За стеной

Олеся Беленикина, 2023

Не окончив последний класс в школе, Даша вынуждена переехать в другой город к дедушке. В город, в котором поколения её предков хранили тайну. Где полулюди – полуптицы творили свою историю за высокой стеной. Где они однажды в ярости её сокрушили. Смогут ли они когда-нибудь вернуться на свою землю, раньше столь тщательно охраняемую от посторонних глаз каменной кладкой? Сохранит ли Даша секрет своей семьи? И что она в конечном итоге обнаружит ЗА СТЕНОЙ? (Первая часть дилогии).

Глава 8

2001

Под ногами шуршали листья. Ничего особенного. Так же они шуршали и десять лет назад, и двадцать. И, должно быть, точно такой же звук издавали и до рождения Сокола. Вот занятная вещь: вся жизнь перевернута с ног на голову, а он не может отделаться от мысли, что листья шуршат точно так же, как и в тот последний день. Можно сказать, что он шагает не просто по листве, уставшей за лето от солнца и напоследок хорохорящейся красками, а прямо-таки по руинам своей недожизни. Хм… Какая склизкая поэтичность. Волчонку бы понравилось.

За месяцы, прошедшие с момента возвращения Павла, многое вокруг поменялось. Сокол узнавал и не узнавал поселение. Что-то, конечно, осталось прежним: улочки покинутых домов, здание школы (кажется, там не было стекол в прошлый раз), особняки, фактически проглоченные за время одиночества собственными садами, опустелые конюшни. Сгоревшей бильярдной больше нет. На ее месте появился какой-то сруб с непонятным предназначением.

Вот уж что Сокол точно не ожидал увидеть, так это бараки. Почему-то он думал, что Павел первым делом уничтожит их к чертовой матери. Ан нет, вон они стоят, красуясь облезлым брюхом. Зато крышу подлатали.

Регину он не видел давно. С того момента, как отдал ей координаты Павла. Прилетел тогда к ней, напугав ее до смерти. Почему-то он не мог просто приехать. Хотел, но не смог. К ней он мог только прилететь. Отдал ей тогда записку с адресом, сказав, что на ее месте ни на что конкретное не надеялся бы. Мол, слишком сильно там в мозгах покопались. Сказать-то он сказал, но сам до одури надеялся, что все получится.

Что он испытал, когда узнал о возвращении своего вожака? С мешаниной этих чувств Сокол по сей день не разобрался. Определенно не радость. Однако он не мог не отметить, что пустота, ежедневно сжирающая его, будто бы выплюнула кусочек. Подавилась, что ли?

Все, кого он встречал по дороге, не решались заговорить с ним. Лишь на время опускали молотки да поворачивали головы в его сторону. Только Герман, поймав его взгляд, молча кивнул.

М-да… Нет уже ни правящих Орлов, ни старейшин, а защищавшие их ошейники все еще продолжают действовать, привязывая носителей к разваленной конуре.

Сокол вздохнул. Он и сам понимал, что для Германа поселение — это не конура. Это его дом. Дом! Черт возьми, да он в прямом смысле слова завидует этому экс-отщепенцу!

Обдумывая эту мысль, Сокол толкнул деревянную дверь одной из барачных комнат.

Так и есть. Тут и птичий глаз не нужен, чтобы вычислить ее местоположение. Сидит с ногами на подоконнике и что-то записывает в помятую тетрадку. Прямо дежавю какое-то.

— Ну здравствуй, волчонок.

Регина оторвала усталые глаза от тетради и обернулась на голос. Ей подумалось, что она ослышалась.

Вот он стоит в дверях, опершись о косяк и сложив руки на груди. Улыбается, и на щеках проступают ямочки.

Так и не сумев вымолвить ни слова, она спрыгнула с подоконника и подбежала к гостю.

— Я знала, что ты вернешься, — сказала она и обхватила ладонями его лицо.

Да, улыбка все та же.

Только вот глаза какие-то тусклые, вокруг пролегла сеточка морщинок, будто ножки паучков.

А у кого из них она не пролегла?

Она положила указательные пальцы к уголкам его глаз. Туда, где поселились паучьи лапки. И тут же перенесла их к краешкам своих глаз, где, как она думала, появилась такая же сеточка.

— Ты нам так нужен. Ты ему нужен.

Это было не восклицание. Утверждение. Утверждение, в правильности которого Сокол имел все основания сомневаться.

«Ты-то мне рада, волчонок. А вот по поводу него я ой как не уверен. Сейчас это мы и проверим», — подумал он и крепко обнял подругу.

Регина рассказала, где искать Павла. Он оборудовал себе что-то вроде кабинета в соседнем бараке.

— Я не пойду с тобой. Думаю, не заблудишься.

Сокол благодарно кивнул.

Меньше двух минут быстрым шагом потребовалось, чтобы добраться до нужного строения.

Здесь прямо-таки кипела жизнь. Вокруг шли работы. Люди то входили внутрь, то выходили, неся в руках какие-то стройматериалы. Каждый, абсолютно каждый, завидев приближение Сокола, в буквальном смысле открывал рот. Один особенно зазевавшийся даже пролил краску, в результате чего порожки окрасились ядрено-синими всплесками.

Твердо решив не задерживаться ни на секунду, он лишь кивал головой при необходимости, не замедляя шага. В общем-то, ему никто и не пытался помешать.

«Будто призрака увидели», — подумал Сокол и передернул плечами.

Он постучал в дверь и услышал спокойное «войдите».

Сокол на мгновение закрыл глаза. Этот голос сдвинул с места что-то огромное у него внутри.

— Десять лет. Десять чертовых лет я не слышал его, — пронеслось в голове.

Он набрал в грудь воздух и вошел.

Павел стоял, склонившись над какими-то чертежами. Он машинально повернул голову в сторону скрипнувшей двери и застыл на мгновение.

Его глаза полыхнули. Он медленно выпрямился и встал впереди стола, фактически полностью загородив его своим телом.

«Это его в психушке так откормили, что ли?» — подумал Сокол и тотчас отогнал от себя эту мысль.

По правде сказать, он боялся увидеть кого-то сломленного, истощенного, больного. Но вот он, стоит перед ним, будто не было десяти лет заточения.

«Черт бы побрал этих Орлов. Хрен выкосишь эту породу», — подумал Сокол, внутренне торжествуя.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга, сверкая хищными зрачками.

По-прежнему не произнося ни слова, Павел приблизился к Соколу и крепко обнял непрошенного гостя, и у того невольно вырвался вздох облегчения.

— Я скучал, — тихо сказал Сокол.

***

— Ты хочешь сказать, что вернулся только для того, чтобы притащить сюда какую-то девчонку?

Регина не могла поверить в это. Вот нахал! Пришел сюда не ради них и даже не скрывает этого. Впрочем, какая разница, в чем причина…

— О, это совершенно особенная девчонка, — усмехнулся Сокол. — Уверен, ты оценишь ее по достоинству.

Сокол гадал, как отреагирует волчонок, увидев Дашу. Когда Василий Владимирович познакомил своего младшего коллегу с внучкой, Сокол глазам не поверил: вылитая Регина. Только возраста его оболтусов-студентов. Воистину, бывшие жители поселения и их потомки были полны сюрпризов.

— Говоришь, она златоуст? — задумчиво спросил Павел. — Насколько мне известно, о них не было ничего слышно с момента…

— С момента запечатывания стены, — кивнул Сокол.

Последний из златоустов, как все полагали, умер еще до рождения их ратного выпуска. В пределах стены не осталось никого, кто бы понимал язык животных.

На поселение опустился тихий вечер. Все звуки как будто присмирели. Сокол фактически слышал запахи приближающейся темноты. Его нос и уши отвыкли от леса. И сейчас его сенсоры работали во всю мощность, адаптируясь к забытым условиям.

— Ты привыкнешь, — улыбнулась ему Регина. Она наблюдала за другом какое-то время и хорошо понимала, что с ним происходит.

— Уже привык.

Сокол взял из рук Регины кружку чая. В нос ударил запах трав.

Вспышка, и он видит перед собой Регину. Но очень маленькую. Сокол забежал к ней, чтобы позвать играть в мяч, но мама Регины усадила его за стол пить чай.

— Меня ребята ждут, — буркнул Сокол, ковыряя носком ботинка деревянный пол.

— Регина в любом случае никуда не пойдет, пока не допьет чай с пирогом. Так что лучше присоединяйся, — улыбнулась мама волчонка.

Такая молодая… Сколько ей? Столько же, сколько им сейчас… Удивительно, почему он не чувствует себя молодым? Сокол был готов поклясться, что Павел с Региной ощущают то же самое.

В детстве ему казалось, что весь домик Регины мог поместиться в одной только гостиной его собственного дома. Но его это никогда не смущало. Наоборот, ему всегда было спокойно и уютно в той кухне с белой скатертью. Однажды он разлил на эту скатерть чай. И сразу же очень испугался. Но мама Регины лишь улыбнулась ему и ободряюще кивнула в сторону тарелки с выпечкой.

Запах трав… Такой дурманящий, такой аппетитный…

Да, он хорошо помнит ту маленькую светлую кухню. Пожалуй, слишком хорошо.

Вспышка, и голос Павла возвращает Сокола в отремонтированную барачную комнату.

— Так, значит, Мормагон заинтересуется девочкой?

— Я абсолютно уверен в этом.

Едва ли их бывший учитель упустит такой шанс. Старожилы поселения рассказывали, что златоусты были способны не только понимать язык животных. Они могли управлять ими. Каждый житель поселения был наполовину зверем или птицей. Девочка-златоуст в руках Мормагона могла бы стать страшным оружием.

Сокол задумался, вертя в руках кружку с чаем. Столько лет поисков, слежки. И надо же, как все обернулось.

Павел пристально смотрел на друга, по деталям изучая его лицо. Изменения во внешности Сокола мало заботили его. Но вот его мысли…

— Думаю, пришла пора выложить все карты на стол, — твердым голосом произнес вожак. — Какого лешего тебя занесло в этот колледж? Вдохновился примером нашего учителя-подонка?

О поисках Павла

Сокол искал. Долго. Начал практически сразу после крушения стены.

Сейчас, оборачиваясь назад, он смело может сказать, что тратил время понапрасну. Беспорядочные попытки сделать хоть что-нибудь закономерно оборачивались пустотой. Тогда казалось, что найти Мормагона не составит труда. И как только он найдет его, то…

А, собственно, что он сделает? Убьет его? Остановит жизнь своего учителя? Человека, повлиявшего на его становление, как никто другой?

Будем честны, поначалу Сокол думал, что без тени сомнения вопьется в глотку Мормагона и растерзает его. Сил бы ему точно хватило. По факту ярость, накопившаяся за месяцы изгнания, сделала бы все за него.

Но в том и обратная сторона ярости, что она просто неспособна быть вечной.

Придя в себя, Сокол начал самые важные поиски в его жизни.

Первым он нашел Ника.

Точнее сказать, Ник сам появился из ниоткуда. Без светлячков в рукавах и эликсира в руках. В грязной робе и с запиской, на которой был адрес Регины.

Сокол до того был ошарашен появлением товарища, что даже не поблагодарил его и не спросил ничего о его жизни.

Уже потом, придя в себя, он пришел к Нику на работу. И там, в обеденный перерыв разделив на двоих бутерброды с колбасой, они узнали все друг про друга.

У Ника были родственники за стеной. Кто-то из тех, кто решил остаться в большом мире в период послабления. Каким-то образом родителям Ника удалось связаться с этой родней, и те помогли поселенцам устроиться в большом мире. Дядя, так Ник называл одного из родственников, хотя дядей он был в крайне дальнем колене, подучил Ника и взял на работу в мастерскую.

— Так ты теперь механик?

— Ну, знаешь, мне всегда нравилось что-то мастерить, — пожал плечами Ник, дожевывая бутерброд. — Я, конечно, не ожидал, что мастерить придется в луже мазута, но…

— Помню, что мальчишкой ты сбегал к дальнему краю стены, чтобы наблюдать за редкими машинами, проезжающими там, — улыбнулся тогда Сокол. — Думаю, что это отличный вариант для начала.

Ник заметно приободрился от этих слов. Обвел глазами помещение, где они сидели, и, наигранно скривившись, сказал:

— Самое сложное было привыкнуть к вони.

— Бензина?

— К вони города.

Сокол хорошо помнил, что тогда они рассмеялись и распрощались на какое-то время. Но контакт друг с другом поддерживали.

Ник был не единственным, кого он не терял из виду. Сокол быстро разыскал место, где поселилась Регина с родителями. Увидев тогда их всех вместе, он, кажется, впервые за долгое время выдохнул полной грудью.

Регина с родителями жила в общежитии. Очень похожем на бараки, которых они так боялись детьми.

Нет, он не показался им. Прилетал периодически, наблюдая издалека, чтобы убедиться, что у них все в порядке.

Так со временем он узнал, что в тех же постройках общежития поселились родители Павла.

Увидев их в первый раз, идущих рядом друг с другом по тротуару, Сокол хотел броситься к ним, обнять.

Бывший вожак поддерживал супругу, будто боялся, что она упадет. Действительно, она будто уменьшилась, скрючилась. Стала невероятно маленькой и будто бы старой. Вожак внешне был все тем же: статным, широкоплечим, значительно выше большинства прохожих. Но одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: он больше не летает.

Сокол тогда будто почувствовал, как заныли его собственные крылья. Ему стало стыдно, что они у него по-прежнему есть. «Отдать бы их, чтобы все вернуть на круги своя. Чтобы все стало, как было до восстания и крушения стены», — подумал тогда он. — «Да кому они нужны…»

На следующий день он вплотную занялся поискам Павла, все остальное оставив позади.

С чего начать? Самое логичное — с Орлов.

Но он не мог пойти напрямую к вожаку. Здоровый, летающий. Не мог посмотреть ему в глаза. Не мог расспрашивать его о сыне.

Тогда его раздумья разрешил Ник. Он назвал Сокола трусливым идиотом. Но подтвердил его догадки, что Орлы не имеют ни малейшего понятия о местонахождении сына.

Что ж, по крайней мере, это снимало с него вопрос нежеланного визита.

Так, в течение нескольких лет нащупывая ниточки и наблюдая, как они обрываются, он пришел к мысли о том, что помочь ему может только один человек.

Тот, кто стал первопричиной крушения стены и кто точно знал местонахождение Павла. Мысль о том, что его вожак, может быть, уже несколько лет как мертв, Сокол отбрасывал прочь, упорно игнорируя ее.

К счастью, отец знал многое о жизни Мормагона. Пожалуй, слишком многое. Соколиная память здесь оказалась бесценна.

Исходя из рассказов отца, Сокол начал идти по пути вновь появившихся ниточек, каждая из которых неизбежно обрывалась. Каждая. Кроме одной.

Сокол не показывался на глаза ни Орлам, ни Регине. Но постоянно следил за ними. Чаще с какого-нибудь отдаленного дерева или крыши многоэтажки. О, его зрение было огромным преимуществом в этом деле! Нет, он не терял их из виду.

Дорогие ему люди, сами того не подозревая, продолжали присутствовать в его жизни. Так могла ли старая дружба, когда-то настолько крепкая, что она в буквальном смысле поборола законы природы, научив зверей летать, исчезнуть навеки? Неужели все стерлось, не оставив следов?

Обдумывая это, Сокол наблюдал, как Орел обивает заснеженные ботинки о ступени разбитого крыльца, прежде чем зайти в подъезд с затертым пакетом в руках. Он увидел, как в комнате загорелся свет, как в окне показался знакомый широкоплечий силуэт.

Он наблюдал, как в другом строении точно так же зажегся свет. И как другой знакомый силуэт начал мелькать за окном.

Нет… Время едва ли окончательно стерло следы тех лет. Они живы в памяти отца. Значит, они живы в памяти непосредственного участника событий времен молодости Мормагона.

Соколу был нужен Вас. Василий Владимирович, если уж быть точным. Васом он был много лет назад. В те времена, когда они с Мормагоном были не разлей вода. Именно Вас помог отыскать Павла. И именно он помог Регине вернуть амулет вожачества владельцу.

***

— Я видел твоего отца у родителей. Мы пересекались несколько раз, — сказал Павел, когда за окном уже стемнело. — Он…

— Постарел.

— Нет, я не это хотел сказать. Он что, сложил крылья?

— Не летал ни разу с момента переселения в город, — кивнул Сокол.

Немного помолчав, он добавил:

— Когда отец узнал от меня про твоих родителей, он сразу же направился к ним. А когда вернулся, был спокойным и будто бы даже счастливым. Он тогда сказал фразу, которую я не могу забыть: «Не подвели меня мои чувства. Я действительно не имею права летать».

Павел долго всматривался в лицо друга, пытаясь считать что-то ведомое только ему. Подбородок вожака был упрямо выдвинут вперед, а ладони, лежащие на столе, сжались в кулаки.

— Я отомщу ему. Видит небо, он поплатится за все.

Какое-то время все сидели молча.

— Они не вернутся, — очень тихо сказала Регина. — Родители не вернутся сюда. Не захотят здесь жить.

— Я знаю, — спокойно ответил Павел и щелкнул кнопкой выключателя. В отличие от Регины, он практически не видел в темноте. Благо, пару недель назад Герман и Потап закончили работу с электричеством в поселении, чему те из птиц, что решились вернуться, были крайне благодарны.

Сокол

2001

Меня мало интересовало восстановление поселения. В сущности, для меня было абсолютно очевидно, что восстанавливать там нечего. Что было, то давно мертво. Из праха и костей живого дыхания не создашь.

Но я боялся из-за Павла. Не был уверен в том, кого увижу перед собой. Готовил себя, что его больше нет. Что будет кто-то другой. Нужный всем им. Но другой.

Конец ознакомительного фрагмента.