Элька и её тараканы

Елена Юрьевна Новикова

Книга о девочке Эльке и ее друзьях, которые спасают малыша Маню и всех жителей закартонного города Ир-Ирон и помогают бабушке Дюшель исправить совершенные ею ошибки.

Иллюстратор Наталья Рыжкина

© Елена Юрьевна Новикова, 2017

© Наталья Рыжкина, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-8700-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Праздник слез

— Явились! — мама поправила занавеску и сжала Элькино плечо. — Умоляю, держи себя в руках!

Элька кивнула. Она постарается. Хотя бабушка Дюшель утверждает, что актриса из нее — как… из сороконожки балерина.

— Поздравляем! — откуда-то снизу прокричали последние гости, тетя Лея и двоюродный брат Эльки двенадцатилетний задира Рон. Они всегда опаздывали: как все, кто живет близко.

— Толстеешь! — Рон окинул ее удовлетворенным взглядом и присвистнул. — К Новому году тебя можно будет прирезать! Сало вытопить, а на эти деньги построить около мэрии четвертый небоскреб, в виде… звезды. Или прямоугольника. А еще лучше — в виде жирной девчонки, с набалдашником наверху и толстыми руками-балконами…

Сам он до десяти лет тоже не отличался особой костлявостью, но год назад пошел в секцию тенниса и довольно скоро похудел. А раз так, мог ли он, вытащив дротики насмешек из своего тела, не вонзить их в новую мишень…

— Рони, ты опять за свое?

— Я не обижаюсь, тетечка Лея. Ой, это мне? — Элька приняла огромную плоскую коробку, перевязанную желтой лентой с дурацким сине-зеленым цветком, и вымучила улыбку. Она бы руками растягивала уголки рта, если б руки не были заняты оригинальным подарком. Кажется, седьмым по счету… Интересно, сколько одинаковых подарков нужно получить, чтобы попасть в Книгу рекордов Гиннеса?

— Даже не развернешь? — тетя была разочарована.

— Все за стол: индейка стынет! — выручила дочку мама. — А потом бедная Элька рассмотрит этот и пять предыдущих подарков. (Слово «бедная» мама вслух, конечно, не произнесла).

«Ну почему, почему эти взрослые такие… такие… Восемь одинаковых подарков на день рождения десятилетней девочки — что может быть ужаснее?» — думала Элька несколько часов спустя, лежа в кровати в любимой сиреневой пижаме с разноцветными буквами и цифрами, которые иногда ночью оживали и складывались в удивительные слова и числа. Наутро, правда, они бесследно исчезали, как и бледно-желтые полосы, бегущие ночью по потолку от окна к двери. — Восемь одинаковых плоских коробок, обернутых одинаковой бумагой с черными паучками, снующими по зелено-золотистому полю. Словно в одном магазине купленные. Оптом, чтобы подешевле.

«Купить по отдельности десять чайных пар или… отелей — всегда дороже, чем чайный сервиз или сеть отелей», — говорил отец.

Вот и эти купили… сеть…

Элька представила себе сборище взрослых тетенек и дяденек за круглым столиком в «Веселых Толстушках» — новеньком кафе, где ее подружка Лора праздновала день рождения две недели назад. Не такой, как сегодня у Эльки, а настоящий: с бенгальскими огнями, игрой в фанты и дурашливым клоуном, который целый час смешил их до коликов в животе, а под конец вытащил прямо из уха ошалевшей Лоры детский набор для кукольного парикмахера — тот самый, о котором она мечтала с прошлого лета.

У Эльки тоже был клоун, он тоже смешил гостей и плакал длинными струями, когда, жонглируя, ронял шары. И тоже извлек из-под крошечной рыжей кепочки огромную коробку. Но когда Элька увидела знакомых паучков, она, не забыв вежливо поблагодарить клоуна, выбежала с подарком в другую комнату, чтобы скрыть рыдания, подступившие к горлу. С этой коробки, восьмой по счету, Элька даже ленточку с бумажным цветком не сняла. Все было понятно и так.

Она ясно представила себе картину:

«У нас под окнами есть лавочка, где продают детские картонные домики. С белыми стенами, чтобы раскрашивать. Сейчас там приличные скидки: покупаешь десять штук, а платишь только за восемь». (Это, конечно, папа Лоры, который может полстраны проехать, чтобы купить пять килограммов дешевых мандаринов). Нас семеро, нужны еще трое!

— Шестеро.

— Что?

— Нас шестеро. Не могут близнецы Левины принести два одинаковых подарка.

— Так… Хорошо. Когда у них день рождения?

— Через месяц!

— Вот и замечательно! Берем десять домиков — по одному от каждого из нас, седьмой всучим клоуну, восьмой я отдам… племяннице, за победу в конкурсе чтецов, девятый и десятый через месяц подарим близнецам, а сэкономленные деньги сейчас же и прокутим! Эй, официант!».

Наверное, так все и было. Элька вздохнула и повернулась на правый бок. Из-под ресниц, щекоча щеку и висок, выползла очередная слеза. Сна как не бывало!

«Ну почему я такая несчастная? Самая разнесчастная именинница на свете! Они приносят «символические» подарки, а папе суют в конвертиках деньги, на которые он и мама купят ей все, что она захочет. Все, кроме веселого дня рождения с настоящими, волшебными подарками.

А эти дурацкие домики, с ними что делать? Их даже из упаковок не вытащили, потому что кому интересны «символические» подарки? Маленькие гости кинулись к ее дорогим куклам, конструкторам, игрушечным больницам, школам, магазинам и кинотеатру. Предварительно уничтожив все орешки, чипсы, попкорн и конфеты. Потом посмотрели пару новейших мультиков, поиграли в новейшие игры на двух ее компьютерах, а вечером пришел тот самый клоун, который сначала всех смешил, а под конец заставил плакать. Не всех, Эльку, когда достал из пестрого мешка огромную картонную коробку. Ту самую, с паучками…

— Не плачь, Лолли, — мама неслышно вошла в комнату, села рядом с Элькой и погладила ее по голове. — У меня для тебя есть отличная новость: объявилась твоя любимая бабушка Дюшель. Голос — как из подземелья. Не удивлюсь, если она в Африке или на Южном полюсе. С тех пор как научилась летать, ее невозможно удержать на одном месте!

Мама снова поцеловала Эльку и вышла, тихонько притворив за собой дверь.

Элька перебралась в кресло, предварительно подвинув его к окну, укрылась полосатым пледом и подняла глаза к небу, словно оттуда могла появиться любимая бабушка Дюшель и сесть на карниз, весело помахивая хвостиком.

«В конце концов, все не так плохо, и я, возможно, не самая несчастная девочка на свете, — подумала Элька, подавив тяжелый вздох. — У меня есть мама и папа, есть моя комната, друзья. Есть бабушка Дюшель, немножко безумная, но очень, очень любимая. Есть Рири, есть Кризли, Кстати, а почему это их не видно? Обычно ждут не дождутся, когда я лягу в постель, чтобы уютно устроиться рядом».

Элька соскочила с кресла и направилась в кухню.

— Кризли, малышка! Ты тут? — позвала она, и, чмокнув маму в мокрый локоть, вышла на кухонный балкончик. Там ее ждал сюрприз: поднос с чашками для еды и питья крысы исчез. А на его месте лежал, свернувшись калачиком вокруг крохотного огрызка моркови, грустный слизняк Рири.

— Рирюша, ты не видел Кризли? — спросила Элька, присев возле любимца и гладя его средним пальцем. Рири молчал. То есть по-своему, по-слизнячьи, он, может, и муркнул, но Элька не расслышала.

— Мама, ты Кризли не видела? Такое ощущение, что она сбежала из дома и вещички прихватила. Ни чашечки с водой, ни блюдечка…

— Н-нет… не знаю, — пробормотала мама, не поворачиваясь.

— Мама! — строго сказала Элька.

— Она… она в домике тети Фанни, — ответила мама после подозрительно долгой паузы. — Я… боялась, что кто-то из гостей наступит на нее, и… и унесла ее.

— Уфф, как ты меня напугала! — выдохнула Элька и схватила курточку.

— Ты никуда не пойдешь! — крикнула мама. Когда она была неправа, она всегда повышала голос. — Уже поздно.

— Я не оставлю Кризли в чужом доме. Она там замерзнет, обидится… и вообще…

— Иди ко мне, Лолли, — мама вытерла руки, обняла Эльку за плечи и усадила рядом с собой на кухонном кожаном диванчике. — У нас с папой есть для тебя… подарок. — Мама вышла и вернулась с небольшой коробкой, в которой что-то шуршало и попискивало. — Посмотри, какая прелесть!

Элька открыла коробку, уверенная, что мама шутит и в коробке сидит Кризли. Но она ошиблась. Оттуда высунул очаровательную мордочку заспанный котенок. Он выгнул пушистую белую спинку, встряхнулся и глянул на Эльку сначала хитрым желтым глазом, потом — испуганным зеленым.

— Ой, какой замечательный малышик! — закричала Элька, поцеловала котенка, потом маму — и снова котенка, выскочила из кухни и тут же вернулась, уже в кроссовках.

— Куда ты, Лолли? — растерялась мама.

— Я же сказала — забрать Кризли.

— Но… тогда тебе придется отказаться от котенка. Кошки и крысы не живут вместе.

— Во-первых, живут. Во-вторых, я никогда не поменяю старого друга на самого раззолотого нового. Ты сама меня учила.

— Хорошо. Тогда я забираю котенка. Отдадим его…

–… Джо, — подсказала Элька. — Помнишь Джо, который на Рыночной площади играет на контрабасе?

— Джо? Хорошо, — вздохнула мама. — Пусть несчастный глухой котенок живет на улице.

— Глухой?

— Ну да. Белые кошки с разноцветными глазами, как правило, ничего не слышат.

— Бедненький! — Элька прижала котенка к себе и поцеловала сначала его зеленый глаз, потом желтый.

— Договоримся так: ты греешь молоко, кормишь малыша и ложишься, а я домою посуду и схожу за крысой. Заодно юбку укорочу на тетушкиной швейной машинке: наша барахлить стала.

— Как его зовут?

— Не знаю. Надеюсь, что Глик — «счастливчик». Впрочем, решать тебе! — Мама поцеловала растроганную именинницу и вышла, но на пороге остановилась.

Хотела спросить… А как тебе подарок Джо? Он кто… твой… поклонник?

— Не смешно, мама… — рассердилась Элька, потому что поклонники бывают у тоненьких красавиц, а у таких как она — только… мучители. — И вообще… О каком подарке ты говоришь?

— Мальчик на велосипеде привез. Сказал — от Джо. Я решила, что этот Джо — твой кавалер…

— Мама!

— Ты можешь, конечно, сердиться, но, согласись: просто знакомым девочкам просто знакомые мальчики огромных подарков не дарят. — Мама осеклась.

— Там что, тоже… домик? — прошептала Элька.

— Н-нет, не думаю… — растерялась мама. — Просто… большая коробка…

— Плоская? — в голосе Эльки звучали слезы.

— Слава богу, нет. — Мама явно обрадовалась. — Точно не плоская. Большая, не очень тяжелая. Какой-нибудь кукольный…

— Домик? — продолжила Элька и пристально посмотрела растерявшейся маме в глаза. — И где она, эта… коробка? Почему ты мне ее вчера не отдала? — Элька спустила голые ноги на пол и стала шаркать ими в поисках тапочек. Как всегда, за правую ногу зацепился левый тапочек, а за левую — правый. У везучей Аннабель никогда так, наверное, не бывает.

— Закрутилась… — сказала мама и отвела глаза. По ней было видно, что она сердится на себя за длинный язык… — А может я его… к нам отнесла? Или… в комнату Аннабель?

— Так пойдем туда! — решительно сказала Элька.

— Ох уж мне эти овны! Вынь да положь сию минуту… — Мама вытащила мобильник и нажала кнопочку. — Аннабель, как вы там? Веселитесь? — Мама вдруг зашептала. — Ничего, просто… могла бы побыть в этот вечер с Элькой… — Она резко оглянулась. — Как тебе не стыдно, ведь это же твоя сестра… Все, не хочу больше с тобой говорить! — Мама с шумом захлопнула крышку телефона и снова внимательно осмотрела комнату Эльки. — Куда же он подевался?

Элька молча разулась и легла, повернувшись лицом к стене.

— Не расстраивайся, Лолли, найдется пропажа. А этому… Джо… отнеси завтра кусок торта и конфеты. А то как-то неудобно получилось.

Элька не ответила.

— Знаешь… — мама вздохнула. — День рождения — это праздник, который продолжается до тех пор, пока не вручен последний подарок. Так что — еще раз с днем рождения, родная! — Мама поцеловала Эльку и вышла.

Когда за мамой закрылась дверь, Элька вытерла слезы и улыбнулась. Мама права: день рождения кончается не с полуночным боем часов, а с последним подарком. Интересно, что привезет ей тетушка Фанни?

Надо отдать ей должное, тетя Фанни была единственной, кто обрадовался, когда врач сообщил, что у ее младшей сестры Рины через шесть месяцев родится девочка. Элькиному папе, и маме, и Аннабельке, и многочисленным тетям-дядям, у которых детей либо не было, либо рождались только дочки, хотелось, чтобы в семействе появился, наконец, маленький мужчина. А появилась Элька. И это было воспринято, как некое предательство рода, самозванство, попахивающее вопиющей наглостью и попранием интересов семьи.

И словно в отместку за враждебную встречу, Элька росла так быстро, что даже то небольшое преимущество наличия двух однополых погодков в семье — возможность младшему донашивать одежду старшего — было сведено на нет. Платьица, костюмчики, блузочки и туфельки Аннабель были Эльке безнадежно малы. На дни рождения и детские праздники родственники приносили два нарядных платьица, или две пары туфелек, или модные купальнички, — и все, все это доставалось счастливице Аннабель, худенькой, невысокой, с маленькой ножкой и узкими запястьями, — а Элька… Элька возвращалась к стареньким джинсам и бледно-зеленой блузе-распашонке.

Потому-то и возникла традиция на дни рождения Эльки дарить конвертики с деньгами и «чисто символический подарок».

День, когда семья получала посылки от австралийских и американских родственников, всегда был праздником для Аннабельки и источником горьких слез для Эльки. Красивейшие детские вещи откладывались в ту сторону, где прыгала от нетерпения Аннабель, шкаф которой и так ломился от нарядов. А на Элькину полочку отправлялись либо шарфики-накидки-украшения, которые Элька люто ненавидела, либо широченная юбка, которая не подошла ни маме, ни тете Лее, ни тетушке Фанни и из которой «можно сообразить что-нибудь для Эльки». Но так как шить мама не умела и не любила, месяца через два обнаруживалось, что юбка благополучно перекочевала к маминой коллеге, знакомой или соседке, а то и прямиком на помойку.

Если расположение звезд и правда реально влияет на события жизни человека, то в день рождения Эльки все они попрятались, оставив дежурить самую ленивую и жадную, а в день рождения Аннабельки все до единой вылезли на небо, чтобы одарить новорожденную талантами, красотой, обаянием, а главное — невероятной удачливостью во всем.

Когда мама вела двух своих дочек записывать в хор, на музыку, в спортивную секцию, то брали всегда только одну из них. Вам ведь не взбредет в голову уточнять, кто неизменно оказывался этим счастливчиком, а кто, заливаясь горючими слезами, шел домой, отказываясь от взяток в виде мороженого со взбитыми сливками и клубничкой наверху.

Даже в художественную школу взяли не Эльку, а Аннабель, которая не способна была отличить розовый цвет от оранжевого и нарисовать… детский мяч. Правда, Аннабель там учиться тоже не стала. И с хора сбежала на третий день, и музыку вот-вот бросит. Но разве это имеет значение? Разве это имеет значение?

И с именем Эльке не повезло.

— Ну почему такая несправедливость? — спросила она как-то бабушку Дюшель. — Аннабель переводится как «прекрасная Анна», а Элька — как большой размер, «L». Назвали бы уж сразу ЭксЭксЭлькой…

Любой поход по магазинам кончался ее слезами. Едва взглянув на Эльку, продавцы объявляли: «На вашу девочку в нашем магазине ничего нет. Идите в „Три толстяка“ или в „Колобок“. Может, там найдете что-то подходящее», — и насмешливо перемигивались. И даже на художественной выставке услышала: «Мне больше всего понравился вон тот рисунок, в углу. Сейчас эта толстуха отойдет, посмотри». Он мог бы и не уточнять: больше толстых в галерее не наблюдалось.

— Дурочка ты моя, — обняла ее бабушка. — Да, Аннабель красивая девочка. И худенькая. Но люблю-то я тебя. И бабушка Фанни на тебя не надышится… И глупые Долли и Молли. Они же… из штанов выпрыгивают, когда тебя видят!

Элька рассмеялась, представив себе эту картину, и сон как рукой сняло. Накрывшись пледом, она подвинула кресло к окну, забралась в него, поджав под себя ноги, и подняла глаза к звездам.