Перья

Оливия Вильденштейн, 2019

Остался всего месяц, чтобы получить недостающие перья для моих крыльев. Как только я соберу все, смогу вознестись в Элизиум и выйти замуж за архангела. Поэтому я отправилась в Париж на выполнение нового задания. Знакомьтесь, Джаред Адлер – самый грозный и в то же время самый обаятельный грешник на земле. Если заставлю его совершить хотя бы один добрый поступок, я сразу получу все недостающие перья и завершу свои крылья. Вот только Джареда уже пытались изменить. Сто тридцать один ангел. И все безуспешно. Но я решительно настроена выполнить задание. Оказалось, что Джаред тоже решительно настроен… уничтожить меня. Если мое сердце будет биться для кого-то, кроме него.

Глава 12

Мы пробродили по кривым улочкам Парижа бо́льшую часть утра. После Селеста отправилась на встречу со своим грешником. А я прилегла вздремнуть на часик, который превратился в десяток часиков. Когда я проснулась, небо Элизиума уже стало пурпурным от звезд, а значит, на Париж тоже опустилась ночь.

Я не сразу встала — смотрела на звезды и обдумывала свое ужасное решение. Неужели я действительно подписалась на Тройку? Действительно ли я ходила к нему домой, встретила его и потеряла перо?

Я перевернулась на бок и обнаружила на соседней кровати маленький комочек, издающий тихое похрапывание и увенчанный копной длинных каштановых волос. Селеста.

Вздохнув, я сбросила одеяло и на цыпочках обошла комнату. Одной рукой я расчесывала волосы, которые в свете ангельского огня казались пронизанными медью и золотом. А другой расстегивала две верхние пуговицы черного платья, потому что моей груди в нем было тесно. Неужели она снова выросла? Я повернулась боком, осматривая свое тело. Корсаж определенно стал слишком тугим, но, если я расстегну еще несколько пуговиц, стану похожа на женщин с вечеринки Джареда. И хотя я хотела, чтобы меня снова пригласили в «La Cour des Démons», все равно не была в восторге от вероятности, что меня могут принять за одну из особых гостий.

Я шла туда по делу, а не ради удовольствия.

Я отложила расческу, схватила сумку и вышла из спальни, аккуратно прикрыв за собой дверь. В отличие от сегодняшнего утра, многие неоперенные были уже при деле. И я снова ловила на себе пристальные взгляды, пока шла по гильдии.

— Bonsoir^[26], Лей, — сказала Офан Полин, когда я проходила мимо нее.

Я улыбнулась и пожелала спокойной ночи. Я услышала, как неоперенный спросил Полин обо мне — «перевод из Гильдии 24», — а чуть позже тут и там зазвучало имя Ашера. Должно быть, он уже произнес свою речь. Он все еще здесь или уже ушел? И если ушел, помог ли пройти через поток кому-нибудь? Когда я вышла в сумерки, ревность окутала меня, как паутина. Едва заметная, но тем не менее липкая.

Я резко остановилась.

Ревность стоила Еве пера. Я взмолилась, чтобы со мной не произошло того же, и закрыла глаза, ожидая жжения. Я сделала три безболезненных вдоха и подняла веки. Затем покрутилась, проверяя булыжники вокруг своих бронзовых шпилек. Должно быть, этой ревности недостаточно для потери пера.

На этот раз я поехала на метро, предположив, что так будет быстрее, чем пешком. Но пожалела о своем решении, как только почувствовала запах пота, который исходил от спешащих по туннелям людей.

Женщина в разорванной одежде, с перепачканными грязью щеками и спящим на ее коленях ребенком, протянула мне бумажный стаканчик, наполненный монетами.

— Shivouplait, — сказала она, позвякивая чашкой.

Мне потребовалась пара секунд, чтобы разобрать ее речь. «S’il vous plaît». «Пожалуйста». Я достала из сумки синюю купюру и сунула ее в стаканчик.

Моргнув, женщина посмотрела на купюру, потом на меня, но не поблагодарила. Надеюсь, она использует эти деньги, чтобы накормить своего ребенка. Хотя, к сожалению, я сомневалась в этом. В Нью-Йорке тоже немало попрошаек, и большинство из них покупают алкоголь или отдают деньги своему боссу.

Я продолжила спуск по туннелю и услышала скрежещущий звук от торможения поезда, который эхом отразился от выложенного плиткой перрона. Чуть не свалившись с крутой лестницы, я влетела в поезд прямо перед тем, как стеклянные двери захлопнулись.

Четыре остановки спустя я пересела в другой поезд на еще более оживленной станции, а затем еще десять минут тряслась в извивающейся металлической трубе под Парижем. Я вынырнула из-под земли и жадно втянула воздух, который не пах тысячами тел.

Как же хотелось уметь летать!

Я взглянула на темно-синюю табличку на углу здания, чтобы понять, где я нахожусь, и направилась на восток, к ухоженной площади и зловещим красным дверям. По пути я обдумывала предлог, который поможет мне попасть на еще одну аудиенцию с лидером «Суда Демонов».

Меня приводила в ужас сама идея того, чтобы снова встретиться лицом к лицу с Джаредом. Но, оказавшись у багрового входа, я все же нажала на звонок. В отличие от вчерашнего дня, дверь не открылась сразу. Я чуть-чуть подождала и позвонила снова. Ничего. Должно быть, Джаред отдал приказ не впускать меня.

Однако он не мог оставаться внутри вечно. И, учитывая его род деятельности, он обязан принять посетителя. А я хороша в выжидании людей.

Я достала книгу, которую захватила с собой, и прислонилась к одной из каменных колонн аркады, повернув страницы к фонарному столбу. Я была готова ждать всю ночь, если понадобится.

Час спустя я захлопнула книгу, потрясенная финальным сюжетным поворотом — девушка выбрала не герцога, а конюха. Я не могла понять, что чувствую. Я была настолько уверена, что героиня в конце окажется с герцогом, что не обращала внимания на конюха. И вот он превзошел своего господина.

— Мне казалось, она собирается покинуть страну, — прозвучал грубый голос.

Я так резко вскинула голову, оторвав взгляд от обложки, что чуть не потянула шею.

Светлые глаза Тристана сверкнули в темноте, и уголки его губ приподнялись в улыбке.

Прежде чем он успел сказать «я же тебе говорил», я облизнула губы.

— Месье Адлер, я знаю, вы не хотели видеть меня…

— Джаред.

— Что?

Он скрестил руки на груди, из-за чего рукава его прекрасного темно-синего костюма натянулись. На манжетах белой рубашки поблескивали запонки в виде черепа и костей.

— Месье Адлером был мой дядя.

— Ох. Эм, ладно.

— Почему ты здесь?

— Чтобы объясниться. — Джаред примет мою помощь, только если преподнести ее как нечто совершенно иное. — Я поспорила со своим лучшим другом, что смогу заставить тебя совершить один добрый поступок. И я многое потеряю, если потерплю неудачу.

Я ждала, когда перо оторвется от моих крыльев, ведь на самом деле я не делала никаких ставок. Ангелам не разрешалось играть в азартные игры, даже если это было не ради денег. По какой-то причине — возможно, потому что в моих словах все же присутствовала правда — ни одно перо не упало.

— Добрые поступки никоим образом не принесут мне пользы.

— Они принесут пользу твоей душе.

Джаред фыркнул.

— Мне нравится моя душа такой, какая она есть.

Я изумленно уставилась на мужчину. Он Тройка, напомнила я себе. Тройки не заботятся о своих душах. Точно так же, как они не заботятся ни о ком, кроме себя. Я бросила быстрый взгляд на улицу — ни прохожих, ни машин. Почему я все еще здесь?

Верно…

Селеста.

Ашерлеста.

— Тебе бы не понравилась твоя душа, если бы ты знал, какое она имеет значение, — сказала я.

— И какое же? — Джаред склонил свой щетинистый подбородок к шее. — Что она значит, Перышко?

Я уже собиралась дать ему базовое объяснение, которым нам разрешалось делиться с людьми, но осознала слово, которое он только что произнес. Перышко. Стук моего сердца начал отдаваться в висках.

— Почему ты меня так назвал?

— Как так?

— Ты только что назвал ее Перышком, — подсказал Тристан.

Время тянулось бесконечно, прежде чем Джаред ответил:

— Потому что она выглядит мягкой и бесхребетной. Как перышко.

Мне следовало бы поморщиться или возмутиться из-за «мягкой». Сначала Тристан, теперь Джаред… Разве нельзя описать меня по-другому? Но прозвище попало в точку.

— Черви бесхребетны, у перьев есть стержни.

— Стержень — это не позвоночник, — на губах Джареда заиграла улыбка. — Но если ты предпочитаешь, чтобы я называл тебя Червяк…

— Нет! Перо подойдет, — я облизнула губы. — Значит ли это, что ты дашь мне второй шанс?

— Ну, на тебя приятнее смотреть, чем на Тристана.

— Salaud^[27], — выругался Тристан, но, судя по смешку, не всерьез.

Джаред повернулся к въездной арке.

— Будет весело.

Это будет совсем не весело. Ни капельки. Но если я смогу заставить его изменить хоть одно ужасное решение, оно того стоит.

Джаред позвонил в свою собственную дверь — у него нет ключа? — и повернулся ко мне.

— Когда закончится ваш спор?

— Через месяц.

Щелк.

Джаред прижал пальцы к лакированному дереву.

— У тебя есть двадцать четыре часа.

— Что? — пискнула я.

— Я весь твой на один день. Как только твое время истечет, ты перестанешь преследовать меня.

— Я не преследую тебя.

Джаред кивнул в сторону колонны, у которой я его поджидала, и на книгу, все еще зажатую в моих руках.

— А как ты называешь осаждение моего порога? Осмотр достопримечательностей?

Ладно, возможно, я преследовала его.

— Я хочу, чтобы ты навсегда убралась из моей жизни через двадцать четыре часа. Соглашайся или уходи сейчас, Перышко. Мне все равно.

Мое сердце тикало в груди, как бомба. Смогу ли я изменить этого человека за один день?

— Часы сна не считаются.

— Хорошо торгуется, — заметил Тристан.

— Ладно, — сказал Джаред.

Тристан бочком приблизился ко мне и пробормотал:

— Молодец, Лей.

Я удивленно уставилась на него, гадая, почему он меня поздравляет.

Рука Тристана опустилась на мою поясницу.

— Не в привычке Джареда давать второй шанс.

— Время, которое ты тратишь на флирт с моими сотрудниками, считается в трехкратном размере.

Я резко отодвинулась от Тристана.

— Я не флиртовала, — возразила я, проходя к двери, которую придерживал Джаред.

Тристан хотел пройти следом, но Джаред приказал:

— Иди домой. У меня все под контролем.

Тень сомнения промелькнула на лице Тристана и заставила мой желудок судорожно сжаться. Хоть я и не знала Тристана лучше, чем Джареда, но он был словно буфер между нами. А я вроде как хотела буфер. Однако я не проронила ни слова, так как не собиралась показывать слабость. Это единственная возможность, и я ею воспользуюсь. Сотня перьев может стать моей еще до конца дня.

Я выпрямилась, что придало мне мужества, и прошла мимо Джареда. Дал ли он мне настоящий шанс или у него были грязные планы на меня?

— О чем задумалась, Перышко?

— Собираешься называть меня так все время?

— Имеешь в виду в течение следующих двадцати четырех часов? Да. Разве только Лэ нравится тебе больше.

Почему ему обязательно произносить мое имя настолько ужасно?

— Мне не нравится, как ты его произносишь.

— А что не так?

Я прищурила глаза, чтобы показать: я не купилась на его притворную невинность. Он ухмыльнулся:

— Тогда оставляем Перышко.

Когда тяжелая дверь с лязгом закрылась, я тихо выдохнула. Над внутренним двором не было крыши, но я еще никогда не чувствовала себя такой скованной.

Джаред внимательно посмотрел на мои приоткрытые губы, на мои глаза, а затем на волосы, которые я нервно заправила за уши. Он шагнул вперед, взял в руку прядь моих волос и поднес ее к слабому свету фонаря.

Я оттолкнула его пальцы.

— Что ты делаешь?

— Проверяю, настоящий ли цвет.

— Это не твое дело.

— Мне нравится знать, с каким человеком я имею дело. Женщины, которые красят свои волосы в яркие цвета, хотят выделяться. А ты производишь впечатление интроверта.

— Цвет естественный, ясно? — Шепотом я добавила: — Поверь, если бы я могла перекрасить их во что-то нормальное, то сделала бы это.

Краска не действовала на ангельские волосы. Я пыталась. Несколько раз.

— Если бы могла? — брови Джареда сошлись на переносице. — Тебе нельзя красить волосы из-за веры?

— Я не собираюсь тратить двадцать четыре часа, которые ты так великодушно выделил мне, на обсуждение моих волос, хорошо?

Уголок его губ приподнялся.

— Что же мы тогда будем обсуждать? Погоду?

— Поговорим о том, как тебе стать лучше.

Джаред фыркнул.

— Я безнадежен, Перышко. На твоем месте я бы не стал и пытаться.

— Но ты не я, — я растерла руками предплечья, чтобы отогнать прохладу апрельской ночи.

— Я бы лучше обсудил твои волосы.

— Если ты веришь в свою безнадежность, зачем давать мне второй шанс?

Больше не улыбаясь, Джаред сказал:

— У меня свои причины.

Моя кожа покрылась мурашками.

— Какие?

— Неважно.

Мне следовало вовремя отказаться и выбрать кого-нибудь другого. Кого-то, кто не выглядел словно хищник, которому нравилось играть со своей жертвой.

— Ты же не собираешься запереть меня и пытать? — не сдержалась я.

— Я обещал тебе двадцать четыре часа, а не объяснение своих поступков.

Он направился ко входу в особняк из известняка. На пороге стоял Амир, отдаленно напоминающий стальную балку. Он сердито смотрел на меня, словно я была какой-то крысой, которую Джаред вытащил из канализации и принес домой в качестве питомца.

— Ты идешь, Перышко? У тебя осталось всего двадцать три часа и сорок семь минут, чтобы изменить мое ужасающее поведение.

Насмешливые нотки в голосе Джареда не ускользнули от меня. Он не верил, что я смогу исправить его. По правде говоря, я и сама в это не верила. Но мне отчаянно хотелось вернуть свои перья, поэтому я направилась за мужчиной. Мои бронзовые туфли на шпильках застучали по булыжникам. Когда я проходила мимо фонтана, мой взгляд остановился на израненной спине статуи.

Это не предзнаменование, Лей.

Тогда почему именно предзнаменованием это и кажется?

По моему телу пробежала дрожь, когда я вошла в дом.

— Ты очарована моим фонтаном, — сказал Джаред.

Я посмотрела на его смуглое лицо.

— Жаль, что он сломан.

— Я думал, ты увлекаешься сломанными вещами.

Я вглядывалась в полуприкрытые глаза Джареда. Вестибюль освещался слабо, но я все равно разглядела: они были настолько глубокого карего оттенка, что казались черными.

— Это мой долг, а не увлечение, — возразила я, обходя мужчину.

Мюриэль сегодня не было, а дверь, ведущая в логово инкубов, была приоткрыта. Так что я подошла к ней.

— Твоя сумка, Перышко, — сказал Джаред. — Я не разрешаю пользоваться мобильными телефонами в доме.

Я прижала к себе мягкую кожу.

— Я не буду им пользоваться.

— Еще одна причина оставить телефон здесь.

Я прикусила губу, затем склонила голову, сняла сумку с плеча и протянула ее. Амир тут же схватил сумку.

— Он хорошо о ней позаботится, — успокоил Джаред.

Этот телохранитель не был похож на человека, который хорошо о чем-то заботится. Он казался человеком, который ломает шеи своими гигантскими руками и проламывает черепа массивной головой.

Когда я поворачивалась, Джаред спросил:

— Ты собираешься починить ее, как только закончишь со мной?

— Что?

— Статую в моем фонтане.

Он расстегнул воротник своей белой рубашки.

— Зависит от обстоятельств, — я наблюдала, как Джаред расстегнул еще одну пуговицу, обнажив россыпь темных волос на груди. — Ты сохранил ее крылья?

Я скользнула взглядом вверх по его шее, зацепившись за резкий изгиб кадыка.

— Нет. Я превратил их в пыль.

— Тогда я мало что могу для нее сделать.

Я прошла мимо, молясь, чтобы моя судьба оказалась лучше, чем у статуи. Чтобы я покинула «La Cour des Démons» с целыми крыльями.

Или более тяжелыми.

Потяжелее было бы неплохо.

Примечания

26

Добрый вечер (фр.).

27

Сволочь (фр.).