О чем молчат бирюзовые реки. Книга вторая

Нина Ивашинникова

Это вторая книга после «Золотое озеро детства» о девочке Нинке, о её непростой жизни, о сибирском характере, любви к великому слову ЖИЗНЬ и о прекрасном и дивном Алтайском крае.

Соревнования

Шло время, мы тренировались, бегали на лыжах десятки километров, закаляя молодой организм и делая его сильным и выносливым. Мне выдали новые деревянные лыжи «Темп» — современные, узкие и лёгкие. Я не могла на них наглядеться — и пусть это ещё не пластиковые лыжи, но по сравнению со старыми они были просто королевскими! Настало время показать себя на краевых соревнованиях, и в начале декабря тренер объявил:

— Значит так: в Камень-на-Оби едут Нина Моськина, Марина Яковлева, Ира Гришина, Саша Зиновьев и Лена Попова. Есть вопросы?

Вопросов к тренеру у нас быть не могло. Это была огромная радость и ответственность — выступать за честь любимого города!

— Мама, мы в поезде поедем, — я заматывала лыжи спортивными вещами и сверху натягивала узкий серый чехол. — Представляешь, целую ночь ехать будем!

— Смотри, Нина, ничего не потеряй. По списку проверь, всё ли ты взяла, — мама принесла листок бумаги и ручку. — Столбиком пиши и потом проверяй, чтобы ничего не потерять, как в прошлый раз.

— Ладно, не потеряю… — не любила я эти мамины советы по поводу вещей. — Я в прошлый раз не потеряла, я уже тебе сто раз говорила, олимпийку у меня украли…

— Конечно! — сразу завелась мама. — Ни у кого не воруют, у одной тебя только украли! Почти новая олимпийка была — шерстяная, от костюма. Ни одной дырочки ещё. С таким трудом ведь покупала, носить и носить бы… Нет же — потеряла! Теперь только штаны и остались.

— Всё, мам, мне пора. — Я застегнула белую спортивную сумку, надела драповое коричневое пальто в клетку, кроличью шапку, бурки, перекинула сумку через плечо, обхватила тяжёлый раздутый чехол с вещами и лыжами, чмокнула маму в щёку и вышла из дома.

Через час автобус привёз меня на железнодорожный вокзал — одноэтажное старое длинное здание с неуютными полупустыми залами, холодными сиденьями и большим блёклым табло.

— Ну что, чайники, все в сборе? — Юрий Иванович посмотрел на каждого из нас. — Тогда идём к вагонам! Наш третий вагон, места в самом начале.

Поезд тронулся. Я вспомнила, как когда-то давно, восемь лет назад, такой же поезд привёз нас на далёкую станцию Сибирскую городка Бийска; какое всё здесь было чужое и незнакомое. Я тогда была ещё совсем маленькой пятилетней девчонкой, ничего не понимающая в трудностях и испытаниях. Теперь же совсем другое дело — мне тринадцать. Я учусь, работаю, занимаюсь спортом; я понимаю, что такое радость побед и слёзы поражений, я бита жизнью и родными людьми. Я закалённый кремень. Только почему-то очень часто хочется плакать…

— Нинка! На, простынь натягивай, — вдруг услышала я голос Маринки, — ты наверх полезешь. Чай будем пить?

— Ага, у тебя есть печенье? — я достала из сумки два куска чёрного хлеба, намазанных маслом и сложенных друг на друга. — Сейчас сахар достану.

Ребята стали подтягиваться в наше купе, расселись по лежакам, разложили на столе угощения: кто пирожки с повидлом, кто пряники, кто варёные яйца — получился настоящий праздничный дорожный стол! Мы до самой темноты сидели, пили чай, рассказывали разные «лыжные» истории: кто-то про Семинский перевал — одно из красивейших мест Горного Алтая, где чистейший воздух и живописный кедровый лес, и что именно там тренируются лучшие лыжные сборные Советского Союза; кто-то рассказывал про чудесное пресноводное озеро Ая, расположенное в горной котловине Катуни — что в следующем сентябре мы, возможно, поедем туда на осенние сборы. Нам было о чём говорить — нас объединяло очень многое — спорт, юность и Алтай!

Поздно ночью мы разбрелись по своим местам. Я залезла наверх и, подложив ладони под подбородок, смотрела на ночные мелькания снежных необъятных алтайских полей, берёзовых рощ, сосновых белых лесов и думала. Как хорошо думается в дороге! Мысли неслись в голове так же быстро, как менялись тёмные пейзажи за холодным окном. «Всё хорошо. Мы должны отлично выступить. Не сбилось бы дыхание. Не было бы на дистанции затяжных подъёмов и сильно крутых спусков, которых я боюсь больше всего». Я вспомнила одни соревнования, на которых многие наши девчонки просто сошли с дистанции из-за крутого опасного спуска, который к тому же посередине был ещё и с резким поворотом. Я тогда сильно испугалась — съехать с такой горы для меня было страшным испытанием. Мальчишки — и те не все преодолели дистанцию, не говоря уже о нас. Я подбежала к спуску и остановилась. Нельзя терять ни секунды! Быстро села на попу и на глазах у болельщиков сползла вниз, как когда-то в далёком детстве, катаясь на рваных картонных клочках от коробок с деревенского склона. Время было потеряно, но я добежала до финиша. «Эх, как хочется победить… Вот тогда бы мною гордились мама с братом, да что там, вся школа гордилась бы мной… А Сергей Афанасьевич вывел бы меня перед всеми ребятами на середину физкультурного зала и сказал бы важно: „Полюбуйтесь, вот наша Нинка — чемпионка! Мы все должны на неё равняться! Молоток!“» С этими сладкими мыслями я и уснула.

Морозным утром мы вышли на вокзале города Камень-на-Оби, автобус привёз нашу команду в гостиницу; весь день мы размещались, обедали, гуляли по окрестностям, подходили к широкой снежной Оби и смотрели на её красоту и просторы.

— Ну, и где же тот камень, из-за которого так город назвали? — смеялась Маринка. — Может, мы на нём и стоим?

— Нет, что ни говори, а наш Бийск намного красивее и лучше, — сказал Сашка. — У нас центр города старинный — с куполами! А стадион какой, а парк, а Успенский Собор, а кинотеатры! Здесь же некрасиво как-то, неуютно — никогда сюда не перееду!

— Да тебя здесь никто и не ждёт! — смеялись девчонки. — Соревнования пройдут, и через два дня покатим дружно домой.

Всю ночь у меня в животе что-то урчало от страха. Сна не было, я ворочалась с бока на бок и всё думала о завтрашней гонке.

Морозное январское утро. Мы стоим на старте. Я — в полосатой спортивной шапочке, сползающей без конца на глаза, в синей шерстяной олимпийке и тёплых шароварах и с выглядывающими из чёрных ботинок вязаными носками. Рядом на старте — стройные спортсменки из других городов Алтайского края в чёрных лыжных комбинезонах с повязанными поверх нагрудными номерами. Какие они красивые! Как же страшно…

— Эй, пехота! — Кричит нам Юрий Иванович, сжимая в ладони секундомер. — Давай-давай-давай! В горку поднажми! Голень выбрасывай! Толкайся резче! Следи за дыханием! Обходи её! Молодец!

Мы бежим. «Где же второе дыхание? — спрашиваю я у своего внутреннего голоса, — почему так невыносимо тяжело? Не могу больше! Задыхаюсь…» Ноги дрожат, икры сводит от напряжения, я забегаю по пологому подъёму наверх и, поджав палки и присев, скатываюсь с затяжного спуска вниз. Отдыхаю…

— Оп! — слышу голос соперника позади меня и неохотно уступаю лыжню. Меня обходит спортсменка в лыжном блестящем комбинезоне и шапочке с меховым помпоном.

«Пятнадцатый номер. Я тринадцатый. Попробую держаться за ней…» Но через минуту она скрывается из виду. «Победить я хочу! Тут бы не опозориться! Нинка — лыжница-булыжница… Худеть надо, коровушка!» — думаю я и, наконец, без сил финиширую, падая прямо за красной лентой…

— Ну что, чайники, снова опозорили мои седины! Пробежали так себе, — подводил вечером итоги наш тренер. — Моськина шестнадцатая, Гришина десятая, Попова двадцатая, Яковлева молодец — пятая. Зиновьев — про Зиновьева вообще молчу. Завтра бежим эстафету и сразу после обеда — в поезд. Надеюсь, что эстафету хоть отработаете на все сто?

— Отработаем, Юрий Иваныч, — кивали мы головами, — если Зиновьев за девчонок выступать будет!

Сашка смущённо засмеялся, проводя ладонью по кудрявым чёрным волосам.

— Я вас для чего на краевые соревнования привёз? — рассердился тренер. — Чтобы вы мою седую голову опозорили? Всё, расходимся отдыхать и завтра снова в бой!

Юрий Иванович всегда напоминал про свои седины и про то, как мы его каждыми соревнованиями позорим, хотя в его тридцать семь лет в русых волнистых волосах не было ни одного седого волоса. Но присказка про седину была.

И снова всю ночь не спалось, внутри урчало от страха и волнения. Какие тяжёлые были те ночи перед соревнованиями!

Мы неслись по бесконечной лыжне этап за этапом, смахивая от ветра слёзы и сморкаясь на бегу в белоснежные сугробы, тяжело дыша на подъёмах и переводя дыхание на спусках. Мы обгоняли соперников и провожали безнадёжным взглядом лидеров… Как помогали нам поддерживающие крики наших товарищей!

— Нинка, давай! Вставай на левую лыжню! Догоняй! Обгоняй! Быстрее поворачивай!

— Ну, что, лыжники-булыжники? — уныло сказал тренер. — Четвёртые — это, конечно, не восьмые. Но и не третьи. Барнаульцев, понятно, не догнать, сильная команда. Но Рубцовск-то? Почему они третьи? Не дожали, не доработали. Одним словом — пехотинцы… Ладно, всё равно молодцы. Есть над чем работать. Живо обедать и через час собираемся в холле.

Поздно вечером поезд остановился на Бийском железнодорожном вокзале. На круглых уличных часах показывало местное время — двадцать три часа. Я растерянно посмотрела на часы и поняла, что сегодня до дома мне уже не добраться.

— Ну что, ребята, по домам? — весело попрощался с нами Юрий Иванович. — Завтра выходной, во вторник жду всех на тренировке!

Я молчала. Всей гурьбой мы зашагали на автобусную остановку.

— Девочки, а какой-нибудь автобус едет в Заречье? — растерянно спросила я.

— Не знаем, мы на трамвае доедем, тут недалеко.

— А-а, я тогда тоже на трамвае, с вами…

Ледяной полупустой трамвай довёз нас до центра города, ребята вышли и, шумно переговариваясь между собой, скрылись в темноте. Я осталась совсем одна. Вдалеке горел одинокий тусклый фонарь, освещавший остановку перед мостом. Я обхватила руками тяжёлый чехол с лыжами, поправила ремень от сумки на плече и пошла к фонарю. На тёмной автобусной остановке было безлюдно. Действительно, кому придёт в голову в двенадцатом часу ночи стоять на морозе в ожидании автобуса, которые завершают свои рейсы в десять? Куда идти? Никого из знакомых, кто бы жил в центре города, я не знала. Я оглянулась и посмотрела в освещённые окна пятиэтажного дома. Кое-где ещё горел свет. «Сидят люди дома, пьют чай, смотрят телевизор и не знают, что под их окнами стою я, Нинка Моськина, и мне сегодня, может, так и придётся стоять на остановке. До утра… В шесть часов поедет первый рейсовый автобус, который и заберёт моё чуть живое оледеневшее тело…» Я смотрела во все окна в надежде на чудо. Вдруг из-за поворота две яркие фары осветили дорогу, и я увидела приближающийся автобус. Третий маршрут! Двери со скрипом открылись и я, запихивая лыжи, зашла в салон. Ура! Светло, правда, так же холодно, как и на улице. Зато не страшно. Несколько пассажиров сидели на холодных сиденьях, изо рта выдыхая тёплый пар.

— Извините, — обратилась я к водителю, — автобус до конечной остановки идёт?

— Это дежурный автобус, идёт до льнокомбината, — буркнула пожилая пассажирка в облезлой шапке из песца и зелёном пальто. — Водитель сказал — без остановок…

— Мне и надо — без остановок! — уже весело согласилась я. — А там я как-нибудь доберусь… недалеко там до дома…

Хотя до дома было ещё очень далеко.

На конечной остановке на самой окраине ночного города я стояла под одним-единственным фонарём. Ждать уже было нечего. Ни автобусов, ни машин, ни людей, ни даже света в окнах не было видно. Только я и фонарь. «Я могу пойти к одноклассникам, конечно, — судорожно думала я. — Я позвоню к ним в квартиру и попрошусь переночевать. Если родители проснуться, то наверняка меня не выгонят, пустят. Могу… Но я очень хочу домой… К маме… я хочу в свой маленький холодный домик из лиственницы, хочу переодеть шаровары, свитер, носки и залезть к маме под ватное одеяло, прижаться к ней и уснуть, забыв про холодный безлюдный ночной город и страх». С этими мыслями я шагнула из освещённого круга в темноту… Сначала я шла мимо многоэтажек, мимо своей родной девятой школы, заглядывая в её темные безлюдные окна. Никогда прежде я не видела свою школу ночью. Сегодня это было впервые. Тихо. Только изредка где-то вдалеке раздавался звук двигателя от какой-то машины и плавно стихал. Я шла быстрым шагом мимо последних домов, и через несколько минут тусклые огни микрорайона оказались далеко позади. Впереди была кромешная тьма. Так страшно мне ещё никогда не было. Вдалеке на зимней дороге заблестели яркие фары грузовика. Я резко прыгнула за обочину и присела. Грузовик промчался мимо меня и скрылся за поворотом. «Ух, не заметил…» — в висках стучала кровь, во рту пересохло, я вылезла из-за обочины и пошла дальше посередине дороги. В лесочке около дома престарелых несколько лет назад цыгане установили памятник старому цыгану, перевернувшемуся на тракторе именно в этом фатальном месте, мимо которого я сейчас и проходила. Я посмотрела на темные очертания памятника, моё тело от ужаса стало свинцовым, и я зажмурилась. «Ничего страшного, это просто постамент, здесь никто не похоронен…» Через минуту памятник остался позади. Вдруг из-за ночного облака выглянула круглая жёлтая луна; словно небесный светильник, она осветила весь пустынный путь. Стало так светло — луна отражалась на ледяной дороге, по которой я, скользя подошвами бурок и едва не падая, шла домой. Неожиданно для себя, я открыла рот и тихо, почти шёпотом, запела:

Конец ознакомительного фрагмента.