Мерцание зеркал старинных. Странная любовь

Светлана Гребенникова

Почти триста лет спустя призрак Наташи поселился в доме той, кто является ее продолжением, той, в чье тело вселилась ее душа, и рассказал свою историю в надежде, что восторжествует истина. Наташа указывала на свои портреты и просила сорвать маски с тех, кто убил ее и воспользовался ее именем после смерти.Наташа считает, что срока давности у преступления, которое совершено над ней, нет! И просит, чтобы ее последовательница, ее отражение в этом мире, раскрыла все секреты.

Глава 151. Вызов

Я вложила свою руку в его, и он отвел меня в кают-компанию — так на корабле называют салон. Там стояли глубокие кресла для отдыха, карточный и бильярдный столы.

Замечу, что бильярд появился в России благодаря Петру I. С игрой он познакомился в Голландии и по возвращении приказал поставить стол у себя в приемной: «Дабы вельможи, дожидаясь аудиенции, не занимались пустобрехством, а время проводили с пользой». Каждый богатый и уважающий себя дом старался обладать подобным роскошеством, и я бы удивилась, если бы на таком помпезном корабле не было бильярдной.

Я ступила на мягкий персидский ковер. Туфелька провалилась в шелковые ворсинки буквально по щиколотку. Скинув обувь, я начала медленно кружиться по комнате. Пританцовывая, я продвигалась вперед, увлекая за собой Николая. Он включился в мою игру, нас охватил азарт. Части моей одежды одна за другой падали на пол. Николай не прикасался ко мне — я разоблачалась сама… Платье было достаточно свободным, без корсета, поэтому снять его оказалось легко. Вниз полетела одна юбка, вторая… Осталась одна тонкая рубашка, которая лишь символически покрывала мое тело, предательски выдавая всё то, что благородные барышни старательно пытаются утаить.

— Ты красивая, — бросил он.

— Знаю, — ответила я.

— И это мне тоже ведомо, — засмеялся он.

— Ну что, так и будешь смотреть?

— А почему бы и нет? Я видел столько красивых женщин, что могу сказать тебе честно: ну не прельщают меня женские прелести… настолько сильно, как тебе того хотелось бы.

— Ты пытаешься меня обидеть?

— Отнюдь, отнюдь. Я пытаюсь сказать: меня влечет то, что находится у тебя внутри, тот дикий зверек, который прячется в твоей голове! Твои свободные речи, твои легкие губы… они произносят слова, от которых хочется бежать далеко-далеко, на край света. Но с тем, чтобы обязательно вернуться к тебе и упасть в твои объятия.

Я шумно выдохнула:

— Ну так упади! Что же ты утомляешь меня долгими разговорами? Так мне станет легче, ей Богу, легче!

Он улыбнулся и посмотрел на меня, словно я ребенок, лепечущий невесть что.

— Наташа, неужели ты думаешь, что я буду потакать твоим желаниям? Ха-а-а… тебе самой не смешно? Ты вспомни себя. Ты же говоришь, что мы похожи.

— Да, но…

Он, не дослушав, поднял руку и вышел. Я осталась одна!

Я хочу, чтобы вы поняли, что я ощущала и чувствовала тогда. Когда Федор оставлял меня без ласк любви, он выбегал за дверь и выл, как дикий зверь. Ему самому было невыносимо плохо от того, что он пытается проучить меня. Таким образом он приносил в жертву свое сердце, потребности, всё свое естество. Он рвал на себе волосы, метался от горя, из его глаз катились слёзы. Его хватало ровно на несколько часов, самое большее — на день, после этого он становился бледен, как будто его тоже всё время тошнило. Его руки тряслись, глаза лихорадочно блестели. Я была его болезнью.

Николай — абсолютная его противоположность. Своим уходом он выказал безразличие к моему телу, к страсти, которую не так давно испытывал. «Неужто пресытился?» Я со злостью хлопнула кулаком по столу:

— Ну уж не-е-ет! Ты не будешь надо мной так издеваться! Плыть нам еще долго, и я не позволю так вести себя со мной! Ты должен быть опьянен моей красотой, обязан постоянно желать меня! Деться с корабля тебе некуда, я достану тебя везде, буду зажимать в углах… что-то придумаю! Но я не позволю тебе пренебрегать мною, моими желаниями!

Тут в дверь постучали.

— Ну что же ты стучишь так робко? Заходи!

Я ожидала, что войдет Николай и начнет извиняться, поэтому развязно села прямо на стол. Но в комнату, в этот чертов салон, вошли два матроса. Увидев меня во всей красе, они застыли на месте.

— Барин сказал, — робко произнес один, — что вы изъявили желание…

— Что-о-о барин сказал? Желание?! — мне показалось, что я неправильно его поняла. Столь неслыханной дерзости я не ожидала даже от Николая. — И что, он вас прислал удовлетворить мои желания?! Я не ослышалась?! — матросы дружно закивали. — Вы что о себе возомнили?! Пошли во-о-о-о-н! — заорала я так, что меня, наверное, даже на мостике услышали.

Наглость поступка Николая не имела названия. Я от неожиданности чуть со стола не свалилась. Да, у них были красивые сильные тела, но в лицах, кроме тупости и покорности, не отражалось ничего! Матросы они были или еще кто, специально их держали «для этих дел» или нет, мне было не важно.

Они не сдвинулись с места:

— Не можем мы его ослушаться.

— Пошли вон! Вон! Вон! И скажите, что я жду его!

— Хозяин отдыхать лег.

— Ах, он устал?! — внутри меня всё кипело. — Ну, ничего, ничего! Сейчас я ему отдохну, я так ему отдохну, что он до конца поездки ни разу не утомится! — шипела я как змея. И видя, что матросы по-прежнему толкутся у двери, заорала. — Вон пошли! Я не пойму, вы оглохли, что ли?

— Мы не можем ослушаться барина. Пожалуйста, Наталья Григорьевна.

— Дмитриевна! — крикнула я.

Они пристыженно опустили головы, но повторили:

— Наталья Григорьевна…

Мои глаза раскрылись от удивления. «Да что же он за бес-то? Они стоят передо мной, как два болванчика… И не страшно им? И не стыдно?»

— Так вы желаете или нет? — смущенно переспросил один из матросов.

— Нет! Вас — нет!

— Как вам будет угодно. Мы будем неподалеку. Я — Иван, а это — Стани́слав.

— Стани́слав, что за имя такое дурацкое? — бурчала я себе под нос, нервно ломая пальцы, не в силах придумать, как мне достойно ответить на выходку Николая.

Они вышли, я попыталась выйти следом, но не смогла: они стояли у двери.

— Вам необходимо вернуться, Наталья Григорьевна. Приказ барина.

Я возвратилась в кают-компанию, в голове моей был хаос.

— Да-а-а… — только и смогла промолвить я. «Хитер! Умен! Игрок! Ты бросаешь мне вызов? — мои мысли стали спокойнее. — Значит, следующий ход за мной! Ты не со зла, не ради моего унижения, а ради игры, для интереса…»

Негодование уступило азарту, и я включилась в предложенную игру. «Он хотел, чтобы я оценила его демарш? Отлично! Но только следующий ход мой! Предлагаешь поиграть? О-о-о! Только это уже не шахматы. Как назвать игру, которую ты мне предлагаешь, Николенька, даже и не знаю!»

Я крикнула:

— Эй, Стани́слав, или как тебя там? Иди сюда!

Дверь тут же отворилась.

— Да, Наталья Григорьевна, чего изволите?

— Подойди! — я сидела на краешке столика.

Он подошел.

— На колени!

Он упал ниц. Голова опущена, на меня не смотрит, руки на коленях. Ждет… как будто поза эта ему привычна. «Бедный, бедный мальчик…» Поставила ногу ему на плечо, толкнула — свалился на спину…

«Тело прекрасное. Не знаю, может быть, от вёсел, может, еще от какой-нибудь трудной работы, но он великолепен как Аполлон! Ну и пусть тупой, зато дико красив! — Я усмехнулась. — Ну, если барин делает мне такой подарок, отчего бы им не воспользоваться? Отказываться глупо! Грязно? — я слегка дернула плечиками. — Ну, может быть, чуть-чуть».

Я медленно встала со стола. Скинула рубашку, осталась нагой. Села сверху. Не смотрит в глаза… Рукой приближаю его лицо. «Не смотрит… Я так не могу! Нужно, чтобы смотрел!»

— В глаза смотри!

— Стыдно, барышня.

Я захохотала, откинув голову.

— Стыдно-о-о? Прекрати-и-и! В первый раз, что ли?

Молчит.

— Э-эй, Наташка! А ну-ка слезь! — услышала я окрик вошедшего Николая.

Я вздрогнула. «Да чего же ты хочешь? Зачем делаешь это со мной?» — стремительно пронеслось в моей голове. Я лишь пожала плечами, оставаясь сидеть верхом на треклятом Стани́славе.

— Эй! Чего молчишь-то? Слезай! Или прикипела?

Я быстро спрыгнула… и не стала одеваться. Тряхнула головой, волосы рассыпались, закрыв грудь. Предстала этакой морской русалкой, только без хвоста. Николай смотрел на меня в упор и ждал, что я буду делать дальше. Постояв какое-то время, я откинула волосы назад и медленно села обратно на стол, на всякий случай закинув ногу на ногу, чтобы не ввергать себя в полный стыд.

— Ну что? — томно спросила я. — Отдохнули, граф? Что-то вы быстро, я тут только во вкус входить стала. Стани́слав-то… совсем неплох. — Тут я резко сменила тон: захотелось побольнее уколоть «братишку». — Ты зачем сюда приперся? Сам посылаешь подарки, и сам же не даешь ими воспользоваться. Не понимаю!

— Да всё ты прекрасно…

— Не-е-ет!

— Сядь нормально!

— Это как?

— Как барышне подобает!

Я звонко рассмеялась, видя, как он злится:

— А я не барышня, я девка! Развратная и горячая! Нет больше барышни. Вся за борт стошнилась. Осталась только вот эта! Нра-а-авится? Бери! Не нравится — вон пошел!

Стани́слав бестолково лежал на полу, и как только я крикнула «Вон пошел», вздрогнул.

— А ты останься! Останься, Стани́слав.

«Что за имя такое? Нерусский, что ли?» — опять пронеслось у меня в голове.

Губы Николая задрожали, лицо побледнело, руки непроизвольно потянулись к моей шее. «Ох-х-х, вот и он! Вот он — настоящий! Очень рада видеть вас, сударь, готова заново с вами познакомиться!» Я протянула ему руку — не для поцелуя, а для рукопожатия, по-мужски.

Николай подошел ко мне, дернул за протянутую руку, и я полетела на пол. Споткнулась о проклятого Стани́слава и растянулась прямо у ног молодого графа. Он не торопился меня поднимать, но не был груб, не хватал за волосы, как мог бы сделать Федор, чтобы поднять меня одним рывком. Только присел на корточки и прошептал:

— Оденься. Я жду тебя к ужину.

И опять ушел, но Стани́слава не забрал. Тот лежал, боясь вздохнуть или что-то сказать. Я медленно встала, прошлась туда-сюда. Злилась, и злость моя нарастала. Потом подошла и со всего маху пнула Стани́слава в бедро.

— Что растянулся? — кричала я. — Чего лежишь? Иди отсюда! Барышня тебя не хочет. Что, непонятно?! Развалился, ходить мешает! Спотыкайся тут об него!

Он вскочил и торопливо оправил одежду.

Я гаркнула:

— Пш-шё-о-ол!

— Спасибо вам! Спасибо вам, барышня! Спасибо!

Он кланялся, как болванчик, и пятился к двери. Я смотрела на него, недоумевая, откуда Николай их взял. И потом до меня дошло, мысли обрели ясность: «Да не предназначены они для утех! Просто матросы… Прислуга корабельная, как они там называются. Балуется граф, играет… Ну, ничего, ничего…»