ЧеловечеГ

Игорь Станович

…можно называть меня Мастером, можно Пастухом. Евреи будут звать меня Хейлель. Но мне больше нравится Демиург. Или лучше Люцифер, так и понятнее многим, и смысла больше…

© Игорь Станович, 2016

© Илья Ильин, иллюстрации, 2016

Редактор-корректор Валентина Белоглаз

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Человечег проснулся. Неожиданно, мутно, как это происходило каждый день вот уже несколько последних лет. Ему не было надобности смотреть на часы. Время он знал и так. Вернее, не знал, а был уверен в его состоянии на текущий момент, выраженном набором цифр. С небольшими допусками плюс-минус десять минут он увидит на дисплее компьютера, оживленного прикосновением его руки, сочетание знаков, обозначающее, что сейчас уже за полдень, а именно — час дня. Всё те же несколько лет это действо повторялось изо дня в день. Режим его образа жизни уже прочно сложился и устоялся, как и логистика всех последующих за пробуждением действий, подсказанная рациональностью распределения сил и времени. Ведь время — это ресурс, который мы тратим, исходя из своих потребностей и приоритетов. А если ты израсходовал некую часть его на такую глупую, но биологически необходимую процедуру как сон, то приходится бережно относиться к оставшейся. Он никогда не задумывался над этим, всё пришло само, и даже себе самому он никогда бы не смог объяснить природу собственных поступков. Откуда взялся этот рационализм? Эти отработанные и пошагово просчитанные движения сложились у него автоматически. Человечег знал, что сейчас он встанет и выглянет в окно. Там он увидит остатки утренней толпы в виде редкого народа, бредущего по аллее Дмитрия Донского, ещё несколько часов назад плотным потоком спешащей в разинутые двери входа в метро и безвозвратно, до вечера, исчезающего в его утробе. Он неоднократно наблюдал это, засиживаясь перед компом допоздна, то есть — раннего утра, когда люди отправлялись на работу. Конечно же, с поправками на время года и погоду, количество людей может варьироваться. Но так ИМХО было всегда и, наверное, будет продолжаться вечно. Сегодня должно быть первое июня. Солнце с переменным успехом пытается пробиваться через неплотную московскую облачность. Он заметил это как только открыл глаза, сквозь ни разу не мытое им стекло окна с вечно распахнутыми тюлевыми занавесками. Поэтому сейчас, по большей части на аллее, можно будет видеть мамаш с колясками или ходячими детьми, разбавленными подростками. А также домохозяек, исполняющих свои должностные инструкции в пункте пополнения запасов провизии, путём доставки её из универсама «Пятёрочка», находящегося на противоположной стороне Бульвара того самого Дмитрия Донского, в домашний холодильник. Этих женщин, неторопливо спешащих по бытовым делам, он называл про себя «сумчатыми». Далее он пройдёт шесть шагов до двери, ведущей в прихожую его двухкомнатной квартиры. Выйдет в неё. Потом три шага до поворота на кухню. Кухня. Здесь он нальёт в электрический чайник воды ровно один литр и двести граммов согласно мерному делению на бытовом приборе, именно столько потребуется ему для всех утренних гастрономических нужд. Но прежде сольёт некоторое количество застоявшейся в трубах, ибо бутовская вода не отличается качеством. Видимо, этот ритуал передался ему по наследству, так всегда было принято делать в его семье. Ещё во времена, когда в прошлом веке он жил с родителями в Чертаново, отец, в чьи обязанности входило утреннее заваривание чая, приговаривал, откручивая кран: «Пусть сойдёт немного ржавчины, ведь она суть железо, а зачем накапливать его в теле и утяжелять организм? Я и так излишне вешу». Тогда можно было это себе позволить — счётчиков на воду ещё не принято было устанавливать в квартирах и её не приходило в голову экономить. Пока чайник начнёт закипать, в его распоряжении будет несколько минут, чтобы достать с полки банку растворимого эрзац-кофе, названия которого он никогда не читал и не обращал внимания на цену — покупал то, что первым попадалось под руку в ближайшем магазине «Перекрёсток», расположенном в двух кварталах за домом, по улице Грина, в который всё та же биологическая нужда заставляла его наведываться не чаще пары раз в месяц. Он даже не предполагал разницы между дорогим и дешёвым напитком, главным был кофеин. А он, как ему по наивности казалось, обязан был содержаться в напитке под названием кофе. Две ложки растворимых гранул будут высыпаны в керамическую кружку, приправлены сверху тремя ложками сахара и одной сухого порошка, именуемого заменитель сливок, для «нажористости». Ещё порядка трёх минут и сорока секунд у него останется для того, чтобы зайти в большую комнату. Касанием сенсорной пластины, заменяющей мышку, реанимировать дремлющий комп с никогда не закрываемыми страницами Фейсбука, Однокласников, в Контакте и ещё нескольких социальных сетей. Пока его электронный друг, сожитель и источник доходов в одном лице будет очухиваться после сна, успеет закипеть чайник. А пока Человечег мимоходом глянет случившиеся на экране изменения, ознакомится с именами тех, кто прислал ему письма и прочие «массаги». Вчитываться пока не будет, оставит на попозже. Достанет из пачки утреннюю сигарету, вода в чайнике тем временем немного поостынет, ведь он не любит кипяток. Как раз настанет время вернуться на кухню, залить полуфабрикат напитка в кружке горячей водой. На кофе её уйдёт триста граммов, оставшиеся девятьсот он выльет в ковшик, предварительно положив туда вынутые из морозилки полпачки пельменей. Именно так, а не наоборот, не пельмени в кипящую воду. Для изжоги — незаменимая вещь, как говаривал один знакомый сисадмин. Ему почему-то всегда нравилось это блюдо полуслипшимся. Видимо потому, что таким оно получалось у вечно задёрганной работой и бытом матери, а воспоминания детства всегда вызывали в нём сладостно-мазохистские чувства. Потом поставит кастрюльку на электрическую плиту и приготовит свой традиционный и любимый полузавтрак, который можно назвать полуобедом, если принимать во внимание традиционный для трудоспособного населения Земли распорядок дня. Впрочем, учитывая свой образ жизни, приёмы пищи он никак конкретно не называл и не разделял их на завтраки, обеды и ужины. Просто после сна, который мог случаться в любое время суток, полагалось поесть, что он и делал. Он редко испытывал чувство голода. Скорее, еда была привычкой, биологически осознанной необходимостью, засевшей на уровне инстинкта где-то в подсознании. И если бы в связи с отказом от пищи не светила перспектива окочуриться, он вообще бы перестал это делать. Вкуса Человечег не чувствовал, кулинарные предпочтения людей не разделял. Более того, понятие «вкусно» он считал пережитком и атавизмом, унаследованным современным человеком от диких времён, и абсолютной нецивилизованностью. А традиционно условное распределение приёмов пищи в течение дня по названиям, таким, как завтрак, обед и ужин — чистой глупостью. Для него их не существовало, любой приём пищи про себя он называл «заброска кормом». Впрочем, и людей он не сильно жаловал. Он существовал в своём мире, большую часть которого за исключением всё тех же биологических надобностей, составлял Интернет.

Человечег опустил ноги на толстый ковролин, присыпанный местами пеплом и окурками из вечно опрокидывающейся стеклянной банки с надписью «икра кабачковая стерилизованная», много лет служившей ему верой и правдой в качестве пепельницы. «Хреновый накопитель бычков, — подумал он. — Надо бы новым разжиться, этот уже йух апгрейдишь». Подобную фразу в разных интерпретациях он повторял себе каждый раз, когда после сна ощущал ступнями перекатывающиеся по ворсу напольного покрытия обгорелые фильтры от сигарет. И каждый раз брал в руки вонючую банку, относил её на кухонный стол с мыслью найти новую, а эту выкинуть в столь же полное мусорное ведро. Однако замену он никогда не находил и просто вытрясал из пепельницы то, что возможно было вытрясти, так как с годами содержимое её спрессовалось от утрамбовывания. В этом заключалась суть апгрейдивания. «Точно, надо проверить, но кажется сегодня пятница, первое июня, день защиты детей! — Пришли ему в голову сразу несколько мыслей. — Пятница, пятница, пятница-развратница, тогда сегодня Юлькин день, вот сейчас сконнектюсь с ней в Фейсбуке, чтобы захватила с собой новую пепельницу, если я, конечно, не ошибся в днях недели». Женщина Юля приходила к нему каждую пятницу вот уже второй год. Когда-то он написал ей на сайте знакомств, и она откликнулась. Отношения у них сложились чисто договорные, без лишних эмоций. Адреналин присутствовал лишь при первой встрече, назначенной им в Якитории, возле дальнего выхода из метро и плавно продолжившейся у него на квартире. Чтобы не возникало двусмысленности, в своей анкете она русским по белому обозначила: «Хочу найти спонсора». Однако профессионалкой она не была. Он не любил профессиональных проституток и пользовался их услугами очень редко, всего-то раз шесть за свою жизнь. Юлю про себя он нейтрально-ласково называл «феей». Она ходила на службу в государственную контору, кажется, это отделение пенсионного фонда или ещё какая-то налоговзимающая организация. Там ей платили некоторые смешные деньги, называемые заработной платой. Но главным критерием выбора профессии, являлось то, что рабочее место находилось в соседнем от её жилья, доме. Который находился в Южном Бутово, по улице героя России Кадырова, видимо, старшего, так как младший был пока жив, а у нас уже не принято называть городские объекты именами людей, ещё не успевших помереть. Небольшая зарплата, как водится в надзирающих бюджетных органах, компенсировалась льготами и отсутствием строгого надзора, да и малым количеством самой работы. Посему, Юлия постоянно торчала в различных социальных сетях, и проще было разыскать её в Интернете, нежели дозвониться по мобильнику. Пенсионный фонд — это не частная контора, где сисадминам вчиняется блокировать, не относящиеся к должностным обязанностям сайты. Половая и возрастная специфика коллектива не даёт основание начальству заниматься подобной ерундой. Но к соблюдению КЗОТ в нём относятся с должным почтением, посему восьмичасовой рабочий день приходилось строго отсиживать в конторе, отпрашиваясь только по уважительной причине. Поэтому днём она была занята, а вечером в пятницу, часам к девяти, приезжала к нему. Иногда, по взаимной договорённости, она могла приехать и во внеурочный день и время, но это случалось редко, только когда он её просил. Он не любил нарушать распорядок жизни, и позволял себе подобные оттяги только по случаям, в разряд которых относил завершение какого-нибудь проекта или другой серьёзной шабашки, что подразумевало хорошую оплату. Тогда он разрешал себе пару дней относительного безделья, несомненным атрибутом которого и являлись внеплановые вызовы. Юля была старше его на пять лет, если верить цифрам в анкете и фотографиям. Но он им не верил, так как хорошо знал возможности фотошопа и догадывался о патологических наклонностях женщин недооценивать свой возраст, особенно после тридцати пяти лет, особенно в ситуациях, когда те размещают анкеты на подобных сайтах, особенно, когда в этих анкетах присутствует пункт: «хочу найти спонсора». В той анкете на Мамбе, с которой и начались их взаимоотношения, Юля вообще использовала чужие фотки, боясь засвечиваться в Интернете. Это часто практикуемый вариант для подобного рода ресурсов и цели вывешенных анкет, мало ли кто из её сослуживцев мог оказаться и коллегой по сайту, такую вероятность нельзя было исключать полностью, даже принимая во внимание специфический тип коллектива. Это его нисколечко не смутило при первой встрече. А разница в возрасте даже обрадовала. Фигурка у женщины была стройная и отвечала его сексуальным представлениям. А возраст пропорционально отражал сексуальный опыт, что было ещё увлекательнее. Поэтому, вкупе с врождённой корректностью, вопросов относительно исполнившихся ей лет он не задавал. Финансовые возможности вполне позволяли оставлять девушке в качестве «материальной помощи» или «гонорара за заботу» пять тысяч рублей раз в неделю, плюс сверхурочные за внеплановые вызовы, которые, впрочем, не стоило брать в расчет как постоянные траты. К тому же «постоянники», да ещё с многолетним стажем, у «фей» имели некоторые льготы, такой «кодекс чести» не чужд и в этой области человеческого бытия. Подобные отношения устраивали обоих, по крайней мере, они оба на словах так утверждали, а уж как думали на самом деле, оставалось за темами их общения. Жить с женщиной на постоянной основе, то есть заводить семью и, не дай Бог детей, он считал ещё большим атавизмом, нежели предаваться гастрономическим утехам. Он и те занятия сексом раз в неделю, упразднил бы, как бестолковую трату времени и сил, если бы не этот чёртов зов плоти, называемый наукой инстинктом продолжения рода. Но тут уже деваться было некуда, и он отдавал себе отчёт, что ещё не достиг того уровня совершенства, к которому должно стремиться человечество в процессе эволюции. Ведь конечная цель цивилизации это — АБСОЛЮТНЫЙ РАЗУМ, который не должен отвлекаться на подобную ерунду. А продолжение рода? Так для этого достаточно один раз в жизни сдать в банк спермы пробирку и всё оставшееся время посвятить умственному процессу во имя прогресса и развития. Он лично уже на пути к подобному просветлению, в отличие от той толпы, что утром стекается к стеклянным дверям входа в метро, ведь он это осознал. Он определил истинный путь, и имеет над остальными огромное преимущество. А пока… не всё же даётся сразу. Поэтому и не усматривал ничего зазорного в приходящей раз в неделю сексуальной партнёрше. Он платил деньги, она оказывала услуги, и не надо подстраиваться, притираться, идти на компромиссы в чьих-то привычках и образе жизни. Да и просто терпеть возле себя постороннего человека с его правилами и недостатками. Это, в его понимании, было вполне естественное дело, диктуемое сегодняшним временем. Каждый член общества находит свою нишу, выполняет своё предназначение. Кто-то должен работать головой, кто-то обслуживать мыслителя, в том числе и удовлетворять его физиологические потребности, к которым он относил и секс, и получать за это средства для существования. Поначалу его раздражали некоторые непривычные поступки и поведение Юли. Например, она всегда жевала жвачку, объясняя это заботой о нём, чтобы радовать его свежестью дыхания. «Вот ведь, — думал он, — типичный представитель своего времени, жертва рекламы с „Орбитом“ в башке». Даже в постели, во время соития, она не вынимала её изо рта. А делая минет, просто засовывала за щёку. Тут уж он смалодушничал. Не стал ничего говорить на это, хотя понимал, что раз он платит, то и «музыку может заказывать».