать в одном человеке.

— Есть три вида женщин, — сказал Володя, обратившись к нам. — Назовите их.

— Блондинка, брюнетка, шатенка, — перечислил я.

— Не-а, не угадали!

— И какие же?

— Умная, глупая, хитрая, — и Володя окинул нас самодовольным видом. — Умная выходит замуж за богатого. Глупая — за красивого. А хитрая выходит за богатого, но изменяет ему с красивым.

— М-да, — вздохнул я, сравнивая себя с богатым мужчиной, Азата — с красивым, а Наташа предстала в ипостаси хитрой женщины.

— Кир, а почему ты не тронул Азата? — Володя будто прочитал мои мысли. — Это несправедливо.

— То есть?

— Нам ты никаких поблажек не делал, хотя мы с Сыргаком твои друзья. А он тебе кто? Почему ты его не наказал?

— Промолчу-ка.

— Может, признаешься, тут, братан, должна быть какая-то причина. Ты не из тех, кто отступает от своих принципов. И ты, как ни в чем не бывало, здороваешься с ним, словно он чуть ли не твой кровный брат. Что-то ведь тебя сдержало?

Я призадумался, вспоминая вчерашний закат и сумерки. «Сейчас, несомненно, небо уже покрылось звездами, — промелькнуло в уме, — Можно было бы еще раз полюбоваться. А я сижу в отвратительной клоаке рядом с грязными потаскухами и выслушиваю упреки этого пошляка».

Володя не отводил от меня взгляда. Он ждал.

— А ведь его можно сравнить со вчерашним закатом, — ни с того, ни с сего вырвалось у меня.

— Что ты имеешь в виду?

— Я посмотрел на Азата и подсознательно уподобил его закату, который наблюдал вчера из окна моей спальни… И закат, и Азат — в них обоих присутствует красота.

— Кто такой Азат? — вмешалась одна из девушек.

— Его лицо идеально, — абстрагировано пошел я дальше, игнорируя заданный вопрос. — Оно произведение искусства. С каким трепетом и осторожностью люди относятся к произведениям искусства. Они лелеют их и тщательно оберегают, будь то в музее или в частной коллекции. Я поначалу хотел врезать Азату, однако благословенная мысль о закате и сумерках остановила меня. Если бы я избил его, это был бы акт вандализма. Нет, я бы себя не простил.

— Я и предположить не мог, что ты такой романтик и философ — протянул Володя. — Кир, что-то не узнаю я тебя.

— Тем более, — добавил я, — когда он смотрел на меня, протягивая руку, я видел в его взгляде искренность и доброту. В нем не было ни капли страха и лицемерия. Он не раболепствовал. Он просто подошел и поздоровался. И это, мне кажется, естественно для него.

— Да, но он очень опасен для тебя. Вспомни, Наташа наградила его таким комплиментом, которым она, возможно, награждала лишь тебя одного. Прикинь, брат, твоя девушка называет какого-то парня симпатичным. Черт, я удивляюсь, как после этого он еще ходит живым.

— Но вы ведь вчера говорили, что мне не стоит беспокоиться, так как Наташа любит только меня?!

— Это не я, а ублюдок сказал, — поправил меня Володя, а потом его осенило что-то, и он добавил. — Вспомни, ведь Наташа не постеснялась при тебе назвать его симпатичным. Постой, какой там симпатичный! Она назвала его красивым! Брат, она даже не испугалась тебя! При тебе твоя девушка имела дерзость…

— А-а, вы подслушивали, нечестивцы.

— Мы стояли, ждали тебя и слышали все. Наташа говорила очень громко. А дверь аудитории была открыта.

— Но тогда ты, бесспорно, слышал и то, что она сказала, что ей плевать на его красоту и что она просто считает его хорошим человеком.

— Вот с этого все и начинается: сперва «хороший человек», потом «единственный такой человек», затем «единственный мой любимый человек», а под конец — «мой любимый муж, отец детей моих». Брат, никогда не доверяй женщинам!

Обе жрицы любви неприязненно посмотрели на Володю и переглянулись между собой.

— Слушай, ты мне друг или враг? — раздраженно выпалил я. — Такое впечатление, что тебе доставляет удовольствие причинять мне боль.

— Я, конечно, могу лицемерить и заливать, что Наташа стопроцентно предана тебе и все такое. Но факт остается фактом: Наташа неравнодушна к Азату.

— Ты хочешь сказать, она меня не любит и все это время морочила мне мозги?

— Брат, я этого не говорю. Я говорю, что этот Азат представляет опасность. Наташа может разлюбить тебя. Она чувствует к новичку симпатию. Будь жестче с ними обоими.

— Вот именно — симпатия! Да, простая, человеческая симпатия — вот что она испытывает к нему, не более того!

— Симпатия превращается в любовь, — настаивал Володя.

— И что ты предлагаешь? — спросил я.

— Я просто хочу предупредить тебя. Приглядывай за Наташкой. Прояви к ней строгость.

— И все, что ли?

— Ну, еще, поговори с Азатом. Поговори по-мужски! Пускай знает, что в университете — твоем университете, между прочим — он особо хвост не распускает. Ты видел, как он ходит?

— Да, — коротко ответил я.

— Такое впечатление, что он король студентов. Е-мое, Кир, в университете лишь один-единственный король — и это ты!

— Но он мне ничего плохого не сделал!

— Он уже сделал плохое: перевелся в наш вуз, в твой вуз, где небожитель — ты и только ты! Послушай, брат, тут что-то слишком подозрительно. Зачем он перевелся? Да еще строит из себя крутого. И походка у него какая-то наглая, высокомерная.

— Наоборот, мне он показался довольно-таки скромным. И лицо у него доброе очень.

— Лицо, лицо, лицо и бла бла бла. Родной, даже преступник способен изобразить мученика. Да у всех лицо доброе, когда они смотрят на тебя.

— Согласен. Но у других потому и доброе, что они боятся меня. А у Азата искренность в глазах. Он меня не боялся… Знаешь, я всегда чувствую человеческий страх. У Азата не было страха. Он совершенно не боялся и не лебезил.

— Возможно, это и так, а возможно, так тебе кажется, — медленно произнес Володя, зевая.

— Безусловно, это так, — настоял я на своем мнении. — Что ж, чокнемся?

Мы вчетвером выпили по бокалу вина. Володя и одна из девушек встали и подошли к двери, где скрылся Сыргак с партнершей. Володя постучал и крикнул:

— Эй, ублюдок, ты кончил? Или, пока ты раздевался, железо уже остыло?

Дверь открылась. Высунулась голова Сыргака.

— Мы еще не кончили, осел! Я собираюсь здесь ночевать.

— Ночевать? — язвительно переспросил Володя. — Ты, что, сбрендил? А мы где будем? В коридоре?

— А эта комната? — Сыргак имел в виду комнату, где находились мы.

— Идиот! Здесь же Кир и его девушка будут! Я тебе говорил, ублюдок, что надо занять три помещенья!

— Денег же не хватило! — проворчал Сыргак. — Ладно, щас мы выйдем.

Внезапно я встал и заявил:

— Я не буду. Можете остаться в этой комнате.

— Ты, что, шутишь, Кир?

Я ничего не ответил и вышел в коридор. За мной последовала «моя» девушка.

— Извините, — промямлила она немного обиженно, — я, наверно, не в вашем вкусе?

— Да не в этом дело.

— Тогда в чем?

— Просто настроя нет — вот и все. Идите к ним.

— Нет, не хочу!

— Почему же?

— Мне противно! — энергично воскликнула она.

— Противно? — Изумлению моему не было предела. — Нет, подождите, вы только что сказали, вам противно? Я не ослышался?

— Нет, не ослышались — мне действительно противно.

— Хм, тогда что вы здесь делаете?

— Я… я… устроилась сюда лишь вчера.

— Вчера?

— Да. Кроме того, у меня еще не было клиента. Если бы вы согласились, то были бы моим самым первым клиентом.

— Вот как, — пробормотал я. — А скажите, как ваше имя?

— Гульджамал.

— Каким образом, Гульджамал, вы попали в «Остров везения»?

— У меня маленький ребенок, а его отец, мой бывший гражданский муж, оказался жалким сыночком своих лживых и подлых родителей. Он оставил меня с ребенком. Словом, долгая история. Нынче безработица. У меня не было иного выбора. Разврат значил деньги, они мне позарез нужны.

— Гульджамал, знаете, что я вам посоветую: сию же минуту увольняйтесь отсюда, иначе будет слишком поздно. Увольняйтесь! Я подыщу для вас работу.

Немного поговорив с ней и оставив номер телефона, я удалился.