Деды в индиго

О'Шадри, 2009

Это нежный по сути и дерзкий по форме роман из жизни безработных-пенсионеров и их друзей, наполненной волнительными ароматами загадочных приключений. Крепкий настой из без того круто заваренных отношений главных героев отягощает появление нового таинственного персонажа… Что можно сказать о данном произведении? Бутилировано со вкусом! Книга создана в лучших традициях жанра детективного иронифа. Триллер-антистресс, антидепрессант. Обладает ярко выраженным эффектом сокращения гладкой мускулатуры живота и челюстей. Подавляет фермент хандроксиназу, купирует образование тоскикотрофных шлаков, препятствует появлению синдрома плаксофилии и нытьёреза. Надежный блокатор Х-похмеласутравиновых рецепторов. Спазмоскуло- и икоген. В случае локального применения способствует ремиссии симптомов стабильного опупеоза. Соблюдайте разумную дозировку при беременности, и схватки гарантированы. Мужчинам после сорока рекомендуется ограничить употребление в связи с возникновением опасности пупковой грыжи. Прием во время еды в общественных местах чреват непроизвольным выбросом недожеванной пищи (смехогортанный поперхоз). При курении сохраняется риск глотательного рефлекса и задымления желудка. Умеренное упоение допустимо и приветствуется Минздравом. Прием 3–4 раза в день натощак или после еды. Противопоказаний и побочных эффектов не наблюдается. Следуйте рекомендациям на упаковке, и всё будет в порядке! Спрашивайте в магазинах и книжных развалах. Гриф секретности снят!

Глава 6

8.54

Секретарша Люси полировала ногти. Пришатались Проктер и Гембл.

— Сами здесь?

— Здесь. Но у него делегация. Ждали вас, искали. Сейчас придется подождать.

Увидели лак для ногтей.

— На спирту, — констатировал Гембл.

И всё! Нету лака. Вслед за лаком исчезли и мастера.

* * *

Кисельков споро запрыгнул на подножку трамвая.

— Проездной, — помахал он распечатанной на струйном принтере и аккуратно заламинированной бумажкой.

«Шут с тобой, — сделала утвердительный вид кондукторша, в прошлом сметчица проектного института. У самой сын кондыбасился в сельхозе. — Все ваши уловки знаю».

В вагоне трамвая было не продохнуть. Абсолютное большинство — студенты. Половина спала, кто на сиденьях, кто, повиснув на поручнях. А кто на коленях таких же заснувших пассажиров. Причем многие с раскрытыми конспектами лекций. «Сон за книгой — лучший отдых», — висел когда-то плакат на дверях читального зала университетской библиотеки.

После остановки «Драмтеатр» на пустое место рядом с Кисельковым плюхнулся подозрительный мужик.

Из его сумки торчали рыбьи хвосты.

— Не кусаются? — спросил Шура.

— Замороженные — нет, а так — да.

— Что за запах такой? — крикнула кондукторша из дальнего конца вагона. — Кто тут рыбу тухлую везет?

Все посмотрели на Киселькова, потому как попутчик с рыбой выскочил на предыдущей остановке.

— Че все на меня смотрите? Я окромя одной тетрадки и ручки ничего не везу!

— А куртка и брюки, смотри? Всё в слизи!

— Спелеолог он — вот и вывозился в пещере, поди, в рыбьей икре, — раздался чей-то знакомый голос.

— А ну, соплеолог, вываливайся из общественного транспорта, пока я тебе не помог, — взъярился клыкастый детина, приобнявший кралю с филфака.

Пришлось Шурану выпрыгивать почти на ходу и продолжать свой путь пешком. Дворами. До вуза.

* * *

Лева Смолянский завалился спать. Был на ночном дежурстве. Глаз некогда сомкнуть. На работе всё время приходилось бороться со сном. Медицинским спиртом — перорально. И луком — наружно: веки натирать.

Но сильно покемарить не удалось. Кто-то «давайдолбитьстену» — не иначе на первом этаже опять офис делают, и «тю-тю-тю, тю-тю-тю», — заливался перфоратор.

Лева закрылся подушками. Тремя. На каждое ухо.

Один черт, всё трясется. Будто в бричке по кочкам.

А если подушки под ножки дивана? Не помогает. Главное, и с дивана-то от вибрации сползаешь. Как на океанском лайнере. Придется примотать себя телефонным шнуром. Словом, днем — это не сон, а сплошное мучение… Сползáть перестал, но легче от этого не стало. Трясти продолжает. Не дают, вампиры, спать!

— Натюрлих, раз вы — так, мы — так!

И Лева, схватив отвертку, бросился к силовому щитку в подъезде.

— Устрою-ка я вам короткое замыканьице.

Таким же образом поступал их электрик дядя Жора, когда медперсонал лишал его законной радости — двухсот миллилитров спирта. А что операция идет или аппарат искусственной почки отрубится, или бор в зубе пациента застрянет, его это не волнует — он свои права знает. И всё тут!

Пробки повылетали моментально — во всем подъезде. А вместе с ними отключился и автомат-распределитель.

— Мама! — раздался чей-то дикий рев в лифте.

Какие-то тупицы оказались в западне.

— От, зажигалки конопатые! Поделом вам! Не фиг от школы или вуза отлынивать. Посидите, посидите, клуши, в темноте, тогда оцените преимущества урока або лекции. Ну вот, порядок — часа два можно спокойно вздремнуть. Да даже больше! Пока там электрика дозовешься, в смысле, разбудишь, и все три-четыре, а то и пять.

* * *

Никеш подошел к бане. На фонарном столбе висел красочный рекламный щит, на котором метровыми буквами было выведено «Мужики, скорее в баню!». Ниже — старое объявление от руки: «Вновь открыто женское отделение».

— Интересно. Связанные события или нет?

Оказалось, связанные: в фойе уже выстроилась очередь из «оголодавших» мужичков. Давно он такой очереди не наблюдал: со времен дефолта в обменники.

— Кто крайний?

— За мной еще трое занимали — убежали за пивом и конфетами.

«Придется прибегнуть к помощи Митяя, банного дворника», — осенило Никеша.

Для этого и мелочишка в кармане найдется — много не берет, чай, не депутатское лобби. К тому же Митяй из-под полы березовые веники продавал недорого (но, сдается, списанные метлы).

— Проведу. Черным ходом. Через кабинет директора, — пообещал Митяй. — Кстати, у тебя знакомых много? Тут охранник просил большой цветной монитор подешовле. У него простой черно-белый. Качество не ахти. Видеокамеры-то в каждой парилке установлены. Очень нужно. Частенько подключается к интернету. На популярный сайт закачивает свои опусы. Будешь в доле.

— Надо покумекать. Думаю, помогу.

По дороге Никеш встретил и слесаря, дядю Петю Мавлюгаева. Тот шел с работы неуверенной походкой. Нехорошая примета.

Действительно. Стоило намылиться — вода закончилась и, похоже, навсегда (в смысле, до следующего дежурства дяди Пети). Хотя… как знать? И не его это вина, а ловчил типа Люлипупенко энд компани — в очередной раз латунный вентиль сперли? В прошлом году из-за этого весь дом зимой без тепла остался.

Пока искал, где краны отворачиваются, очутился в женском отделении.

…Вдруг раздался страшный визг. И на Никеша со всех сторон обрушились хлесткие удары мочалками и волны кипятка из тазиков. Кроме того, поливали какой-то контрафактной парфюмерией и шампунями.

Затем всё стихло (когда смыло мыльную пену).

Никеш приоткрыл сначала один, потом второй глаз. Оказалось, он стоял в центре «женской сборной». Коллективный заплыв всей конторой. Ню-корпоратив.

— Мужчина, вы бы хоть тазиком прикрылись для приличия, — фыркнула одна.

— А может, это стриптизер? Девки! Никто не приглашал?

— Да тут и смотреть-то не на что, — разочарованно выгнула спину вторая. — Пусть глаза закроет и отчаливает, откуда приплыл.

* * *

Уже ровно неделя, как Батумыч исчез. После столь длительного отсутствия Малярчука, успокоившись и забыв прежние обиды, ребята задались вопросом, что же с ним горемычным приключилось?

И вот им, вернее, Смолянскому «повезло» — на пороге подъезда появилась Всевина супруга с хозяйственной сумкой.

— Где наш дражайший муженек? — елейным голосом спросил Лева.

— Что? И ваш тоже? — съязвила женщина.

— Это я, стал быть, фигурально, — осклабился Смолянский. — Так где ваш муж?

Жена Малярчука зло бросила:

— Умер. Для вас! И не семафорь тут!

Эта весть так сразила Леву, что он не нашел ничего лучшего, как войти в глухой штопор…

А вдруг неправда? Но ближе к обеду встретил соседа Малярчука, почти непьющего Василия Демьяновича.

— Всю ночь стонал, бедолага, за стенкой, — припомнил тот воскресенье недельной давности. — Не иначе агония наступила. А че? Его жинке ничего не стоит и втихаря схоронить, он у нее уж третий.

От этих слов в душе Левы похолодело. И он аллюром бросился в чипок за горючим. За упокой души — прекрасный повод собраться.

Но нет худа без добра. На следующий день Полина (начальница над Дулепистым в тресте) попросила Вадика за отгул антенну уличную приладить, а заодно и краны в кухне подвинтить.

Дулепистый взял нехитрый инструмент. Сначала, пока светло, стал настраивать антенну. Сел на перекладину ограждения и случайно заглянул в соседнюю лоджию.

Там, в глубине (жена приказала не высовываться) как ни в чем не бывало дымил «воскресший» Малярчук!

Увидев его, Вадик чуть не сыграл с двадцатиметровой высоты на тротуар.

— Ты?!

— Я. Жена отобрала ключи, а с седьмого этажа — не с твоего второго, вниз не сиганешь.

— А мы уж по тебе поминки справили… Вчера. Торжественно. Всей компанией.

При словах о застолье, Малярчука прямо перекосило, всего.

— Вадя, — страстно зашептал он, — давай, вжахнем по маленькой, душа горит — туши свечи!

— Тип-топ. Спущусь к себе, принесу стопарик.

И принес.

— Давай еще!

— Несу.

— А закусь? — обнаглел в корягу Малярчук.

Пришлось тащить ему из своей квартиры сначала маринованные огурцы, потом отпечатывать шпроты, потом еще колбаски нарезать. Но тому всё было мало.

— А начхать на него! Довинчу краны и уйду.

— Вадя, Вадечка, Вадянчик! — взывал к совести Дулепистого пенсионер.

Но тот притаился в глубине квартиры, точнее, на кухне.

Кончилось тем, что Малярчук не вынес тягости ожидания и решил перебраться в квартиру рядом. К Вадику. Встал на табурет. Потом, держась руками за скользкие стены, покрытые мелкой керамической плиткой, осторожно поставил ногу на парапет, а затем попытался ее перекинуть на примыкающую лоджию. Но там точки опоры не было. Ступня провалилась вниз. При этом Всева потерял шлепанец, который спланировал прямо на асфальт.

Малярчук оседлал перила: одна рука и нога с одной стороны, другие — с другой. Шимпанзе, да и только!

Корпус снаружи висит прямо над тротуаром. И обратно-то не вернешься — табуретка опрокинулась и куда-то завалилась, ногой (да при его росте!) не нащупать.

— Сейчас упаду, держите меня!! — благим матом завопил Малярчук, обняв перегородку.

А она скользкая, собака, отделана кафелем.

Вадик услышал нечеловеческий вой и выскочил из кухни. Видя положение дел, он заметался в ужасе: «За руку не вытянешь, тяжел, сомяка, сорвется вниз и с собой утащит. Вместе превратимся в блины с икрой!»

— Подожди, браток! Потерпи чуть-чуть! — зарыдал Дулепистый — всё ж таки жалко старика. — Что же делать? Что? А? А если скотчем? — и Вадик ринулся к ящику с инструментом (скотчем-то он антенну приматывал и краны заодно). Отличная идея!

Дулепистый прилепил к кафелю левую ладонь Батумыча. Слабо! Затем щиколотку левой ноги. Не-на-деж-но!

— Геморрой, — простонал Малярчук, онемевший от сидения сразу на двух перилах. — Подвяжи че-нидь!

Дулепистый на всё тот же скотч пришпандорил сковородку к ягодицам.

— Теперь голова! Голова отваливается!

Надо отметить, что на всей голове Батумыча была только одна достопримечательность: кустистые брови.

— Это у меня усы. Мозговые, — гордо трубил он…

— Твои мозговые усы и влекут тебя вниз. Давай сбреем, — в шутку предложил Вадик.

— Не, то сковородь слишком тяжелая — перевешивает вниз, — испугался за свое сокровище Малярчук.

Дулепистый и голову закрепил за шею скотчем к кафелю, да так, что нос приплюснуло к торцу перегородки.

Только Вадик сел передохнуть, как на голову Всеве приземлилась оса, а ос тот панически боялся с детства.

— Лучше застрели меня сразу! За что мне такие муки?! — запричитал Малярчук.

— А не надо было шпроты есть, садюга!

Пока оса делала прицельные виражи над парализованным от страха Малярчуком, Вадик обвязал его бельевой веревкой в несколько витков. И дернул так, что тот кубарем перекатился на лоджию соседки, потеряв при этом и второй шлепанец. Пижаму пришлось после простирнуть капитально. С тех пор, видать, у него и энурез.

Дальше всё развивалось следующим образом: ребята спустились к Ваде домой и засели за воскрешение…

Зашла жена с подругой домой — Малярчука нет.

Она на балкон. Смотрит: на тротуаре тапочки мужа! Она в рев. С ней приступ. Вызвали «Скорую». Откачали. Обзвонили всё что можно и нельзя — нигде нет. Ночью слышит в дверь: «тыр-тыр». Перепугалась: рэкетиры?

Нет — Малярчук в мокрой застиранной пижаме в дупель.

— Всё. Теперь ты под домашним арестом пожизненно!

Вдобавок законопатила дверь на лоджию. Одна форточка на кухне — но через нее с комплекцией Батумыча — ну никак не просочишься!