За стеной

Олеся Беленикина, 2023

Не окончив последний класс в школе, Даша вынуждена переехать в другой город к дедушке. В город, в котором поколения её предков хранили тайну. Где полулюди – полуптицы творили свою историю за высокой стеной. Где они однажды в ярости её сокрушили. Смогут ли они когда-нибудь вернуться на свою землю, раньше столь тщательно охраняемую от посторонних глаз каменной кладкой? Сохранит ли Даша секрет своей семьи? И что она в конечном итоге обнаружит ЗА СТЕНОЙ? (Первая часть дилогии).

Глава 4

1990

Весна

Третий день подряд, не переставая, лил дождь. Он потоками стекал с крыш домов, вымывая с них скопившуюся за столь долгое время пыль. Стучал по окнам, барабанил в двери, окатывал холодной водой жителей поселения. Почва леса, окружавшего со всех сторон запечатанную зону, превратилась в подобие булькающего болота. Грязь невольно разносилась ратниками по всем помещениям, смешиваясь с невыветривающимися запахами мокрой одежды, влажной шерсти и земли.

Занятия в школе давно закончились, но выпускники не спешили расходиться. Сославшись на необходимость уборки класса, а на деле не пожелав очутиться под опротивевшим дождем, галдящая компания Павла хаотично устроилась на ученических стульях, лениво перебрасывая друг другу самодельный мяч, слепленный из скомканных листов бумаги и скотча.

— Осточертела эта погода! — раздраженно сказал Сокол и рывком перебросил мяч Колдуну. Тот, не ожидая такого резкого движения, не успел принять подачу, и бумажный комок угодил ему под левый глаз, закатившись затем под парту.

— Между прочим, не исключено, что в этом непрекращающемся ливне ты виноват.

Колдун достал из-под парты мяч и обманным маневром так же резко бросил его в сторону Сокола. Тот выверенным движением поймал его правой рукой.

— Это еще почему?

Мяч полетел обратно в Колдуна, который на этот раз был готов, и он с легкостью схватил игрушку.

— Не ты ли три дня назад изрешетил все небо? — усмехнулся Колдун, подкинул мяч вверх и, поймав его, точным броском передал его Павлу.

— Тогда мы оба в этом повинны, — Павел, улыбаясь, подмигнул Соколу.

Три дня назад ратные птицы оказались вовлеченными в крайне щекотливый спор. Никто из них уже не помнил, кто первым начал хвастать своей техникой полета. Однако в итоге не терпящий пустых разговоров Павел предложил на деле каждому доказать свое мастерство. На его вызов, не раздумывая, откликнулся Сокол. Тогда, шуточно толкая друг друга и смеясь, они наперегонки устремились к поляне, чтобы через долю секунды раскрыть крылья, оставляя внизу своих задорно кричащих товарищей. Компания восхищенно наблюдала, как две хищные птицы бороздили небо, соревнуясь то ли в искусности, то ли в безрассудстве. Два друга рассекали воздух могучими крыльями под аплодисменты и ликование зрителей. Они то поднимались вверх, то бесстрашно камнем падали вниз. С наслаждением вырисовывали в воздухе петли, закручивались в полете в спирали.

Оказавшись внизу, Павел и Сокол, хохоча, пожали руки, наслаждаясь овациями друзей, сразу же окруживших их. Свидетелей их полета оказалось гораздо больше, чем они ожидали. Защищая глаза руками от слепящего солнца, десятки ратников с разных концов поляны восхищенно наблюдали, как две стремительные точки с упоением бороздили небосклон, освещаемые лучами огненной звезды.

— Вы были неподражаемы! — улыбаясь, сказала Регина.

Волчица не участвовала в общей игре. Забравшись с ногами на подоконник, она, чуть склонив набок голову, наблюдала за процессом.

— Прямо-таки какое-то волшебство творили в небе.

— Вот и вылилось их волшебство затяжным дождем, — гогоча, передразнил ее Колдун.

— А может, это ты нам непогоду нашаманил? — Макс посмотрел на товарища со своим фирменным ехидным прищуром. Он всегда выглядел так, будто знал гораздо больше, чем желал показать.

— Не, — тряхнул головой Колдун. — Это не по моей части.

— За то, что по твоей части, в средневековье на костре сжигали!

Красавица Талия откинула золотистый локон за плечи и, подражая Максу, хитро посмотрела на Колдуна. Ее взгляд был выразительнее любых слов.

Колдун сразу же расплылся в улыбке под лукавым взором красавицы.

— Рад бы покаяться, да не в чем. Мои проделки погоды не касаются.

— Жаль, — грустно отозвалась Регина.

Свесив одну ногу с подоконника, а другую пододвинув к себе поближе, она перевязывала шнурок на кеде, вопреки грязи и слякоти на улице оставшемся абсолютно белым.

— Я надеялась, что ты нам хорошую погоду к ночи наворожишь. С таким-то ливнем костра опять не будет.

— Да, похоже, гитара и песни опять отменяются.

Павел, как и вся его компания, очень любил ночные шумные сборища у костра. Но будь он хоть трижды вожак, с ненастьем что-то сделать был не в силах. Регина вздохнула и спрыгнула на пол. Подойдя к раковине в углу класса, она набрала в ведро воду и намочила тряпку. Как-никак они обещали убрать кабинет, но за последние два часа не продвинулись в этом деле ни на миллиметр. Остальные ратники последовали ее примеру, расхватав веники и тряпки.

— Ну с костром я помочь вряд ли смогу, а вот по поводу гитариста и песен могу исхитриться что-нибудь придумать, — сказал Колдун, задумчиво почесывая подбородок.

Он так бы и продолжил сидеть на стуле, если бы Макс не кинул в него тряпкой, жестом подзывая присоединиться к общей уборке.

***

Ночью, встретившись за деревьями у дальнего конца поляны, вся компания, ведомая Колдуном, отправилась к старым постройкам поселения. Половина из них уже давно была заброшена, а другая половина не ремонтировалась несколько десятков лет и имела одичалый вид. Кутаясь в дождевые плащи, ратники пробирались вдоль поляны, стараясь затеряться среди деревьев. Дождь шел такой силы, что моментально заглушал любые попытки заговорить. Так, молча хлюпая кедами по грязи, компания добралась до покосившегося барака.

Колдун толкнул входную дверь, открывшую вид на длинный грязный коридор. Загадочно улыбаясь, он жестом пригласил всех войти.

— Не знал, что ты шляешься по таким местам, — сказал Павел, первым переступая порог.

— Всегда удивлялся, каким чудом эти консервные банки еще держатся, — Сокол последовал за другом в полумрак облезлого коридора.

В нос им ударил запах затхлого помещения и чего-то кислого. По обе стороны вдоль длинного коридора были разбросаны будто наскоро прорезанные двери. За некоторыми из них слышались шорохи и голоса. Практически все комнаты были захлопнуты. Все, кроме одной. Одна из комнатушек, видимо, когда-то имевшая честь считаться кухней, дверей не имела. Там за видавшим виды столом с облупившейся краской сидел пожилой мужчина. Мятая грязная майка, сваленные в колтуны седые волосы, насупленные брови. Он настороженно проследил за Павлом и его товарищами взглядом. Однако, увидев Колдуна, нехотя махнул ему рукой в знак приветствия.

— Твой знакомый? — спросил Сокол, кивнув головой в сторону нелюдимого мужчины.

— Скорее надежный поставщик, — ответил Колдун.

За одной из дверей громко играла музыка. Даже ливень, остервенело стучавший по заржавелой крыше барака, не в силах был заглушить ее.

— Мои друзья желали веселиться. Милости прошу.

Компания вошла в комнату со старой потрепанной мебелью и керамической печкой в углу. Все пространство заполняли дым и оглушающая музыка. И какое-то невероятное количество танцующих, поющих и наигрывающих что-то на инструментах участников вечеринки.

Никто из них не удивился появлению вошедших.

Однако ратники были крайне впечатлены. Многих этих людей никто из них раньше даже не видел. Талия и Регина неуверенно переминались с ноги на ногу и вслушивались в звуки мелодий. Парни же жадно осматривали каждую деталь открывшейся им картины.

— Неужели брезгуешь? — спросил Колдун Павла, посмотрев на него с прищуром.

— Отчего же, — пожал плечами вожак. — Отец всегда говорит, что в отщепенческих бараках живут очень талантливые люди. Он прав. Музыка у них что надо.

И он смело двинулся вглубь комнаты.

Вопреки обыкновению, никто не вскочил при его приближении, не бросился завязывать разговор, не проводил восхищенно взглядом. Лишь только парень, сидящий возле одного из гитаристов и в такт мелодии помахивающий головой, пригласил молодого вожака присесть рядом и выдохнул струйку ядовитого дыма.

Павел, не раздумывая, принял приглашение. Регина устроилась рядом. Все так же покачивая головой, парень протянул ему окурок, который вожак принял и тоже затянулся. Обижать гостеприимных хозяев он не хотел.

Парень на вид был старше Павла лет на десять. Высокий, худощавый, с копной длинных коричневых дредов, он сидел с закрытыми глазами, скрестив ноги, изредка затягивался самокруткой и выдыхал дым.

Здешние музыканты играли достойно. Пожалуй, лучше, чем кто-либо из гитаристов ратного костра. Иногда они пели что-то свое, иногда перепевали до боли знакомые композиции, заслушанные на кассетах, с таким трудом раздобытых за пределами поселения. Ратники тайком слушали их на плеерах, передавали их друг другу. Пленка затиралась и рвалась, ее склеивали, теряя при этом целостность любимых песен. Но даже в таком виде эти кассеты продолжали ходить из рук в руки, ценясь на вес золота.

Закончив играть очередную композицию, один из гитаристов вдруг нарушил общее состояние шумного транса:

— Может, кто-то из прибывших сыграет?

Ратники переглянулись.

Павел многозначительно посмотрел на Талию и кивнул ей, побуждая принять предложение. Чуть помешкав, она отставила в сторону стакан, любезно протянутый ей ранее одним из окруживших ее парней, и взяла в руки инструмент.

Талия не сомневалась в выборе песни. Сколько раз она слушала ее! Сколько раз, собравшись с друзьями, они ее пели! Текст этой песни казался ей каким-то магическим заклинанием.

Ей сразу стали подпевать. Здесь эта песня тоже была в чести. И, возможно, здесь тоже верили, что она будет вечной.

Когда Талия закончила, аплодисментов не последовало. У нее просто забрали гитару и передали ее кому-то еще. Парень с дредами улыбнулся Талии и поднял стакан, будто салютуя.

Регина, сидя все так же на полу, с интересом наблюдала, как Сокол и Павел увлеченно и явно с наслаждением обсуждали с пареньком, одетым в безразмерную майку, коллекцию кассет, громоздившуюся на полке. Колдун о чем-то тихо шептался в углу, Талия и Макс горланили песни.

— Почему не присоединяешься к своим друзьям? — спросил парень с дредами.

Это было довольно-таки неожиданно, учитывая, что до этого момента он молчал. Лишь посматривал на всех из-под полуопущенных век. Голос его оказался ровным и немного бархатистым.

— Мне нравится наблюдать, — пояснила волчица.

— И каковы же итоги наблюдений, если не секрет?

Девушка пожала плечами:

— Здесь хорошо. Не так, как на костре. По-своему.

— О-о-о, ратные костры… — протянул парень.

— Ты бываешь на них? Я тебя там не замечала.

— Горизонты людей, упоенных жизнью, имеют тенденцию сужаться…

Эта фраза была будто бы сказана в пространство.

Регина вопросительно посмотрела на собеседника.

— Я бывал там раньше, — пожав плечами, сказал он и отхлебнул из стакана. — Во времена ратного прошлого.

— Ты из ратного курса?

Регина искренне удивилась. Здесь она никак не ожидала встретить своих предшественников. Не в этом месте, столь далеком от ратной жизни.

Парень лишь чуть кивнул головой и вновь наполнил ее стакан.

— Теперь я со своим костром.

Он улыбнулся, вновь обведя комнату полузакрытыми глазами. Очевидно, не только Регина любила наблюдать.

— Герман, — представился бывший ратник.

— Регина, — ответила ему девушка.

— Я знаю, — сказал Герман и чуть ударил своим стаканом об ее стакан. — Будем знакомы.

— Часто вы так собираетесь?

— Часто, — ответил Герман. Многословностью он явно не отличался.

— У вас здесь здорово.

— Так бывает не всегда. Но спасибо.

Герман не казался сильно разговорчивым, но Регине очень уж хотелось его расспросить. В конце концов, не каждый день она встречала ратника-отщепенца. Да и разговор он первым начал.

— Скажи… а как получилось, что… — она замялась, обдумывая, как бы тактично сформулировать свою мысль.

— Что меня вычеркнули из жизни поселения, — кивая головой в такт музыке, закончил за нее Герман.

— Ну, в общем, да…

Она, конечно, не так радикально подходила к этому вопросу, но суть ее мыслей парень уловил верно.

— Стал неугоден, — просто сказал он. — Но, как видишь, я очень даже реален. Хоть и в некотором роде невидимка.

Понизив голос, Регина уточнила:

— Неугоден кому?

Герман, все так же осматривая комнату из-под тяжелых век, указал взглядом в сторону, где Павел, Сокол и Колдун устроились играть в карты, присоединившись к новым знакомым.

— Орлам?!

— Не на Орлах единых стоит стена, — бросил комментарий Герман и вновь отхлебнул из стакана.

Любопытство юной волчицы не было удовлетворено, но расспрашивать собеседника подробнее она не решилась. Вместо этого она по привычке сказала:

— Пусть стоит долгие века…

— Века — это очень долгий срок… За столетия исчезали цивилизации…

Регина ничего не ответила. Ей этот разговор стал неприятен.

— Вот скажи мне, юная ратница, как так вышло, что вы знаете наизусть большинство песен, звучащих здесь?

— Мы их тоже поем… и слушаем, — пожала Регина плечами.

— Да, но откуда вы взяли сам материал?

— Оттуда, откуда и вы. С кассет, — огрызнулась девушка, указывая рукой на стопки аудиокассет.

Герман вздернул брови.

— Мы, например, их купили за стеной…

Регина вновь промолчала. Конечно, кассеты у них тоже появились из-за стены. Откуда еще?

Она поняла, что Герман верно истолковал ее мысли. И это ей совсем не понравилось.

— А может, о ужас, смелая ратница еще и радиоволны ловит у себя в комнате тайком от неусыпного взгляда старейшин?

Насмешливый тон, с которым Герман задал последний вопрос, кольнул Регину. Что за чушь, в самом деле, этот неформал с дредами нес?

— К чему ты клонишь?

— Лишь к тому, что в стене давно появились бреши и подкопы.

Регина

1990

Весна

Вернувшись на рассвете домой, я сразу же уснула. Прямо в одежде. Кроссовки сняла, и на том спасибо. Спать под все непрекращающийся дождь было удивительно сладко: я все еще слышала песни из наполненной дымом и голосами комнаты. Капли как будто напевали их.

Проснулась в то время, когда все нормальные люди обедают. Впрочем, чего ожидать, если лечь в четыре утра? Послевкусие прошедшей ночи никуда не исчезло. Закрыв глаза, я представила комнату со старой глиняной печкой в углу и покосившейся затертой мебелью вдоль стен. Услышала слова песен. До носа донесся запах сигарет, раскуренных парнем с длиннющими дредами.

Я чихнула. Что-то очень уж сильное курил этот парень. Герман, так ведь его зовут? Герман из отщепенцев.

Так вот в чем заключалось это послевкусие! Герман. Точнее, его слова.

Бреши в стене… Кажется, так он говорил. Сложно поспорить с тем, что через стену в наши цепкие руки просачивалось много вещей, которые могли бы считаться неугодными. Но как без них? Без них жизнь стала бы тусклой и чересчур правильной, что ли… Их запрещают, изымают, и они снова появляются. Мы это называем круговоротом контрабанды. Что-то мне подсказывает, что часть ее прочно оседает у старейшин. Хотя я никогда не отважусь высказать эту мысль Колдуну. За это можно хорошенько попасть…

А вот Герман не боялся говорить. Знал, КТО у него в гостях, и не боялся. Может, ему просто больше нечего терять?

Меня не покидало чувство, что за этими словами стояло что-то большее.

Надо разобраться!

Наскоро умывшись, я выбежала из дома, пока меня не хватились. Иначе был риск застрять надолго.

Дождь наконец кончился, но в воздухе поселения все еще витал запах мокрой земли и травы. Я вдохнула ароматы поглубже и с наслаждением потянулась.

В ту часть, где стояли бараки, я редко забредала. Но дорогу, конечно же, знала хорошо. Поднявшись от дома вверх по склону, я обошла стороной главную дорогу и вышла на поляну. Теперь надо дойти до дальних деревьев, чтобы никто не заметил, а там уж я быстро доберусь до старых строений.

Кроссовки утопали в грязи. Пожалуй, по дороге я пару раз зачерпнула воду из луж. Б-р-р-р, не очень-то приятно. Удивительно, но по пути мне никто не встретился. То есть, конечно, попадалась всякая ребятня, гоняющая мяч. Но они не в счет.

У дальних зарослей неожиданно для себя я встретила Павла. Он и виду не подал, что заметил меня. Лишь когда я подошла практически вплотную, поднял голову и улыбнулся. В этом вся суть жизни в поселении: ты едва ли можешь скрыться. У кого-то лучше развит слух, у кого-то зрение, у кого-то обоняние. Но в целом это дает гремучую смесь вечного датчика информации. Ты знаешь за версту, где кто находится и даже, возможно, чем занят.

Что-то мне подсказывает, что вожак компании не искал. Приблизься кто другой, он бы предпочел скрыться. Приятно, что ради меня его вожачество делает исключение.

У Павла в руках была фотокамера. Понятно, почему он бродил тут в одиночестве. О его увлечении мало кто знал, и распространяться Павел не собирался.

Несколько месяцев назад Павел шепнул Колдуну, что был бы не прочь обзавестись камерой. Ходят слухи, что Колдун может достать все что угодно. Случай с фотоаппаратом это подтверждает. Не знаю уж, на что они там сторговались. Может, Колдун побоялся взять у Орла плату. А может, Павел предпочел не ходить в должниках у Колдуна. Но в итоге счастливый Павел увлекся новым хобби. И, надо признать, у него получались чудесные снимки.

— Удалось заснять что-нибудь интересное? — спросила я, приблизившись вплотную.

Удивительно, мы расстались всего несколько часов назад, а я уже соскучилась!

— Нет. Все интересное, что можно было найти, я давно сфотографировал.

Свитер Павла был насквозь мокрым. Похоже, вожак какое-то время лежал в траве в поисках удачной картинки.

— Может, все же стоит снимать жизнь поселения? Было бы интересно увидеть его твоими глазами… — робко предложила я, уже заранее зная ответ.

Павел, как и ожидалось, покачал головой. Бедный мой вожак! Даже любимое занятие страдает ради орлиного имиджа! Как это там пишут в учебниках по истории? Цена власти — так, кажется…

Павел присел на поваленное дерево и стал упаковывать камеру в рюкзак.

— Если бы можно было вынести камеру за стену! Было бы чудесно! Может, все-таки с Соколом устроить вылазку?

Ратники порой выбирались за стену, но группками. По двое, а уж тем более в одиночку никто не рисковал выходить.

— Тогда и меня берите. Вы же берете с собой девчонок?

— Только волчиц.

Павел, улыбаясь, обнял меня за плечи. Я даже дышать на несколько секунд перестала, чтобы не спугнуть мгновение. Мы редко бываем вдвоем, без посторонних. Ратная жизнь и все такое… Я порой тягощусь этим.

— И куда это ты собралась в одиночестве? У тебя был такой шаг, как будто ты пряталась.

— Примерно так и есть…

Я замолчала, думая, как бы получше объяснить цель моего похода. Ничего путного сформулировать не получилось.

— Знаешь, вчера ночью…

— Занятная вышла тусовка. Я у них пару кассет позаимствовал. Надо ребят вечером позвать послушать.

— Да, необычно все было…

— А ведь это опрометчиво, — вдруг сказал Павел.

— Что опрометчиво? — погруженная в свои мысли, я не сразу поняла, что он имел в виду.

— Колдун, судя по всему, часто бывает в тех краях. Я даже не хочу знать, с какой целью. Пусть свои темные делишки пока что оставит при себе, — Павел покачал головой и вздохнул. — Но он знает этих людей, общается с ними. А я большинство из них в первый раз увидел. Это как-то… неправильно, что ли…

Павел замолчал, задумавшись. Но потом добавил:

— Я рад, что побывал там. К тому же, там есть действительно классные ребята.

— Не переоценивай их, — сказала я, уткнувшись ему в плечо.

Павел вопросительно посмотрел на меня.

— Вчера у меня там состоялся довольно странный разговор, который имел некоторую… незаконченность.

Павел многозначительно приподнял брови. Но расспрашивать о подробностях не стал. Он у меня такой, очень уж уважает личное пространство окружающих. Как говорится, от чего сам страдает, старается другим возместить с излишком.

Он поднялся и накинул на плечи рюкзак.

— Пойдем тогда.

— Куда? — не поняла я.

— Заканчивать твой странный разговор. Ты же туда направлялась?

С Павлом к баракам было идти куда приятнее. И не так страшно. Хотя я не очень представляла, как буду при нем вести разговоры, подобные вчерашнему. Щекотливая ситуация, ничего не скажешь.

У окраины покосившихся построек стояло что-то вроде телеги, куда несколько человек по очереди складывали деревянную мебель. Судя по всему, они намеревались нагрузить повозку и потом куда-то ее переместить. Павел окинул взглядом происходящее и нахмурился.

Увидев его, грузчики на несколько секунд застыли в замешательстве, но затем вернулись к своей работе.

— Здравствуйте, — окликнула я трудяг. Одеты они были все примерно одинаково: штаны цвета хаки и банданы на головах. Футболок на них не было.

На мое приветствие они лишь кивнули головами. Никого из них я не узнала. Может, этих ребят вчера и не было в той комнате?

— Подскажите, пожалуйста, где я могу найти Германа? — вновь обратилась я к парням, не понимая, на что, в общем-то, надеюсь. Нам тут явно не рады.

И, собственно, что я скажу Герману, когда увижу его? Потребую, чтобы он забрал свои слова назад? Или буду ждать каких-то объяснений? Да он, скорее всего, и не помнит уже, что говорил в той душной комнате. А даже если и помнит, то при Павле уж точно ничего повторять не станет.

Ребята лишь пожали плечами на мою просьбу и продолжили заниматься погрузкой.

— Шли бы вы отсюда, попрыгунчики. Нечего вам здесь делать, — услышали мы голос из-за спины.

Обернувшись, я увидела мужчину, который вчера сидел на кухне в бараке. Он все еще был в той же грязной майке и, похоже, трезвостью не отличался.

Судя по всему, все это время он сидел за нами на раскладном стуле и наблюдал за погрузкой. Позади него виднелась довольно глубоко вырытая яма, рядом с которой лежал брезент, наверное, недавно ее накрывавший.

Он начал подниматься, недовольно грозя руками. Павел, уловив опасные нотки, чуть вышел вперед, отводя меня за спину. Как будто этот пьяный мужичок мог что-то сделать! Это вряд ли. Для волка он уж точно не опасен.

— Топайте отсюда, детям тут не место, — продолжил он нас прогонять, все сильнее размахивая руками.

Еще одно резкое движение, и он поскользнулся на мокрой от дождя траве и, не сумев устоять, рухнул в яму спиной назад.

— Потап, твою же мать! — выругались ребята в банданах. Побросав свой груз, они подбежали к краю ямы. Мы последовали их примеру.

Потап лежал на дне и явно не мог подняться. И неудивительно. Яма была крайне внушительных размеров. Хорошо, что не разбился!

— Ты там живой? — крикнул один из парней. Ответом ему было бормотание.

— Чтоб тебя, — вновь выругался другой парень, сдобрив последующую фразу такой бранью, что даже лисы бы позавидовали.

— Доставать его надо. Сам не поднимется.

— Как ты его доставать собрался? Всю землю размыло. Мы не спустимся, — возразил один из парней.

— Хорошо, что от дождя все перенесли под крышу. Если б на мебель упал, переломал бы кости к чертям.

Снизу послышалась отборная брань. Потап решил выразить отношение к своим бедам максимально красноречиво.

— А может, ну его, ребят? Пусть сидит там. Заодно протрезвеет, — робко предложил коренастый парнишка. На вид он был моложе остальных.

— Долго ему тогда придется там сидеть, — услышали мы сбоку.

Это был Герман. Он тоже склонился над ямой и недовольно качал головой. Его дреды свисали вниз и цепляли земляные стены.

— Сам он не вылезет — земля еще очень долго не позволит. И мы едва ли туда спустимся. Только ноги переломаем. И, уверяю вас, нам так, как ему, с падением не повезет.

— Потап, твою мать, и угораздило же тебя!

Снизу вновь послышалась ругань.

— Может, его подсадить как? — робко предложила я.

— Гениальное решение! — передразнил меня сидящий рядом парень и сплюнул на землю. — А то мы бы без вас не разобрались, ваше недовеличество!

— Эй, полегче! — одернул его Павел.

Юноша недовольно на него посмотрел, но возразить не осмелился.

— Мы не можем туда спуститься, чтобы подсадить. Землю слишком размыло, — миролюбиво пояснил один из грузчиков.

Да уж, так себе ситуация. Если честно, помогать ни бранящемуся со дна ямы Потапу, ни этим грубиянам с голыми торсами совершенно не хотелось. Но не оставлять же его там внизу, в самом деле? Дожди, действительно, шли сильные, и земля просохнет очень нескоро. Я еле вверх по горке забралась, пока дошла до поляны. А там, вообще-то, ступеньки и с обеих сторон есть поручни.

Я беспомощно посмотрела на Павла. Что делать-то? Он поймал мой взгляд и, со вздохом сняв с плеч рюкзак, сказал:

— Вы спуститься не можете. Но я могу.

План был прост. Павел легко мог спуститься вниз, левитируя. Для этого ему даже оборачиваться бы не пришлось. Эта удивительная птичья способность не раз нас выручала. Чем выше рангом птица, тем дольше она может замирать над землей в человеческом теле. У Павла, понятное дело, недостатков относительно ранга не водилось.

На дне ямы Павлу на тросах подали два стола. Установив их один на другой, он помог кряхтящему и все еще матерящемуся Потапу забраться на них и залез туда сам. Подсадив его на плечах, Павел, шатаясь, выпрямился во весь рост. Этого хватило, чтобы ребята, сидящие на краю ямы, вытащили Потапа за руки.

Приземлившись возле меня, Павел принялся отряхивать штаны и свитер, которым, скорее всего, суждено было оказаться на помойке.

Недовольного и прихрамывающего Потапа увели в барак.

— Спасибо.

Герман протянул Павлу руку.

— Рад помочь, — ответил вожак на рукопожатие. Его ладони тоже оказались заляпаны грязью.

— Я могу предложить вам чай? Выпьете немного и заодно просушитесь.

Герман повел рукой в сторону барака, в котором, судя по очертаниям, мы и были прошлой ночью.

Павел утвердительно кивнул головой.

Мы направились к двери, из-за которой ребята-грузчики вновь стали выносить какие-то деревянные единицы мебели. Что ж, работа у них явно на месте не стояла.

При свете дня барачный коридор не выглядел лучше, чем накануне. По-прежнему в глаза бросались облезлые стены, потолки в потеках, покосившиеся косяки дверей. Я смутно припоминала, что эти бараки появились сразу после запечатывания поселения. Их строили как временное место обитания зверей и даже некоторых птиц. Постепенно семьи обзаводились своими домами и уходили из бараков. По идее, этого временного пристанища давно уже не должно было существовать. Но вот же оно, существует. Живет своей жизнью: устраивает ночные сборища, играет и слушает отличную музыку, перевозит какие-то грузы. Кстати, интересно, куда?

Герман проводил нас в уже знакомую со вчерашней ночи комнату. Просто удивительно, как в такой маленькой комнатушке могло поместиться столько человек! И поместилось же!

— Не сказать, что эта печка отменно работает, но чай подогреть она в состоянии, — с улыбкой сказал Герман и жестом предложил нам сесть. Сам же он зажег глиняную печку и поставил на нее чайник, который, действительно, довольно быстро закипел.

Он протянул нам кружки с чаем и сел рядом на кресло. Чай приятно пах травами. Пока Герман суетился с напитком, он молчал. Мы тоже не спешили заводить разговор. Но, устроившись в кресле, он по-прежнему не выказывал желания вести беседы. Зачем же тогда пригласил к себе?

— Надеюсь, с Потапом все будет хорошо, — робко сказала я, надеясь хоть как-то завязать разговор.

— Он крепкий мужик.

Герман больше ничего не сказал и продолжил молча хлебать из кружки.

— М-м-м, а ребята… они же успеют сделать свою работу? Заминка им не помешает?

— Не думаю.

И вновь молчание.

Ну что я тут забыла?! Ужасно неуютная картинка. Пришла к ним сюда, отвлекаю от дел. Потап этот еще свалился. Я повела плечами, будто стараясь сбросить с себя эту ситуацию.

Однако ни Герман, ни Павел будто не замечали, что что-то не так. Они спокойно пили чай и думали каждый о своем.

Допив свою кружку, Павел поставил ее на стол и неожиданно для меня произнес:

— За стеной ждет машина.

— Верно, — кивнул Герман.

— Вы бы сделали это гораздо раньше, если бы не ливни.

— Все так.

Герман тоже поставил кружку на стол. Я в недоумении переводила взгляд с Павла на хозяина комнаты и обратно.

А они смотрели друг на друга. Не враждебно, нет. Скорее понимающе. Будто вели какой-то немой диалог. И я в этой беседе явно не участвовала.

Герман заговорил первым.

— И как молодой наследник распорядится этой информацией?

— Вряд ли я узнал что-то, что еще неизвестно Орлу или старейшинам.

Герман внимательно посмотрел Павлу в глаза и произнес:

— Старейшины меня мало интересуют. Так же, как и мы их… Но вот мысли будущего вожака мне интересны.

Герман все так же не отводил взгляда от лица Павла. Тот, в свою очередь, спокойно смотрел на собеседника.

— Надеюсь, молодой Орел не сочтет мои слова дерзостью, — произнес немного нараспев хозяин комнаты и чуть наклонил голову.

— Вырученных средств вам хватает? — не отводя взгляда, спросил Павел.

— Нет. Но мы справляемся.

Павел кивнул головой.

Меня не покидало чувство, что я подслушиваю какой-то интимный разговор. Или секрет. Причем, подслушав, уловила только общую суть: кучка ребят из бараков вывозят что-то за стену и, видимо, продают там, а затем покупают что-то еще. Да уж, не только мы проскальзываем за пределы поселения. Только тут, похоже, все имеет несколько иной оборот. Как это называется за стеной? Бизнес, кажется…

И как только Герман умудрился это все провернуть…

Вдруг мне в голову пришел вопрос, на который очень уж хотелось узнать ответ. Но я совсем не была уверена, что имею право его задавать.

— Герман… Ты же бывший ратник. Сам вчера говорил…

Герман утвердительно кивнул.

— Скажи, по окончании обучения тебя отправляли учиться за стену? Тебе позволили?

— Умная волчица.

Герман улыбнулся и отпил из кружки. Кажется, чай в ней давно остыл.

— Отправляли. По образованию я инженер. И, если верить отзывам на работе за стеной, где я успел поднабрать навыков, довольно неплохой.

— И как вышло, что мы сидим в этой комнате с «неплохим инженером»? — спросил Павел, обведя взглядом неуютное помещение.

— Захотел применить свои знания в поселении. Верил, что могу здесь улучшить жизнь. Быть нужным.

Герман на несколько секунд умолк. Казалось, он взвешивает слова, пробует их на вкус. Прикрыв глаза, он сделал несколько вдохов и выдохов. Его грудь ощутимо приподнималась вверх и опускалась вниз. Затем он продолжил:

— Как много всего возможно здесь сделать! Сколько всего можно было бы принести из-за стены! Но прогресс в застенном понимании оказался ненужным. И вот мы здесь.

Произнося последнюю фразу, Герман повел рукой в сторону. Оставалось только гадать, кого он имел в виду под этим «мы». Нас, сидящих здесь? Или всех жителей бараков?

— Почему же ты не вернулся назад?

Герман хмыкнул. Но ничего не сказал.

— На него надели ошейник.

Эти слова произнес Павел.

Я невольно вскрикнула.

Я не ослышалась? С детства нас всех пугают этой карой. Будешь плохо себя вести — старейшины накажут ошейником.

Я считала, что подобные меры применяют только к самым отпетым мерзавцам. У меня в голове не укладывалось, что такое могло произойти с талантливым, умным, стремящимся к развитию парнем! Интересно, сколько их тут таких? На грузчиках я ошейников не видела.

— Мой максимум — километр от этого барака, — кивнул Герман. Он будто не заметил моего шока.

— Довольно много.

Откуда Павлу-то знать про метраж ошейника?!

— Я тренировался растягивать расстояние. Начиналось все со ста метров.

— Хм… так он еще и растягивается… — задумчиво произнес Павел.

— Или поводок ослабевает, — пожал плечами Герман.

Я не выдержала. Как они спокойно могут говорить об этом? Это же уму непостижимо! Я в негодовании вскочила с кресла.

— Постойте, что вы тут оба несете? Ошейник? На полном серьезе? Да это же… Да как же…

У меня не находилось слов, чтобы выразить эмоции. На секунду мне даже показалось, что я задыхаюсь.

Герман же, видя мою реакцию, совершенно спокойно прокомментировал:

— Уверен, волку мысль об ошейнике кажется куда страшнее, чем рыси.

Страшнее? Да за это разорвать мало!

— Сядь, пожалуйста, — попросил меня Павел. Его голос тоже был спокоен.

— Ты знал?! Знал?

— Вчера заметил на парочке эту штуку. Правда, не думал, что и ты на привязи.

Павел произнес это и вновь пристально посмотрел на Германа. В его интонации звучала горечь.

— И вот я здесь. Без возможности уйти в большой мир. И ненужный на родной земле. К жизни поселения меня не допускают. Работу не дают. Мы тут приноровились стругать мебель и вывозить ее за стену. Еще вымениваем всякие диковинки из домашних коллекций поселения. На большой земле они хорошо продаются.

— Ох и дела… — только и смогла я произнести.

Возвращаясь домой, я не могла унять поток мыслей. Как можно быть такой слепой? На расстоянии вытянутой руки живут звери в ошейниках. Не отморозки какие-нибудь. Обычные поселенцы. И я не знала. Даже не догадывалась! Интересно, кто-то из ребят в курсе вообще?

— Ты слишком громко думаешь, — сказал идущий рядом Павел.

Я ничего не ответила, только горько улыбнулась.

— Ты узнала то, что хотела?

Узнала ли я? Да то, что меня волновало ранее, сущая ерунда по сравнению с правдой, которая мне открылась!

— Я просто стараюсь переварить полученную информацию.

— Да уж, есть над чем подумать… В любом случае, мы ничего не можем сделать. Пока что…

Я вопросительно взглянула на Павла. Но тот лишь улыбнулся.

— Ошейники… На ребятах, с которыми мы пели вчера… Страшно даже вообразить. И мы сидели возле зверя на привязи, пили чай. Орел пил с ним чай! Ох и дела…

Павел нахмурился.

— Вчера тебя не смущала их компания.

— Она меня и сегодня не смущает! Но… это же…

— Варварство. Ошейник — это варварство. Называй вещи своими именами.

— Мне страшно даже думать об этом.

Я обняла Павла, надеясь как-то успокоиться. Кажется, я дрожала.

— Т-ш-ш, — Павел обнял меня в ответ и поцеловал в макушку. Его тело всегда было горячим. Как кипяток. Или как солнце, от тепла которого сразу становится так уютно.

Я подняла взгляд и всмотрелась в его янтарные глаза. Они тоже излучали тепло. По бокам от них бежала тонкая сеточка складочек, как будто паутинка. Я улыбнулась и дотронулась до паутинки пальцами.

— Люблю так делать. Как будто до солнышка дотрагиваюсь.

Павел довольно хмыкнул.

— Хорошо, что ты сумел им с Потапом помочь. Такой молодец!

— А какие у меня были варианты?

Я пожала плечами и уткнулась ему лбом в грудь.

Какие варианты? Да хотя бы развернуться и уйти. Просто проигнорировать. Или рассказать об агрессивном поведении Потапа в отношении Орла. Мало ли что еще…

— У меня к тебе будет небольшая просьба.

— Какая?

Я подняла голову, чтобы еще раз посмотреть на Павла. Он улыбнулся и потер большим пальцем мою щеку. Видимо, я испачкалась об его свитер.

— Забери, пожалуйста, мой рюкзак. И свитер заодно.

Павел стянул с себя промокшую, вымазанную в глине и земле кофту.

— Ты что, так пойдешь?

— Притворюсь, что был на пробежке. Знаешь ли, грязный и потный Орел после тренировки лучше, чем Орел, валявшийся в грязи.

Я рассмеялась, накидывая на плечи рюкзак Павла.

«Имидж важно поддерживать даже в мелочах», — подумала я про себя, смотря вслед бегущему вожаку.

Интересно, его свитер отстирается?

1990

Осень

Ратники любили проводить время с лошадьми. Уборка стойла и уход за животными были их каждодневной повинностью, но время от времени практически каждый старший учащийся заглядывал туда просто так, без причины. Там всегда пахло сеном, опилками и почему-то яблоками. Смесь этих запахов стала неотъемлемой частью жизни ратного выпуска. Эти ароматы гипнотизировали, смягчали ураган эмоций в теле, в котором постоянно боролся человек с животным. В поисках этой самой гармонии Регина и отправилась в конюшни.

Вихрь сразу же почуял ее приближение. Не успев переступить порог, девушка услышала его задорное ржание.

— Легко было догадаться, кто именно вошел сюда. Он только тебя так приветствует.

У стены на деревянной лавке сидела Нино. Девушка из компании кошек. Регина не была близко знакома ни с кем из них, хотя конкретно с Нино порой пересекалась в конюшне. Они иногда миролюбиво перекидывались парой-тройкой фраз.

Судя по всем внешним признакам, лошади на сей раз не сильно волновали Нино. Она с задумчивым видом поигрывала кинжалом, который всюду носила с собой. То резко подбрасывала его так, чтобы он закрутился в воздухе, то ловила за рукоятку, раз за разом монотонно повторяя движение. Снова и снова, и снова… Несмотря на природную красоту, выглядела девушка довольно устрашающе: волосы цвета смоли каскадом падали на плечи и спину, полностью сливаясь с черной одеждой. Обутая в ботфорты, вес которых был таков, что их легко можно было счесть изощренным видом оружия, она уложила правый ботинок на левое колено и помахивала носком ноги в такт своим мыслям.

Регина точно знала, что среди дежуривших в конюшне в тот день Нино в списке не было. Что ж, среди ратников это место давно стало некой панацеей от тягостных дум и шальных мыслей.

Придерживаясь привычного нейтралитета, Регина оставила Нино предаваться размышлениям, а сама достала из сумки несколько кусочков сахара и на вытянутой ладони поднесла их Вихрю. Конь тотчас же деснами и языком аккуратно слизал угощение.

— Ну как ты тут, дружок?

Она с наслаждением провела рукой по гриве гнедого коня и, закрыв глаза, уткнулась лицом в его морду. Вихрь, поняв ее настрой, замер, стараясь забрать себе часть беспокоящих подругу мыслей.

Но, видимо, ему это не удалось. Ласково похлопав коня по холке, Регина отошла от стойла.

Она взяла вилы и начала раскидывать сено, наваленное огромной кучей у дальней стены. Это была работа дежурных. И по графику ее день наступал нескоро. Но в тот момент физический труд доставлял ей огромное удовольствие. Она с легкостью орудовала вилами, раз за разом перекидывая сухие пучки.

— Они не перестанут, — послышалось с другого конца конюшни.

— Что?

Регина остановилась и тыльной стороной ладони вытерла пот со лба.

— Они не перестанут, — повторила Нино. — Можешь даже не надеяться. Лучше научись игнорировать их.

Судя по всему, Нино была осведомлена куда лучше о событиях в жизни Регины, чем Регина о проблемах готессы.

— Игнорировать четверть поселения?

Нино хмыкнула.

— Почему бы и нет?

Оставив сено в покое, Регина подошла к черноволосой девушке, продолжающей играть с кинжалом.

— Это не так уж просто сделать, знаешь ли. И, кроме того, я не пойму, какое им дело. Почему их так волнует моя жизнь? Меня, например, совершенно не интересует, кто чем живет и кто о чем думает.

— А должно бы интересовать.

Сказав это, Нино многозначительно вздернула бровь, как будто вложив в это движение какой-то глубинный смысл, и резким движением вогнала кинжал в дерево скамьи.

Регина даже не вздрогнула, хотя маневр был крайне неожиданным. Она лишь удивленно покосилась на воткнутое в ни в чем не повинную лавку острие.

— Начнем с того, что они тебе завидуют, и довольно давно.

— Чему, хотелось бы знать?

Взгляд Нино был полон удивления.

— Ты из самой крутой компании всего поселения и к тому же девушка вожака, неужели не понимаешь?

Положим, Регина понимала. Это вполне могло быть причиной агрессии некоторых сверстников, а скорее, даже сверстниц. Но объяснить неприязнь мужской половины и старших жителей поселения этот факт никак не мог.

— Окей, зависть. Это я приняла к сведению. Но ведь есть что-то еще?

Нино не успела ответить. Входная дверь скрипнула, и в конюшню вальяжной походкой ввалились Ник и Колдун.

— О, да мы прервали обмен девчачьими сплетнями, — сказал Колдун, окинув насмешливым взглядом девушек. — Пардон, дамы. Не будем вам мешать.

— Тут никто не сплетничает! — раздраженно произнесла Регина.

Ей была неприятна мысль Колдуна о сплетнях.

— В любом случае, нас это не касается.

Ник миролюбиво улыбнулся и направился к стойлам.

— Тебя, может, и нет. А вот Колдуна очень даже, — вдруг сказала Нино, указав в сторону парня предварительно вытащенным из скамьи кинжалом.

— Так, девчонки меня обсуждают! Интересненько!

Колдун явно воодушевился. Довольный, он разместился на лавке рядом с Нино, сев как раз в то место, куда еще недавно был воткнут кинжал.

Регина подумала, что она поостереглась бы так вальяжно рассиживаться рядом с черноволосой красавицей.

— Не тебя, но представителя твоей компании.

— Это кого же? — удивился Колдун.

— Ее.

На сей раз кинжал указал в сторону Регины.

— А в чем, собственно, суть вопроса?

— Суть вопроса, собственно, в том, — очень похоже передразнила Колдуна девушка, — что пассия нашего будущего вожака искренне не понимает, почему не все от нее без ума.

Колдун присвистнул.

— О, какие сложные материи вы затронули. Нет уж, на эти темы философствуйте без меня.

Колдун поднялся и хотел было уйти к стойлам, чтобы приступить к работе, но Регина его остановила.

— Нет, объяснись! Ты же понимаешь, в чем дело!

Регине очень уж не нравилось, что кто-то из ее близких друзей был в курсе грязи, так душившей ее, но отказывался прояснить этот вопрос.

Колдун молчал, явно не желая поддерживать разговор.

— Ну, что молчишь?

— Все дело в том, что ты волчица, — сказал вместо Колдуна Ник, расчесывающий гриву одного из коней.

Регина оторопело посмотрела на него.

— А что, собственно, ты имеешь против волков?

— Я — абсолютно ничего, — пожал плечами Ник. — Прекрасно к вам отношусь. Но я не из рода пернатых.

По спине Регины пробежали мурашки. О разделении среди поселенцев было не принято говорить. Все понимали, что так или иначе оно существует, но вслух этого практически никто никогда не обсуждал.

Регина молча перевела нахмуренный взгляд на Колдуна, тем самым побуждая его прокомментировать ситуацию.

Тот лишь развел руками.

— Ты считаешь, что такие, как я, недостойны общения с вами? — спросила девушка, интуитивно расправив плечи и выпрямив спину. — Думаешь, что делаешь нам одолжение?

Колдун продолжал молчать. Ник тактично больше не встревал в разговор.

— Отчего же? Думаю, что Колдуна более чем устраивают его приятели.

Эти слова принадлежали Нино. Колдун кивнул головой, подтверждая их.

— Что же тогда Колдуна НЕ устраивает? — спросила Регина, сделав ударение на отрицательной частице.

В голове девушки никак не укладывалось, почему Колдун молчал, если имел к ней какие-то претензии? Они бы миллион раз могли обсудить любые вопросы, скажи он хоть слово, дай хоть полунамек.

«И сейчас стоит как истукан и молчит, будто воды в рот набрал. Неужели не проще выложить все карты на стол? Чего он испугался?» — подумала Регина и осеклась. Пазлы сложились воедино.

— Тебя не устраиваю я. Я рядом с Павлом.

Регина схватилась за голову. Сколько их еще ходит по поселению, молчаливых злопыхателей, вынашивающих свои мыслишки, но трусливо избегающих говорить открыто? Сколько птиц смотрят с презрением на нее? Сколько звериных сердец ревностно следят за ней, надеясь, что она споткнется?

Регина сверлила Колдуна взглядом. Как ей хотелось, чтобы он опроверг ее слова! Но тот продолжал молчать.

— Скажи уже что-нибудь! Или твои манеры не позволяют тебе обсуждать такие щекотливые вещи, как разделение происхождения?

— Оставь его, — вновь подала голос Нино. — Скажи он хоть слово против тебя, и Павел моментально вышвырнет его из вашей богемной тусовки. А это ой как не в интересах Колдуна.

— Трус! — прорычала Регина.

— Ты постоянно твердила об учебе. Говорила, что хочешь просить старейшин учиться в городе. Я надеялся, что ты уедешь и все поменяется.

Произнося это, Колдун сверлили глазами пол.

— Но это же вопрос всего лишь нескольких лет. Я вернусь…

— С ума сошла? — на сей раз Ник вступил в беседу. — Совсем, что ли, умом тронулась? Уехав отсюда, ты навсегда сотрешь себя из жизни поселения.

Регина хотела было сказать, что Ник несет какую-то бессмыслицу, но поняла, что он как раз в корне прав.

— Твой отец… Он старейшина… Что он тебе говорил про мой отъезд? — Регина смело устремила взгляд на Колдуна.

— Что одобрит твое стремление.

Колдун по-прежнему не смотрел на нее.

— Одобрит стремление и…?

— И закроет для тебя поселение.

Слова полоснули ее больнее, чем это мог бы сделать кинжал.

Поселение для нее будет закрыто. А Павел, став вожаком, никогда не сможет покинуть его пределы. Амулет вожачества, который ему суждено получить от отца, навсегда прикрепит его к своей земле. Стена разделит их.

— Подленько, — ухмыльнулась Нино, оскалив два верхних клыка. — Проявление птичьего благородства во всей его красе.

Ник подошел к ошарашенной Регине и участливо положил ей руку на плечо.

— Тебе нельзя уезжать. Иначе рискуешь никогда не вернуться. Понимаешь?

Она понимала. Теперь она все слишком хорошо понимала.

— Павел знает?

— Не может не догадываться, — пожала плечами Нино. — Но наш будущий вожак страдает пороком вседозволенности и вряд ли воспринимает эти вещи всерьез. Все дело в том, ваше сиятельство, что с высоты птичьего полета земные интриги и неурядицы кажутся слишком уж незначительными.

Продолжать беседу Регина больше не могла. Она просто не находила в себе на это сил. Окинув еще раз взглядом опустившего голову Колдуна, равнодушно вертящую в руках кинжал Нино и участливо смотрящего на нее Ника, девушка покинула конюшню под недовольное ржание Вихря. Он привык, что Регина всегда берет его на прогулку.

Что ж, не он один столкнулся в тот день с изменениями в привычном ходе вещей. То ли еще будет.