О чем молчат бирюзовые реки. Книга вторая

Нина Ивашинникова

Это вторая книга после «Золотое озеро детства» о девочке Нинке, о её непростой жизни, о сибирском характере, любви к великому слову ЖИЗНЬ и о прекрасном и дивном Алтайском крае.

Знакомство

В начале лета мы переехали в маленький бревенчатый домик на улицу Мало-Угренёвская, расположенную на самом высоком берегу Бии. Улица тянулась так далеко, что пройти от начала до её конца было непростой задачей, поэтому жители то и дело катались на велосипедах и телегах, запряжённых лошадьми. Выйдя на обрывистый берег, можно было увидеть живописную картину: широкая, степенная, спокойная река текла и была совсем не похожа на ту Бию, которую я привыкла видеть, живя в Горном Алтае. Вдалеке, на противоположном берегу, раскинулось красивое село Мало-Угренёво, окружённое со всех сторон зелёной полоской леса. Вдоль реки почти посередине лентой тянулся брусчатый откос, разделяя водную гладь на две части. По нашей стороне сплавляли спиленный лес. Выше по течению огромный участок занимал специальный загон, огороженный высокими бетонными сваями, издалека напоминающими башни. Было видно, как кто-то открывал путь для брёвен, и те, тяжело разворачиваясь и слегка покачиваясь, плыли в сторону города.

— Ух ты! — воскликнул Олег, глядя свысока на эту картину. — Брёвна сами к нам плывут! Вот где можно дрова на зиму заготавливать!

И действительно, как только огромный поток древесины проплывал мимо домов, мужики с длинными жердями тут же начинали цеплять её и подгонять к берегу. Затем, вытащив сырое дерево на берег, ловкими движениями откатывали его в сторону. Через несколько часов на берегу появлялись несколько кучек из брёвен, сложенных друг на друга. Спиленные стволы сосны плыли так тесно, что некоторые местные мальчишки умудрялись бегать по ним, перепрыгивая с одного качающегося дерева на другое. Через несколько часов река снова становилась свободной, и только многочисленные куски коры и щепок напоминали о недавнем сплаве.

— А это что над водой торчит? — показывая пальцем на выглядывающую из воды макушку ствола, спросил брат местного мужика, курившего около своего «улова».

— Это топляки, сынок, — ответил тот. — Всё, как в жизни: сильные плывут от лесозаготовки до комбината, слабые тонут. Тут таких много, какое бревно полностью под воду ушло, какое торчит.

— Понятно. А почему на машинах их не возят? Это и быстрее, и брёвна сухими остаются.

— Дешевле, наверное, — ответил мужик, и, сняв фуражку, рукавом протёр взмокшую лысину. — А вы, ребята, откуда будете? Я вас впервые вижу здесь. Гости что ли?

— Нет, не гости, — сказал Олег, покусывая сухую тростинку. — Мы приезжие. С Телецкого озера. Слышали про такое?

— А чего ж не слышать? Знаю. Лес ведь с тех краёв сплавляют. Меня, кстати, дядя Лёва звать, а вас как?

— Я Олег, а это моя сестра Нинка. Мы недавно сюда приехали. Вообще-то мы с Севера.

— С Севера? Ух ты! — удивился дядя Лёва, — а родители где же?

— У нас мамка одна. Отца нет, — ответил брат, — она почтальоном тут работает.

— А я-то думаю, что за красивая женщина нам письма приносит. Понятно. Значит, мамка ваша.

Мы попрощались, и, поднявшись на высокий песчаный берег, пошли в сторону дома.

Дома располагались с двух сторон коротких переулков, ведущих от шоссейной дороги к реке. За дорогой начинались бескрайние совхозные поля, засаженные облепихой и черноплодной рябиной. Сразу за полями виднелся сосновый лес, который лентой тянулся до самого горизонта. Сколько места здесь было для игр!

— Мамочка, тут так интересно! — восторженно сказала я за обедом. — Как здорово, что мы здесь очутились!

— Да, Нина, мне самой нравиться, — улыбнулась мама. — Люди приветливые, добрые. Я уже со многими познакомилась, пока пенсию по домам разносила.

Мы поселились в маленьком домике из сухой лиственницы, со всех сторон засыпанном завалинкой. Состоял он из небольшой светлой комнатки и кухоньки. Под окном раскинула свои ветви старая черёмуха, под которой на узкой скамье я нашла себе подходящее место для игр. Посередине комнаты стояла настоящая русская печь, белёная известью, с тёплой верхней лежанкой. Наша полуразвалившаяся мебель заняла оставшееся место, для брата кровать поставить было негде, и её пришлось перенести в тёмный сырой предбанник. Вместо неё около окошка разложили раскладушку и ненужные вещи в чемоданах запихали под неё.

Домик стоял посередине участка, огороженный высоким, слегка покосившимся дощатым забором с воротами, которые закрывались на кованый крючок и бревно, катающееся по ржавым скобам. Сквозь щели забора просвечивался переулок и соседние дома. Внутри ветхого сарая спрятался старый колодец, представляющий собой бетонное круглое сооружение с бревном посередине и намотанным на него тросом, к концу которого было привязано погнутое от тяжёлой работы ведро.

Я подошла к колодцу и осторожно покрутила ручку. Ведро стало медленно опускаться в сырую колодезную яму, слегка раскачиваясь и поскрипывая. Я со страхом посмотрела вниз. На самом дне переливался зеркальный круг, в котором блестело моё тёмное отражение. Закрыв за собой дверь, я быстро вышла.

— Ну как, Нинка, набрала воды? — спросил брат.

— Да ты что? Я ж вместе с ведром туда провалюсь!

— Пошли, я покажу тебе, как надо воду набирать, — с умным видом предложил Олег.

Он отпустил ручку, и ведро со стремительной скоростью полетело вниз. Через мгновенье оно с силой ударилось о воду и полностью погрузилось. Брат ловкими движениями стал накручивать трос и через минуту вытащил полное ведро, затем перелил воду в другое, эмалированное ведро и закрыл колодец тяжёлой ржавой крышкой.

— Вот так, Нинка, учись. Воды много надо: и в дом, и в баню, и в бочку для полива. Сама набирать будешь.

Поодаль от колодца стояла маленькая старая банька с верандой и сырым предбанником, обитыми изнутри крашеной в болотный цвет фанерой. Внутри было темно и холодно, повсюду пахло затхлостью и плесенью.

— Олег, может, с нами жить будешь? — предложила мама.

— Нет, пока лето, в бане поживу. В доме даже стены свободной нет для моей полки, все углы заставлены.

Я была рада, что Олег переехал от нас хотя бы на лето.

Ранним июльским утром меня разбудил брат:

— Нинка, вставай быстрее. Там лес сплавляют, пошли дрова заготавливать.

Я открыла один глаз.

— Олег, давай попозже, я сон досмотрю…

— В следующий момент холодная вода из ковша залилась мне в ухо.

— Ещё добавить? — спросил брат, поднося следующую порцию.

Я соскочила с кровати и быстро оделась. Сон досмотреть так и не удалось.

Всё утро мы вытаскивали брёвна на песчаный берег, заходя по колено в холодную воду.

— Ну всё, пусть просохнут, через недельку будем с тобой их перетаскивать и пилить.

Без сил, еле передвигая ноги, я плелась за братом домой. «Это тебе не общежитие, — думала я. — Здесь работать надо. Жалко, что папки нет. Он бы точно нам помог дрова таскать».

После обеда я вышла во двор. За забором слышались ребячьи голоса и весёлый девичий смех. Я подошла к воротам и сквозь широкую щель увидела двух мальчишек и девочку лет десяти в ярком сарафане и с гладко зачесанными волосами, собранными в длинную русую косу. Долго с любопытством наблюдала за их игрой, пока, наконец, она не заметила меня и спросила:

— Как тебя зовут?

— Нина Моськина, — ответила я и забралась на самый верх забора.

— А я Лена Филиппова. Пойдёшь с нами за дорогу? Мы через канавы прыгать будем!

— Ага, сейчас у Олега отпрошусь!

Вскоре мы перебежали дорогу к черноплодному полю и начали с разбега прыгать через широкий длинный ров.

— Вот здорово! — орала я, перелетая через него.

— Посторонись, я бегу! — кричала Ленка, разгоняясь и отталкиваясь крепкими ногами с такой силой, что сарафан раздувало, а коса подлетала к самой макушке.

Через полчаса вместе с нами прыгали местные мальчишки: Лёшка, Сашка и Андрейка.

Весь день мы бегали, смеялись, рассказывали всякие небылицы и поздно вечером разошлись по домам.

Ленка жила в соседнем доме с бабушкой Панной, мамой Шурой и младшим братом Сережкой, конопатым белобрысым мальчишкой лет восьми. Как только я подходила к забору и звала Ленку на улицу, с визгом из будки вылетала огромная лохматая собака и, оскалив зубы, лаяла с такой силой, что моего голоса уже не было слышно. Выходила подружка, и мы снова шли играть.

— Нинка, давай сегодня по веникам бегать?

Мы неслись по бескрайним вениковым полям, теряясь в высоких лохматых зарослях, прятались, падая на ломкие стебли, поднимались и снова бежали до самого леса. После таких игр ноги были исполосованы от листьев и прутьев, мы валились на траву и, срывая подорожник, плевали на зелёный лист и прикладывали его к ранам.

Вечером Олег сказал мне:

— Нинка, завтра мы с тобой перетаскаем брёвна в ограду, а после пилить начнём. Потом я наколю их, а ты складывать в поленницу будешь.

Настроение от такого плана упало, и я скривилась в унылой гримасе. Но делать нечего, дрова сами домой не придут, как в сказке «По щучьему велению», и несколько дней лета мы на полусогнутых ногах носили по брёвнышку к сараю, где росла наша дровяная куча. Потом, взявшись за деревянные ручки пилы, распиливали дрова, от чего руки к вечеру дрожали и висели словно плети. Но как только я слышала голос Ленки, тут же выскакивала из дома и сломя голову бежала за новыми приключениями. А приключений нас ждало великое множество.